Уцелели академики Е.В. Тарле и И.М. Майский, историки — не изобретатели новых видов оружия. Майский, к тому же, был запятнан меньшевистским прошлым и участием в Самарском комитете Учредительного собрания. Оба подвергались репрессиям, но вернулись из ссылки.
Ивана Павлова, не принявшего Октябрьской революции и активно протестовавшего против диктата в Академии пришлых сановников, Сталин не арестовал, а пригрел-возвеличил. Он стал, подобно Ивану Мичурину, непременным экспонатом рекламной витрины процветающей науки. Но если Павлов, которого в первые годы советской власти пригласила к себе Шведская Академия наук, был широко известен в научном мире, то физиолога Алексея Ухтомского (1875–1942) знали как князя, приближенного к императорскому двору. Его брат Александр был епископом Уфимским (под именем Андрея). Алексей Ухтомский не только уцелел, но вошел в АН в период погрома Академии: в 1932 году избран членкором, в 1935 — академиком. Сталин, при активном участии Молотова, уничтожал в те годы физиологов пачками. То были ученые с весьма благополучным происхождением и вполне лояльными взглядами, не то что князь Ухтомский.
Сталин, утилизировавший умы, не мог позволить себе расправиться со всеми. По этим же причинам остался цел академик Абрам Иоффе, всемирно известный физик, вошедший — неслыханное дело! — в конфликт с тираном.
Вот почему искать в кампании массового террора некий политический принцип — труд напрасный. Сталин действовал на устрашение и подавление.
А нужному человеку можно жизнь оставить…
Дело о пропавшей переписи
Первые страницы Дела о пропавшей переписи посвятим Валериану Валериановичу Осинскому, выходцу из дворян.
В партию большевиков он вступил в 1907 году. Уже тогда двадцатилетний революционер выделялся глубокой эрудицией. Человек острого, независимого ума, Осинский нередко вступал в спор с Лениным, но вождь доверял ему самые ответственные задания. После победы Октябрьской революции Осинский — управляющий государственным банком, затем — председатель Всероссийского совета народного хозяйства (ВСНХ). В 1921–1923 годы — замнаркома земледелия. В конце двадцатых — начале тридцатых он занимает посты члена президиума Госплана СССР, начальника Центрального статистического управления (ЦСУ), потом — Центрального управления народно-хозяйственного учета.
В качестве первого председателя Автодора Осинский в 1925 году посетил по приглашению Генри Форда старшего Северную Америку. Форд, как известно, применил систему Тейлора в области организации труда, Осинскому он предоставил возможность свободно ознакомиться со своим огромным делом. В знак особого расположения к представителю Советской России, миллиардер проводил Осинского, въехал с ним на автомобиле прямо на борт отходящего судна и оставил машину в подарок. Валериан Валерианович разъезжал потом на своем «Форде» по улицам Москвы.
При Осинском автообъединение расцвело, началось строительство первых автомобильных заводов — АМО и, по договоренности с Фордом, — завода в Горьком.
…Доклад Осинского во Втором Доме советов (бывшая гостиница «Метрополь») на тему «Америка или Европа? По какому пути следовать, чтобы догнать и перегнать» привлек много слушателей. Валериан Валерианович считал, что советской промышленности ближе европейский путь развития. К этому выводу он пришел после поездки по странам Европы, на обратном пути из США. Он ставил в пример экономику Чехословакии.
Однако Сталину Валериан Валерианович потрафить не мог. Да и не хотел. Одним из первых он отметил катастрофическое положение сельского хозяйства.
Сталин натравил на Осинского Льва Мехлиса.
После одного печатного выступления начальника ЦСУ, в котором автор привел убийственные цифровые выкладки по животноводству, редактор «Правды» Мехлис обрушился на Осинского с обвинениями… во вредительстве. Шел тридцать третий год, можно было и поспорить с клеветником, не рискуя головой. Однако спора не получилось. Мехлис опровергать статистику не стал. Он просто-напросто обливал Осинского грязной ложью. На страницах «Правды», разумеется.
Лев Мехлис как-то уж очень быстро выдвинулся в помощники Сталина, подбирал ему материалы, готовил тексты выступлений. В годы большого террора он приложил руку к истреблению сотен тысяч честных работников. Во время Отечественной войны, как представитель Ставки, в меру сил активно мешал ходу операции на Керченском направлении. Его руководяще-политическое вредительство стоило жизни нескольким сотням тысяч солдат.
Осинский дожил до начала войны, но в заключении. Такие как он своей кровью удобряли дьявольские посевы тридцатых годов. Для начала Сталин приказал арестовать сына Осинского, Дмитрия. В тридцать седьмом арестовал самого. В сорок первом Валериан Валерианович находился в Орловской тюрьме. Перед сдачей города немцам его расстреляли в тюремном дворе вместе с другими узниками.
Еще одна жертва неосторожной статистики — организатор компартии Казахстана Т.Р. Рыскулов. Одно время он работал заместителем председателя Совнаркома СССР А. Рыкова. Обследовав положение в Казахстане, Рыскулов составил для ЦК официальный доклад.
Коллективизация казахов стала подлинной трагедией кочевого народа. Обобществляли не только всех овец и лошадей, но и сторожевых собак. Не желая отдавать свое добро, казахи забивали овец и поедали мясо. Многие умерли от переедания. Потом, когда нечего стало есть, начался голод, не менее жестокий, чем на хлебной Украине. К своему совершенно секретному докладу Рыскулов приложил фотографии-свидетельства случаев (отнюдь не единичных) людоедства.
И заключительное сообщение Рыскулова:
«Казахстан вступил в коллективизацию сельского хозяйства с населением около 10 миллионов человек, а закончил с населением 8 миллионов». (Эти данные входят в общие потери 1928–1932 годов. С учетом прироста населения Казахстана — около одного миллиона за пять лет — на счет Сталина запишем 3 миллиона. Такова доля казахов в общем итоге — 22 миллионах, загубленных Мужикоборцем. Эта доля могла быть значительней: ведь Казахстана не коснулась страшная коса организованного Сталиным голода.)
В тридцать седьмом Великий Коллективизатор припомнил Рыскулов у его непрошеные статистические выкладки.
Пришла пора пристально приглядеться к статистике вообще и впрячь ее в свою колесницу. Важным козырем в затеянной генсеком политической игре должна была стать Всесоюзная перепись населения.
Первая перепись была проведена в 1920 году. Вторая — в двадцать шестом. Она дала итоговую цифру — 148.8 миллионов человек.
Демографы рассчитали коэффициент естественного ежегодного прироста населения в 2.3 процента, причем на долю сельских жителей (тогда преобладали они) пришлось 2.7–2.8 процента, на долю городских — 1.7–1.8 процентов.
Эти выкладки дали повод Л.Б. Красину с гордостью заявить Ллойд Джорджу, а затем и французскому дипломату Демонзи о возрастающих темпах прироста населения государства рабочих и крестьян. Иностранцы могли бы сообщить Красину, что по данным мировой статистики в Дании и Голландии естественный прирост населения составляет свыше 3 процентов…
В январе 1937 года в СССР была проведена третья Всесоюзная перепись населения. Сталин возлагал на нее большие надежды. Перепись должна была продемонстрировать всему миру достижения страны социализма.
Прирост населения за одиннадцать лет, прошедшие с 1926 года, мог составить около 37.6 миллиона. (Расчет в простых, а не в сложных процентах: 11 х 2.3 % = 25.3 % = 37.6 миллиона.)
Однако перепись дала ошеломляющие результаты: число граждан социалистической державы оказалось равным всего 156 миллионам. Следовательно, общий прирост составляет лишь 7.2 миллиона.
Дефицит равен 30.4 миллиона.
Сколько смертей пришлось на тюрьмы и лагеря, сколько — на голод, установить трудно, невозможно.
Объявлять результаты? Не лучше ли объявить перепись тридцать седьмого года вредительской? Именно так и поступил Сталин. 26 сентября «Правда» опубликовала сообщение Совета Народных Комиссаров. Из сообщения следовало, что в ходе переписи населения, имели место «грубейшие нарушения элементарных основ статистической науки». На этом основании правительство объявило Всесоюзную перепись неудовлетворительной.
Данные переписи были немедленно изъяты и уничтожены. Правда, кое-какие цифры остались в головах руководителей статистической службы.
…Первой слетела с плеч голова начальника ЦСУ Ивана Адамовича Краваля. Он был близок Дзержинскому, заведовал при жизни Феликса Эдмундовича отделом труда и зарплаты Главного экономического управления ВСНХ. В свое время Иван Адамович окончил ИКП, считался учеником «школы Бухарина». Когда пришла пора проклинать Бухарина, вынужден был проклинать вместе со всеми…[177]
Вместе с Кравалем исчезли все его замы. Впрочем, нет, один уцелел — Александр Степанович Попов. Почему-то, повременив с арестом, послали в Ярославль, на родину Попова, специальную комиссию: не «чуждого» ли он происхождения?
Начальник бюро Всесоюзной переписи А. Квиткин считался лучшим демографом России. Он был приметен: волосы до плеч, вечная папироса во рту. Шагая по коридорам ЦСУ (управление размещалось в тридцатые годы в бывшем особняке Морозова, в Большом Вузовском переулке), он беседовал с сотрудниками на ходу. Аристарха Квиткина схватили сразу же по получении крамольных данных переписи.
Среди арестованных был секретарь парторганизации ЦСУ Иван Николаевич Балашов. Но ему удивительно «повезло»: его не расстреляли как прочих, а отправили в истребительные лагеря. Узникам Бутырской тюрьмы запомнилась коренастая фигура, открытый взгляд этого очень простого, очень русского человека…
1955 год. Балашов жив. Балашов пережил Сталина. По случаю пересмотра дел репрессированных работников ЦСУ, в Прокуратуру СССР пригласили одного случайно уцелевшего статистика Давида Яковлевича Бозина. Ему довелось ознакомиться с делом И.Н. Балашова. Военная коллегия только что установила его полную невиновность… Бозин просматривает последние лис