Портрет смерти — страница 31 из 61

– В том числе и запрета на убийство?

– Обвинять Хастингса в убийстве настолько абсурдно, что я даже отвечать не буду.

– Он затолкал одного из своих помощников в лифт. Бросил в другую бутылку. Угрожал выкинуть в окно третьего. Перечень можно продолжить.

Алые губы Люсии искривились.

– У него были на это причины. Художники – истинные художники – всегда темпераментны.

– О'кей. Ненадолго оставим в покое темперамент истинного художника Хастингса. Насколько защищены его файлы, записи и дискеты с фотографиями?

Люсия покачала головой и взбила светлую челку.

– Совершенно не защищены. Тут он не слушает никого, в том числе и меня. Он не может запомнить пароли, команды и ужасно злится, если не может быстро добраться до нужного снимка.

– Значит, доступ к ним мог иметь кто угодно?

– Ну, сначала этот человек должен был получить доступ в студию.

– Это сужает список до натурщиков, клиентов, то и дело меняющихся помощников, постоянных и временных служащих.

– Уборщиков.

– И уборщиков.

– Ремонтников. – Люсия пожала плечами. – Только им разрешается входить в студию, когда он отсутствует. Они выводят его из себя. Иногда он пускает студентов. Они должны платить и соблюдать тишину.

Ева едва не вздохнула.

– У вас есть список уборщиков, ремонтников и студентов?

– Конечно. У меня есть списки всех.

* * *

Вернувшись в управление, Ева закрылась у себя в кабинете. Она поставила чертежную доску, прикрепила к ней фотографии жертв, тесты, полученные Надин, списки опрошенных и тех, кого еще предстояло опросить. Потом села, разложила свои записи и дала волю мыслям.

Она заново опросила Джексона Хупера и Диего Фелисиано; на этот раз их показания были практически одинаковыми. Кенби Сулу они не знали, не опознали и в роковую ночь были дома одни.

Возможна ли связь между Хупером и Фелисиано?

Ева покачала головой. «Я перегибаю палку, – подумала она. – Надо взять себя в руки».

Убийца чего-то хотел от жертв. Их свет. Хастингс говорил, что он не смог бы погасить их свет. Чего хотел убийца? Погасить их свет или впитать его в себя?

Какова была его цель?

Слава. Он хотел славы, признания, одобрения. Но не только.

Жертвы были выбраны сознательно. Юность, жизненная сила, невинность. Оба были умны, сообразительны, одухотворены и красивы.

Яркий свет…

Для отправки данных убийца использовал компьютерный клуб. Следовательно, он часто бывал там. Знал правила, знал, что клуб привлекает к себе множество студентов.

Был ли он сам студентом или только хотел им стать?

Может быть, он не мог себе это позволить? Был исключен? Или еще учился, хотя считал себя сложившимся художником?

Он знал фотодело и достиг в этом искусстве немалых высот. Ева вновь подумала о Лиэнн Браунинг. У той было алиби, но алиби можно подделать.

Ева сделала новую запись: «Возможная связь между Браунинг и/или Брайтстар и Хастингсом?»

Она приказала компьютеру вывести на экран карту города и высветить нужные районы. Два места преступления, два высших учебных заведения, «Портография», автостоянка, квартира Диего, клуб, дома обеих жертв и места обнаружения трупов.

Обе жертвы были брошены возле мест их работы. Почему?

Где работает сам? Где он делает свое дело? Очень важное для него дело?

Неподалеку от клуба? Он активен, но зачем ловить рыбку далеко от дома? Зачем наблюдать, охотиться, а затем сообщать об этом средствам массовой информации?

Обе жертвы знали своего убийцу. Ева была уверена в этом. Случайный знакомый, добрый приятель, соученик, преподаватель. Кто-то, кого они уже видели. Но они вращались в разных кругах и не имели общих знакомых.

Кроме Хастингса и клуба «Устрой сцену».

Ева провела поиск фотостудий в радиусе пяти кварталов от компьютерного клуба. Попыталась сопоставить список их владельцев со списком, полученным от Люсии, и осталась ни с чем.

Нужно было дать Пибоди список служащих и перепроверить его.

Она рассеянно потерла лоб и позвонила Делии, сидевшей в предбаннике:

– Принеси мне что-нибудь из буфета, ладно? Кредиток при мне нет, а эти чертовы автоматы больше не принимают мой код.

– Потому что вы их пинаете.

– Черт побери, возьми мне какой-нибудь сандвич!

– Даллас, ваша смена кончилась пять минут назад.

– Если я выйду из кабинета, ты пожалеешь, – пригрозила Ева и дала отбой.

За открытой дверью слышался шум; шла пересменка. Ева ела за письменным столом, запивая паршивый сандвич отличным кофе, ввела в файл последний отчет, поторопила экспертов, отправила два коротких послания Моррису и снова посмотрела на свою доску.

Убийца уже выбрал следующую жертву, и, пока она будет искать связь, погаснет еще один яркий свет.

Ева собрала вещи и приготовилась завершить хотя бы одно дело из запланированных – вернуться домой и пнуть Рорка в зад.

Перспектива была не из приятных, но она и так потратила впустую слишком много времени. По дороге к лифту Ева заметила спешившую навстречу доктора Миру.

– Я надеялась застать вас.

– Так и вышло. Может быть, вернемся в мой кабинет?

– Нет, нет. Езжайте домой. Я с удовольствием сделаю то же самое. Может быть, поговорим по дороге?

– Отлично, я вас подвезу. Вы закончили анализ Хастингса?

Мира улыбнулась. Она умудрялась выглядеть свежей как утро даже после долгого рабочего дня. На ее кремовом костюме не было ни единого пятнышка, ни единой морщинки. По мнению Евы, такой светлый костюм должен был запачкаться максимум через час пребывания в центре Нью-Йорка, особенно поблизости от управления. Лицо Миры обрамляли густые темные волосы, на шее тускло переливалась нитка жемчуга.

Мира, стоя рядом с Евой в лифте, переступила ногами в элегантных, как успела заметить Ева, туфельках.

– Да. Очаровательный человек. Раздражительный, вздорный, вспыльчивый, смешной. И исключительно честный.

– Значит, он чист?

– По моему мнению, да. И я уверена, что вы пришли к такому же выводу раньше меня.

– Я думаю, Хастингс мог бы сбросить кого-нибудь с крыши в припадке ярости, но он не тот человек, который будет сидеть и хладнокровно готовить план убийства, а потом скрупулезно реализовывать его.

– Нет, не тот. Его можно было бы лечить от приступов гнева, но, скорее всего, бесполезно. Он мне даже нравится.

– Мне, пожалуй, тоже.

– Ваш убийца не уступает Хастингсу в дерзости и, возможно, в мастерстве, но ему не хватает уверенности и непосредственности последнего. Кроме того, Хастингс – принципиальный затворник, а убийца страдает от одиночества. Он нуждается в своих фотографиях не только как в произведениях искусства, но и как в средстве общения.

– Иными словами, запечатленные на них люди становятся его друзьями?

– В каком-то смысле. Он всасывает их, их юность и энергию, а опосредованно впитывает сущность жертв и тех, кого они знали. Их друзей и родных. Забирает их жизненную силу.

– Он не применяет насилия. Действует очень тонко и тщательно. Тут нет гнева. Потому что они – это он или скоро станут им.

– Очень верно.

– Он сохраняет образы жертв, показывает их с лучшей стороны. Гримирует перед съемкой, придает привлекательную позу. Да, верно, частично это диктуется честолюбием – мол, убедитесь, на что я способен, посмотрите, какой я талантливый. Но еще и тщеславием. Мы теперь одно, и я хочу выглядеть красивым.

– Интересно… Да, очень возможно. Это сложная личность, искренне верящая, что она имеет право делать то, что делает. Возможно, даже считающая, что выполняет свой долг. Но не бескорыстно. Это не священная миссия. Он хочет признания. Может быть, когда-то он разочаровался в своем искусстве и считает, что его талант недооценили. В частности, Хастингс и те, кто предпочел ему Хастингса. Поэтому вполне логично предположить, что он брал первоначальные снимки жертв из файлов Хастингса. Один из возможных мотивов – желание превзойти конкурента.

– Или учителя.

Мира подняла брови.

– Не могу представить себе Хастингса в роли учителя.

– Я тоже, но убийца может думать по-другому.

– Я подумаю над этим еще, но мне понадобятся ваши последние отчеты.

– Конечно, вы их получите. Спасибо. – Они уже подъезжали к дому Миры, когда Ева вдруг спросила: – Доктор Мира, вы ведь давно замужем?

«Большой шаг вперед, – подумала Мира. – Наконец-то ты заговорила о чем-то личном по собственной инициативе».

– Да. Через месяц будет тридцать два.

– Тридцать два? Года?!

Мира засмеялась:

– Дольше, чем вы живете на свете.

– Думаю, у вашего брака были взлеты и падения.

– Да. Супружеская жизнь – не для слабых и ленивых. Это труд, но так и должно быть. Иначе в ней не было бы смысла.

– Я говорю не о труде. – «А о чем же тогда?» – спросила себя Ева. – Люди иногда пресыщаются друг другом, верно? Это не значит, что их чувства изменились, просто им нужно сделать шаг назад.

– Иногда нам нужно побыть наедине с собой или что-то сделать в одиночку. В любом партнерстве человеку требуется личное пространство и время.

– Да. Наверно.

– Ева, у вас нелады с Рорком?

– Не знаю, – вырвалось у нее. – Наверно, я дура, вот и все. Вчера вечером он был на себя не похож, а я сделала из мухи слона. Но я знаю, как он смотрит на меня, знаю его тон и жесты. А тут все полетело к черту. Абсолютно все. Наверно, у него был трудный день. Почему я не оставила его в покое?

– Потому что вы любите мужа и переживаете за него.

– В тот вечер мы так и не смогли найти общего языка, а ночью он не пришел в нашу спальню. Сегодня меня рано вызвали на работу, и я оставила ему сообщение. Но он не позвонил. Вчера он буквально выставил меня из своего кабинета, а сегодня ни разу не дал о себе знать. Это не похоже на Рорка.

– А вы ему тоже не звонили?

– Нет. Черт побери, теперь его очередь!

– Согласна, – с теплой улыбкой сказала Мира. – Значит, вы дали ему личное пространство и время. – Она наклонилась и удивила Еву, поцеловав ее в щеку. – А сейчас езжайте домой и расспросите его хорошенько. Вам обоим станет легче.