[166]. Опирался ли Сталин в этом случае на революционное правосознание, теперь уж не установить. Но Крыленко он уничтожил.
Иосиф Асцатуров, двоюродный брат известного революционера Богдана Кнунянца (у Богдана два брата и сестра коммунисты с первых лет века), инженер-строитель, приехал в тридцать седьмом в Москву в Президиум Верховного Совета. Ему вручили орден Ленина — награду за досрочное завершение строительства моста.
Беспартийный инженер удостоился редкой чести: его принял Сталин. Хозяин отнесся к нему сердечно, поздравил с наградой, изволил проявить живой интерес к планам…
Окрыленный высочайшим приемом, спустился Асцатуров на первый этаж здания ЦК, прошел в гардероб. А там его уже ждали. Инженера препроводили на Лубянку. Потом — Краснопресненская пересылка и столыпинским вагоном — домой, в Армению. В Ереванской тюрьме его навестили родные, Иосиф успел передать сестре письмо для Сталина. Вот Вождь узнает как с ним поступили, — сразу же освободит его и накажет виновных в произволе.
И сестра поехала в Москву. И отдала письмо на имя Сталина в ЦК. И стала ждать справедливости.
Брат был высок, могуч, красив. Казнь кавказскому Геркулесу придумали лютую: подвесили к потолку камеры за ногу, вниз головой.
Так погиб Иосиф Асцатуров, обласканный Иосифом Сталиным.
На пост первого секретаря ЦК ВЛКСМ А.И. Мильчакова рекомендовал Григорий Орджоникидзе. Пленум ЦК, собравшийся в 1933 году, обсуждал кандидатуры Косарева и Чаплина. Но Серго сказал:
— Косаревых и Чаплиных у нас много, а вот Мильчаков у нас один. Мы рекомендуем товарища Мильчакова.
И Саша Мильчаков, сын рабочего, бывший первый секретарь ЦК ЛКСМ Украины, был избран первым секретарем ЦК ВЛКСМ. Хозяин к нему благоволил, иначе Мильчаков а не избирали бы делегатом на четыре последние съезда партии и не поставили бы во главе КИМа. По окончании курсов марксизма-ленинизма Мильчакова выдвинули на работу в большой ЦК — заместителем заведующего орготделом. С Булатовым у него установились очень хорошие отношения.
Но вот Хозяин задумал обновить весь состав аппарата. Полетели головы, началась переброска кадров… Тут подоспело постановление ЦК об организации треста «Востокзолото», и Мильчакова послали зам директором в Иркутск. Там уже работал один кандидат на тот свет, Александр Яковлев, старый коммунист.
Мильчакова тяготила канцелярская работа, он попросился на производство. Его назначили директором Дарасунского золотодобывающего комбината. Но без специального образования руководить предприятием как-то неловко, и Мильчаков, со своими четырьмя классами реального училища поехал назад в Москву, в Промакадемию.
…Светлый сентябрьский день 1937 года. Мильчаков сидит в приемной первого секретаря Бауманского райкома Короткова. Сейчас его пригласят на заседание бюро и отберут партбилет — так заканчивается процедура утверждения решения первичной организации об исключении «врагов народа» и их «пособников».
Вдруг из кабинета выходит Коротков, хватает Мильчакова за руку:
— Саша, дорогой, поехали!
— Куда?
— Едем скорей! Тебя вызывает Сталин.
Приехали в Кремль. Коротков втолкнул Мильчакова в кабинет, а сам остался в приемной.
В кабинете двое. По ковру прохаживается с трубкой в зубах Сталин, в кресле Лазарь Каганович, необычно смущенный…
Сталин сердечно обнял Мильчакова.
— Саша, дорогой! Как же это получилось?..
И, повернувшись к Лазарю, продолжил с драматическими нотками в голосе:
— Что делается в московской организации! До чего дело довели! Исключить из партии такого человека!
(Мильчакову) — Садись, дорогой, садись. Что они с тобой сделали!.. Ай-ай-ай… Сейчас мы все поправим. Вот что, дорогой. Тебе — важное поручение Центрального комитета. Получи выписку из решения правительства. Тебя назначают заместителем начальника Главзолото. Серебровского знаешь? Злейший враг народа. Понимаешь, он передал Троцкому 50 миллионов в золотых слитках. Что сделал злодей, а?.. Сегодня в 2 часа ночи его арестуют. Поезжай с этим мандатом к Серебровскому и не отходи от него ни на шаг, до самой ночи не отходи.
Он — в столовую, и ты — в столовую. Он в уборную, и ты в уборную. Он домой, и ты с ним… В 2 часа ночи за ним придут, чтоб ты был на месте. А в 9 часов утра тебе принесут выписку о твоем назначении начальником «Главзолото». ЦК на тебя надеется. Поезжай сейчас же.
Мильчаков знал Серебровского как честного большевика, которому доверял Ленин. Как умного, душевного человека, энергичного организатора тяжелой промышленности. Но усомниться в искренности Вождя Саша не мог. А Сталин не жалел красок: проклятья на голову «этого коварного изменника» чередовались с кавказскими объятиями-поцелуями.
Обласканный Хозяином, Саша Мильчаков отправился в Главзолото. Серебровский встретил его радушно. Саша работал в Дарасуне, имел богатый организаторский опыт. Начальник главка не отпускал его от себя ни на шаг, знакомил нового зама с делами, вместе обедал и остался с ним на вечер — будто знал о плане Сталина.
Ровно в 2 часа ночи приехали за Серебровским. В 9 утра Мильчакову привезли обещанную выписку. А через два месяца, в феврале тридцать восьмого, приехали за новым начальником «Главзолота»[167].
…Почему его не казнили? В Норильске, в каменном карьере, Саша Мильчаков вместе с тысячами таких же «зэков» добывал кайлом камень. Кому нужен этот камень? Что здесь будут строить? Каков проект?
Эти вопросы задал начальнику ОЛПа член комиссии ЦК, прибывший туда уже после войны.
«Никто ничего не знает, — ответил начальник. — Нам приказано обеспечить выход на тяжелые работы всех врагов народа, стопроцентный выход. Зачем открыли карьер, не знаю. Никакой техдокументации, никаких иных указаний…»
Начальником строительства комбината был А.П. Завенягин, бывший замнаркома тяжелой промышленности Орджоникидзе. Хозяин вызвал арестованного и сказал:
— Построишь Норильский комбинат, — получишь свободу.
…В Туруханске долго нет летной погоды, самолеты задерживаются в аэропорту. Подходит к членам комиссии штурман и поясняет:
— Нас не принимает Надежда.
Кто-то удивленно спросил:
— Причем бухта Надежда? Мы же летим в Норильск.
В.А. Барабанов, один из видных работников ГУЛага, рассказал, что когда Сталин поставил Завенягину условие, начальник стройки назвал Надеждой местный аэропорт. В диком Заполярье предстояло построить крупный металлургический комбинат. Срок — три года.
А «рабсила», покорные зэки, не всегда покорны. Недавно группа заключенных умудрилась приспособить бумажных змеев для разбрасывания листовок с призывом… нет, не с призывом противиться произволу Кремля, — они просили нормальной пищи и права переписки с родными.
При подавлении «восстания» охранники расстреляли 150 человек. Комиссии поручено проверить обстоятельства дела, а попутно — целесообразность содержания в Норильске женского лагеря. Привезли туда 5 тысяч «шпионок», а специфически женской работы нет. Комиссия насчитала лишь 137 подходящих рабочих мест. (Будто в других лагерях женщин не использовали на тяжелых земляных работах…).
Кто-то, лично знавший Сашу Мильчакова, спросил о нем Завенягина. Оказалось, начальник увидев Сашу в карьере, перевел его на работу в контору плановиком-экономистом. На 7-м лагпункте, где он должен был находиться, Саши не оказалось. На 3-м сообщили, что Мильчаков переведен на 5-й, а там узнали, что его отправили в Москву по личному распоряжению министра внутренних дел Круглова.
В Москве комиссия предложила прежде всего эвакуировать из Норильска женский лагерь. Круглов просил у ЦК отсрочки, но мозговой центр партии был настроен решительно, и министра обязали вывезти женщин, не взирая на зимнее бездорожье. Надо сказать, что арестантские этапы прибывали в Норильск только во время короткой летней навигации, водным путем. Что уж там придумал начальник, но распоряжение ЦК выполнил в срок.
Вечером в кабинете министра разговор зашел о Мильчакове.
«Вы знаете Сталина не хуже меня, — начал Круглов. — Как-то на очередном докладе Сталин спросил меня:
— Слушай, говорят, Саша Мильчаков живет?
— Не знаю, товарищ Сталин, ничего не слышал о нем.
— Если он живой, привези его в Москву. Надо дать ему работу.
Я записал поручение, навел справки и, узнав, что он в Норильске, отдал соответствующее распоряжение. В Москве поместили его в одиночку Бутырской тюрьмы. В Лефортове, сами знаете, могут по ошибке и кости переломать…
Доложить Хозяину о прибытии Мильчакова не решался, с одним вопросом к нему лучше не ходить. Подготовил материал и попросил аудиенции. На приеме, доложив несколько вопросов, как бы вспомнив что-то, спросил Сталина:
— Вы распорядились привезти Мильчакова в Москву. Он уже здесь.
— А где он у тебя был?
— В Норильске.
— В Норильске? — удивился Сталин. — Какая глупость. Он же хорошо разбирается в золотодобывающей промышленности. Направь его в Колымские лагеря…»
Так Хозяин вторично трудоустроил Сашу Мильчакова.
Заботы, заботы
Но растление народа начиналось на более ранней стадии, в многомиллионной пионерской организации, подшефной комсомола. Нет, еще раньше — в детских садах, где несмышленыши, вставая от обеденного стола, дружно скандировали:
«Спасибо родному Сталину за наше счастливое детство!»
…В комнате для игр на стене висит портрет дедушки Сталина с черноволосой девочкой на руках. Шестилетняя Геля подарила Вождю букет цветов. Среди гостей был ее папа Ардан Маркизов, нарком земледелия Бурят-Монгольской АССР. Через несколько лет Гелин папа окажется вдруг «врагом народа» и его уничтожат.
…Дети с умилением поглядывают на усатый портрет. И никто им не расскажет о судьбе родителей девочки.
Сорок лет прошло, сколько детей сменилось в садах, но и сегодня никто не расскажет им правды.