1903 год — вот когда еще, на заре истории большевистской партии была определена ее гибель.
Впервые ленинская формула демократического централизма была включена в Устав партии в 1906 году, на IV съезде.
Лестницей, по которой Сталин забрался на высокий трон диктатора, стала железная партийная дисциплина. Она сковала волю коммунистов, пытавшихся вернуть партийный корабль на путь коллективного руководства.
А лестницу Сталину подставил никто иной, как Ленин.
После смерти вождя Сталин почувствовал: пришло время широко использовать резолюцию X съезда «О единстве партии». Фракции, групповые выступления подпали под строгий запрет. Резолюция позволяла Центральному Комитету исключать из партии за «фракционность» или нарушения партийной дисциплины любого коммуниста, будь он даже членом ЦК. В руках Сталина это решение превратилось в безотказный инструмент подчинения партии воле кучки вождей-политиканов, потом — прихоти единого Хозяина.
Нет, пожалуй, ни одного съезда, на котором бы Сталин не призывал блюсти железное единство партии. Нападая на оппозиционеров, он всякий раз обвинял их в намерении нарушить единство партийных рядов. Со временем пресловутая борьба за единство трансформировалась в средство укрепления сталинского единовластия. Любая попытка критики генсека приравнивалась к попытке расколоть ленинскую партию.
И соратники Ленина первыми бросались в бой за единство, за партийную дисциплину. Когда Косиор на XII съезде предложил покончить с практикой запрета фракций, группировок, он вовсе не думал отказываться от единства. Жаль, что такая умница, как Бухарин, пытался поднять его нáсмех…
Зиновьев, а вслед за ним Бухарин, уверяли делегатов, что партия теперь здоровее, чем когда бы то ни было, что это «лучшая из всех партий»[25].
Единство партии во что бы то ни стало! — призывал Дзержинский на XIV съезде. «Оно должно быть свято для нас…»[26] За две недели до смерти он писал В. Куйбышеву: «Только партия, ее единство могут решить задачу»[27].
Это стало лейтмотивом последующих съездов. Шестнадцатый поручил ЦК и впредь «давать беспощадный отпор всем попыткам колебать и подрывать стальную партийную дисциплину и единство ленинской партии»[28].
С помощью таких мощных рычагов как внутрипартийная дисциплина и диктатура пролетариата (фактически диктатура партии), Сталин надеялся повернуть ход истории в нужном ему лично направлении.
Чтобы остановить его карьеру, чтобы снять его с любого ответственного поста, необходимо было большинство голосов. Вот почему Сталин с такой лихорадочной быстротой расставлял везде своих людей и нейтрализовал волевых, честных, а значит — опасных.
Большинство всегда право, меньшинство подчиняется большинству. Сей предрассудок пришелся сталинскому двору в самый раз.
В годы первой мировой войны партия большевиков выродилась в малочисленную секту, оторванную от народа. Эта партия ничего не определяла, ничего не решала, никого за собой не вела.
Самое разительное тому подтверждение — Февральская революция. Она вспыхнула стихийно и стихийно же, без ведома партии большевиков, завершилась падением царизма.
Чего стоят после этого все панегирики в адрес Ленина, великого провидца?
Сектой, замкнутой в броню демагогии, партия большевиков оставалась и весной семнадцатого года.
В 1904 г. Троцкий в брошюре «Наши политические задачи» обвинял Ленина в том, что тот создает партию, которую со временем заменит ее центральный комитет, а этот ЦК, в конце концов, заменит какой-нибудь диктатор…
Ленин сделал все для того, чтобы это пророчество оправдалось. Он довел централизацию партийной власти до предела, и связал членов партии мертвящей дисциплиной. После захвата большевиками государственной власти остался всего один шаг до личной диктатуры. Этот шаг сделал Сталин.
Ему в сапогах легко шагалось…
Против Ленина
Вспомним год восемнадцатый. Сталин развертывает настоящую травлю Мартова, человека, которого высоко ценил глава государства. Ленин молчит. Почему? Неужели из одной боязни уронить авторитет члена ЦК Сталина? Неужто только из соображений партийного престижа?
Пришло время опубликовать воспоминания М.Ф. Фофановой. Это был близкий Ленину человек, на ее квартире Ленин скрывался в сентябре-октябре семнадцатого года. Она дружила с Надеждой Крупской. Вот что рассказала мне Маргарита Васильевна в 1973 году, незадолго до своей кончины.
«Как-то в самом начале 1920 года мне позвонил добрый знакомый, член коллегии Рабкрина товарищ Якубов. А надо сказать, работа Рабкрина тогда совсем не ладилась.
— Идет реорганизация Рабкрина, — начал Якубов. — Во главе решено поставить крупную политическую фигуру, а коллегию составить из специалистов, членов партии. Я выдвинул твою кандидатуру — на сельское хозяйство.
Я поинтересовалась — где они возьмут коммунистов-спецов? А себе, на обдумывание его предложения, попросила некоторое время.
Через три недели Якубов позвонил вновь.
— Мне трудно решиться, я не знаю, как отнесется к твоему предложению тот, кто возглавит Рабкрин, — сказала я по телефону.
— Хочешь, я поговорю со Сталиным?
— Если головой будет он, пожалуй.
Через неделю — новый звонок Якубова:
— Сталин с твоей кандидатурой согласен.
— Хорошо. Буду советоваться.
— С кем?
— С Середой.
Семен Пафнутьевич Середа, нарком земледелия, как никто иной соответствовал должности. В прошлом земский работник, старый, проверенный большевик, он знал деревню, сельское хозяйство, был авторитетным руководителем. Гражданская война шла к концу, фронтовые коммунисты переключались на хозяйственную работу. При этом некоторые товарищи не представляли себя на посту ниже наркома. Как раз в это время Середа испытывал на себе все неприятности, связанные с „подсиживанием“.
… Семена Пафнутьевича я застала вконец расстроенным, он не мог даже говорить спокойно. Меня это обидело.
— Ах, вы не хотите высказать свое мнение? Тогда я позвоню Владимиру Ильичу.
И я набрала кабинет Ленина по „вертушке“.
— Владимир Ильич, у меня есть разговор по личному вопросу.
Ленин засмеялся:
— И у вас по личному?.. Ну что ж, когда собираетесь придти?
— Сейчас, если можно.
— Хорошо, приходите.
Ильича я застала в кабинете одного. Он поднялся навстречу.
— Что у вас за личный вопрос?
…Когда я повторила слова Якубова, что во главе Рабкрина должна стоять крупная политическая фигура, Ленин встал и начал ходить по кабинету. Лицо сделалось хмурым, озабоченным. Наконец он остановился.
— И что ж, вы полагаете — этой крупной политической фигурой является Сталин?
— Я Сталина знаю мало, а по словам Якубова реорганизацией Рабкрина занимается он.
— Маргарита Васильевна, я должен серьезно подумать. Прошу у вас два дня.
…К вечеру третьего дня я пришла в кабинет Середы и стала ждать у аппарата. Звонок Ленина:
— Маргарита Васильевна? Жду вас. Только входите не через Управделами, а в другую дверь, коридором. И не стучите в дверь.
… Как и в первый раз, Владимир Ильич ходит по кабинету, все время ходит и молчит. Потом останавливается напротив меня.
— Маргарита Васильевна, о вашем деле я много думал, я даже советовался с Наденькой (жена Ленина в те дни болела). Мы решили, что вам не следует работать со Сталиным. Вы не знаете этого человека. Он не терпит себе ни в чем противоречий. А вы работник самостоятельный, у вас начнутся конфликты.
Ленин вновь прошелся озабоченно по кабинету и добавил:
— И знаете что еще? Сталин человек мстительный, неизвестно, до какого колена он будет мстить. А у вас дети…»
Ленин явно не доверял Сталину, таился от него. 24 декабря 1922 года М.А. Володичева записала в Дневник дежурных:
«… В.И. опять вызывал, предупреждал о том, что продиктованное вчера… и сегодня… является абсолютно секретным»[29].
Задолго до «Завещания» начал вождь познавать характер товарища Кобы. Склонный идеализировать своих соратников Ленин не мог представить, что злобная мстительность и нетерпимость — всего лишь штрихи богатой сталинской натуры.
Почти весь двадцать второй год возился Ленин с Рабкрином, наконец решил заменить наркома Сталина Цюрупой. И тут же предложил ответственным работникам при реорганизации Раб крина советоваться… со Сталиным[30].
Удивительная непоследовательность! Глубокий ум, острый полемист, энергичный организатор, Ленин пасовал перед наглостью и не понимал того, что Сталин несет гибель всему делу.
Последние три года жизни Ленина наполнены острыми политическими столкновениями, в центре которых неизменно оказывался Сталин.
Чтобы ответить на вопрос «Как это ему удалось?» необходимо осветить некоторые события тех лет.
Год 1921. Сталин вступает в дискуссию по национальному вопросу во всеоружии верхоглядства и великодержавной спеси. Отнюдь не утруждая себя научным опровержением сторонников ленинской позиции, он пускает в ход весь жульнический арсенал присяжного демагога: вульгализаторское передергивание, политические ярлыки и даже запугивание.
Глубокие, провидческие высказывания Г.В. Чичерина о тенденции сверхимпериализма и возникновения сверхнационального государства, его марксистский анализ национального вопроса (статья Чичерина в «Правде» опубликована 6, 8, 9 марта 1921 года) Сталин на X партсъезде называет «литературщиной». Когда же Чичерин вполне доказательно опроверг несостоятельные «теории» Сталина, генсек намекнул на меньшевистское прошлое оппонента.
Сафарова, осмелившегося критиковать его, Сталина, тезисы, генсек назвал… бундовцем. Бундовцы еще в 1903 году высказывались за национально-культурную автономию, Сафаров — только теперь, на съезде партии. Все сходится… Все ли? Смешав две эпохи, приравняв обстановку царской России к условиям советской федерации, Сталин поспешил навесить ярлык на дерзкого критика.