[54].
Вот, оказывается, что так нервировало Сталина. Кстати, то место, где Ленин упоминает «авторитет генсека», при публикации статьи исчезло. Нетрудно догадаться — кто персонально об этом позаботился.
Что до указания губкомам — игнорировать ленинскую статью, то здесь генсек оставил явный след: это указание Сталин подписал лично.
Десять лет спустя, когда статью Ленина нарекут «гениальной», когда Сталин сменит кресло генсека на трон самодержца, он распорядится изъять свое директивное письмо из всех архивов. Но два экземпляра сохранится. И несколько старых партийцев, из бывших секретарей губкомов, случайно уцелевших, подтвердят в годы короткой оттепели получение той сталинской директивы.
Флейта Силена
Как, при каких обстоятельствах зародилась в недрах ЦК эта «должность» — генерального секретаря?
В 1919 году была введена номенклатура ответственного секретаря. Этот пост занимали Е. Стасова, а с 1921 года — Н. Крестинский. Тогда же учрежден штат из трех ответственных секретарей: А. Микояна, Ем. Ярославского, В. Молотова. Последний проявил свою несостоятельность, поговаривали об его замене, но он все же проник и в следующий состав — уже вместе с В. Куйбышевым и И. Сталиным.
В том трио двадцать второго года доминировал Сталин: его волевому напору и властолюбию ни Молотов, ни Куйбышев, не могли ничего противопоставить. Да и пытались ли? Избирательным механизмом Сталин тогда уже овладел, в технологии управления центральным аппаратом для него секретов не существовало. Свое руководящее положение в Секретариате он закрепил формально, присвоив себе статус генерального секретаря. Нужный человек в нужный момент внес на заседании ЦК соответствующее предложение, кто-то с места — Сталин очень хорошо знал кто — поддержал, и вот уже «вопрос» поставлен на голосование…
Интересно было бы установить — кто персонально из членов ПБ и ЦК выдвигал Сталина на различные посты: секретаря, генерального секретаря, наркома по делам национальностей, РКИ и, наконец, ответственным за соблюдением Лениным предписаний врачей. В число этих лиц несомненно входили Каменев, Молотов, Ворошилов, Куйбышев… Кто еще? Кто возражал (если вообще такое случалось)?
Сочинители сказочной биографии Сталина утверждают будто бы его избрали генсеком по предложению Ленина (на Пленуме ЦК 3 апреля 1922 года)[55]. Подобными домыслами книга начинена до отказа. Все они недостойны научного опровержения.
Должность генсека Сталин сохранял за собой более тридцати лет, до самой кончины[56]. А тогда, в начале двадцатых, никто из ближайшего окружения Ленина, да и сам вождь не придавали этому обстоятельству серьезного значения: возглавляло ЦК Политбюро, председателем которого с 1922 года был Зиновьев, его сменил через год Каменев. Генсек не определял, не мог определять политический курс партии. Так думали партийные лидеры.
…Фригийский силен Марсий нашел брошенную Афиной флейту. То была волшебная флейта — под ее звуки всяк пускался в неудержимый танец. Древняя легенда рассказывает, что однажды силен заснул на берегу ручья. Афина забрала свою флейту и заиграла… Проснувшемуся Марсию не оставалось ничего иного, как пуститься в пляс.
Вручая Кобе ключ от Секретариата ЦК, Каменев, Зиновьев, Бухарин были уверены, что он будет плясать под их дудку. Вскоре выяснилось, что у Сталина имеется собственная дудка. В такое безобидное на первый взгляд канцелярское словечко «генсек» он сумел вдохнуть весомое содержание. Исподволь расширял функции генерального секретаря, усиливал свое влияние в центральном аппарате и на периферии. Руководители на местах — в губерниях, уездах, в столицах национальных республик постепенно проникались впечатлением о личном могуществе товарища Сталина. Циркуляры, резолюции, решения, письма шли в губернии и края за его подписью. Командировочные удостоверения членов ЦК скреплялись той же подписью: «И. Сталин». И — главное — назначения работников на места.
Распределением высших партийных кадров ведало Организационное бюро ЦК. Эту инстанцию Сталин оседлал сразу. В 1921 году, будучи уже членом ПБ, он вошел в Оргбюро на правах непререкаемого руководителя и начал насаждать повсюду — в аппарате ЦК и Совнаркоме, в нацреспубликах, крайкомах, губкомах своих людей.
Б.С. Баженов, один из секретарей Сталина, рассказал, что генсек имел обыкновение ходить взад-вперед по кабинету, пыхтя трубкой. Потом — звонок, вызов секретаря и короткое распоряжение: этого секретаря обкома убрать, того-то послать на его место… Дальше уже Оргбюро, целиком подвластное генсеку, с неканцелярской легкостью оформляло снятие-назначение партийного деятеля.
… В лагерях перемещением «кадров» занималась учетно-распределительная часть, УРЧ. Заключенный спит себе беспечно на нарах (о чем, собственно, беспокоиться? Пайку начальник выдаст, четырнадцатичасового голодного рабочего дня тоже не лишит, впереди много таких дней, месяцев, лет…), а УРЧ уже назначила зэка на этап — на другую колонну, а то и в другой лагерь. Утром нарядчик вызовет с вещами на вахту, подойдет конвой и — в вагонзак. И никаких прений.
С Оргбюро ЦК тоже никто не спорил.
Сталина это устраивало вполне. Если бы не могущественное ПБ, можно было бы считать так удачно начатую игру сделанной.
Пройдет не так уж много лет, вчерашние наставники генсека научатся плясать под его дудку, а Политбюро превратится в лакейскую. Ныне же члены верховного органа партии никак еще не желают смотреть на мир из-под козырька сталинской фуражки.
… А если попробовать перелить власть из ПБ в другой орган? Да сделать это без лишнего шума и всяких там решений-резолюций? Этим другим органом мог быть Секретариат ЦК. Сталин пытается придать ему директивные функции.
К сожалению, маневр был разгадан. На XIV партсъезде в декабре 1925 года Каменев, преодолевая обструкцию сталинских крикунов, сказал:
«…Мы против того, чтобы делать „вождя“… Мы против теории единоначалия. Мы против того, чтобы Секретариат… стоял над политическим органом»[57].
…Год 1923. Уже два года Сталин занимает пост генсека, а до полной власти в партии ох как далеко… Овладеть всем аппаратом ЦК, расставить на решающих участках своих людей, преданных, исполнительных и — обязательно! — не рискующих взирать на генсека сверху, как Троцкий. Не смеющих смотреть ему, Сталину, прямо в глаза, как Скрыпник или Затонский, а способных заглядывать снизу и ловить директивы из-под генсековских усов.
Они уже имеются — Молотов, Куйбышев, Ворошилов, Андреев, Ярославский… Но их еще мало.
И Сталин упорно, методично укрепляет свои тылы — в Оргбюро, в Секретариате, в отделах аппарата ЦК, в редакции «Правды» и в Совнаркоме.
Партийная бюрократия в 1921–1924 годы только еще набирала рост, а Сталин уже учуял непоборимую силу аппарата ЦК.
Порядок назначения на ответственные посты в центре и губерниях через ЦК был установлен при жизни Ленина. Уже тогда диктатура пролетариата переросла в диктатуру партии.
Придя к власти, пока еще далеко неединоличной и пока еще только в партии, Сталин быстро усвоил простую истину: ключ к вожделенной власти лежит в кабинете генсека. И еще одно он усвоил: аппарат ЦК может многое.
В недрах аппарата можно похоронить любое решение ЦК, даже решение съезда партии. Тот, кто овладел аппаратом, мог заблокировать указание Политбюро или члена ПБ. Этот же деятель мог провести через аппарат, под видом директивы ЦК, свое личное указание.
Когда Ленин, опасаясь политического раскола, начал диктовать строки своего Завещания, в котором предлагал увеличить число членов ЦК до пятидесяти или даже до ста, он имел в виду обучить цекистской работе возможно большее число коммунистов.
Сталин своеобразно воспользовался этим советом вождя. На XII съезде партии он уже шельмует, «на основании» ленинских слов, руководящих работников ЦК. Сталин заявляет, что внутри ЦК имеется ядро в десять — пятнадцать человек, которые наловчились в деле руководства и «рискуют превратиться в своего рода жрецов по руководству… могут заразиться самомнением, замкнуться в себе и оторваться от масс… Это ядро внутри ЦК… становится старым, ему нужна смена»[58].
Вот какую трансформацию претерпела ленинская рекомендация. Выразив в лишенной изящества форме недоверие соратникам Ленина, Сталин предлагает взять в ЦК «… свежих работников… имеющих головы на плечах»[59].
Предложение Сталина повисло в воздухе, делегатам оно показалось преждевременным. Ему бы обождать немного, еще вождь не почил, еще не потеряло вес Политбюро и старая гвардия оставалась в силе.
Товарищ Коба бывал иногда излишне прямолинеен и тороплив. Но Сталин-политик уже научился менять скорость и корректировать собственные ошибки. Отправляя в печать стенограмму съезда, Сталин вычеркнул из текста своего выступления слова о «будущих руководителях».
(Лишь в 1968 году исчезнувшие строчки всплывут в примечании нового издания).
Но слова — словами, а дело — делом. Число членов ЦК возросло с двадцати семи до сорока — столько избрал съезд. Теперь генсеку легче будет маскировать продвижение своих людей на ключевые посты в партии. И проще выводить из ЦК неугодных.
При Ленине каждый член ЦК мог и в Секретариате, и в Оргбюро, и в ПБ поставить любой волнующий его вопрос, отстаивать свою точку зрения и, в случае надобности, обратиться к пленуму ЦК. Но и решение пленума, обязательное для всех коммунистов, член ЦК мог обжаловать перед съездом партии.
Эта Ленинская традиция связывала действия генсека, костью в горле застряла. Он «терпел» до 1925 года. На XIV съезде партии Сталин дозволил меньшинству выступить в последний раз. На этом демократическая традиция иссякла. На следующем съезде никто уже с генсеком не спорил: ни один «вольнодумец» не был даже «избран» делегатом.