ёнок был именно его. «Я не женюсь ни теперь, ни когда-то ещё, Северо. Ты знаешь кого-то с меньшими буржуазными склонностями, нежели те, что видишь во мне?» - подвёл итог этой ситуации мужчина.
Неделю спустя Северо дель Валье появился в клинике Тао Чьена после того, как долго и безрезультатно обдумывал непристойное задание, которое поручил ему двоюродный брат. Чжун и только что закончил работать с последним на сегодняшний день пациентом, почему и пригласил того в расположенный на первом этаже небольшой зал ожидания, где и принял гостя с глазу на глаз. Он выслушал предложение Северо, не проявив ни единой эмоции.
- Линн не нуждается в деньгах, для того у неё пока есть родители, - сказал он, не отражая на своём лице какой-либо эмоции. – В любом случае я признателен за вашу заботу, сеньор дель Валье.
- А как поживает сеньорита Соммерс? – спросил Северо, пристыженный достоинством собеседника.
- Моя дочь всё ещё думает, что здесь какое-то недоразумение. Она полностью уверена, что в скором времени сеньор Родригес де Санта Круз придёт к ней с предложением заключить брак и не из чувства долга, а по любви.
- Сеньор Чьен, я не знаю, что отдал бы ради изменения уже сложившихся обстоятельств. Однако правда заключается в том, что у моего двоюродного брата неважное здоровье, он не может жениться. О чём я бесконечно сожалею… - прошептал Северо дель Валье.
- Мы сожалеем об этом пуще вас. Для вашего двоюродного брата Линн была лишь развлечением, тогда как он для молодой девушки – вся её жизнь, - тактично произнёс Тао Чьен.
- Мне бы хотелось объясниться с вашей дочерью, сеньор Чьен. Пожалуйста, можно мне её повидать?
- Я должен спросить Линн. На данный момент она не желает никого видеть, хотя, если дочь изменит своё мнение, мы дадим вам об этом знать, - возразил чжун и, сопровождая гостя до двери.
Северо дель Валье ждал недели три, не зная о Линн практически ничего до тех пор, пока сам не смог более сдерживать не дающее покоя нетерпение и не пошёл в чайный салон умолять Элизу Соммерс, чтобы та разрешила ему поговорить со своей дочерью. Молодой человек ожидал напасть на непроницаемое сопротивление, однако ж, женщина, окутанная с ног до головы ароматом сахара и ванили, приняла его с тем же самым хладнокровием, которого, по правде сказать, Тао Чьен и ожидал. Поначалу Элиза винила в случившемся лишь себя: мол, тогда зазевалась и совершенно не была способна защитить дочь, в результате чего полностью загубила её жизнь. Женщина плакала в объятиях мужа, пока тот не напомнил любимой, что в шестнадцать лет сама же пострадала от похожего переживания: та же чрезмерная любовь, окончившаяся отказом возлюбленного, беременностью и ужасом; нынешняя ситуация отличалась лишь тем, что Линн была не одна и не вынуждена бежать из своего дома и пересекать полмира в трюме судна в компании некоего недостойного мужчины, как то сделала она сама. Линн прибегла к помощи своих родителей, а тем, в свою очередь, крупно повезло, что нашлась-таки возможность ей помочь, - вот что сказал Тао Чьен. В Китае либо в Чили их дочь потерялась бы окончательно, общество ни за что бы её не простило; в Калифорнии же, начисто лишённой традиций земле, до сих пор находится пространство для кого угодно. Чжун и собрал свою небольшую семью и объяснил всем, что ребёнок – настоящий подарок небес, поэтому его нужно ждать с радостью, а вот слёзы лишь ухудшат карму, нанесут вред малышке даже в утробе матери и, более того, послужат предпосылкой к шаткому положению в дальнейшей жизни. Этот малыш или же малышка станет поистине желанным дитём; ведь родного дядю Лаки да и меня самого, так сказать, дедушку, вполне можно считать достойной заменой отсутствующего отца. А что касается неудавшейся любви Линн – об этом они подумают несколько позже, - заявил он. Мужчина казался столь вдохновлённым тем событием, что в ближайшем будущем станет дедом, что Элиза даже устыдилась своих несколько лицемерных соображений, вытерла слёзы и решила больше не препираться. Если для Тао Чьена жалость к дочери была гораздо выше чести семьи, значит, и ей следует поддерживать в этом мужа, решила для себя женщина. Основным своим долгом она считала всячески защищать Линн; остальное же было менее существенным. И в этот день Элиза так всё и высказала Северо дель Валье в чайном салоне. Сама же по-прежнему никак не понимала того, почему чилиец продолжает настаивать на разговоре с её дочерью, однако тот удачно напал на милостивое расположение матери и, в конечном счёте, молодая девушка согласилась его увидеть. Мужчину Линн едва помнила, но, тем не менее, приняла гостя, надеясь, что человек пришёл к ней, будучи посланцем Матиаса.
В последующие месяцы визиты Северо дель Валье в семью Чьен стали в некотором роде традицией. Он приезжал под вечер, после своего рабочего дня, оставлял коня привязанным к двери и появлялся в доме со шляпой в одной руке и каким-нибудь подарком в другой – вот таким способом постепенно и заполнялась комната Линн игрушками и детской одеждой. Тао Чьен научил молодого человека играть в маджонг, и с Элизой и Линн, то есть все вчетвером, они проводили долгие часы, передвигая с места на место красивые фигуры из слоновой кости. Лаки не принимал в этом участия, потому как игра без ставок казалась ему потерей времени. Тао Чьен, напротив, играл исключительно в лоне семьи, ведь ещё в молодые годы зарёкся делать это за деньги и был уверен, что стоит лишь нарушить данное обещание, с ним не замедлит случиться какое-нибудь несчастье. И так привыкла семья Чьен к присутствию Северо, что когда гость запаздывал, то все невольно сверяли часы, неизменно чувствуя неловкое смущение. Элиза Соммерс с выгодой использовала эти посещения, чтобы попрактиковаться с ним в кастильском языке и повспоминать о Чили, этой далёкой теперь стране, куда женщина не ездила уже более тридцати лет, однако всё ещё считала её своей родиной.
Они вместе обсуждали подробности войны и политические изменения: после нескольких десятилетий правления консерваторов, победу, однако, праздновали либералы; борьбу же за подчинение им власти духовенства и утверждение реформ разделяла в то время каждая чилийская семья. Большинство мужчин, бывших, в основном, католиками, всячески стремилось усовершенствовать страну, тогда как женщины, куда более религиозные, ополчились против собственных родителей и супругов, выступая в защиту церкви. Судя по объяснениям Нивеи в её же письмах, каким бы самым либеральным ни было правительство, судьба бедных практически не менялась, а ещё она добавляла, что, как и во все времена, вожжи власти по-прежнему находились в руках женщин высшего класса и духовенства. Отделение церкви от государства было, вне всяких сомнений, большим шагом вперёд, - писала молодая девушка за спиной могущественного клана дель Валье, кто совершенно не выносил подобного рода мысли, хотя ситуацию в целом всегда держали в определённых рамках одни и те же влиятельные семьи. «Мы создадим ещё одну партию, Северо, ту, что вечно ищет справедливости и равенства», - добавляла чуть ниже эта юная особа, воодушевлённая тайными беседами с сестрой Марией Эскапуларио.
Между тем на юге континента, с каждым днём всё более кровопролитная, продолжалась Тихоокеанская война. И тогда же чилийские армии спешно готовились начать боевые действия в пустыне на севере страны, на этой территории столь дикой и неприветливой, как и далёкая луна, где снабжение военных представляло собой практически непосильную задачу. Лишь по морю можно было доставить солдат до мест, где велись битвы, однако перуанские войска никак не собирались этого допускать. Северо дель Валье полагал, что война разрешится в пользу Чили, страны, чьи организованность и свирепость казались ему непробиваемыми. И не только вооружение и воинственный характер повлияли бы на результат возникшего конфликта, - объясняла Элиза Соммерс, - но также и пример, подаваемый небольшим количеством героев-мужчин, которым своими действиями удалось разжечь душу народа.
- Полагаю, что война уже разрешилась в мае, сеньора, в морском сражении близ порта Икике. Там какой-то видавший виды чилийский фрегат бился с многократно превосходящими перуанскими военными силами. Они отправились туда во главе с Артуром Пратом, очень религиозным молодым капитаном и к тому же порядочным человеком, который не принимал участия в гуляньях и сумасбродствах военного окружения, ведущего себя так, что начальство сразу же утратило всякую веру в храбрость этих людей. Настоящий день дал ему возможность стать истинным героем, которому удалось взбудоражить дух всех чилийцев.
Элиза узнала подробности, прочитав их в старом экземпляре лондонской Таймс, где произошедший эпизод был описан следующим образом: «… одно из самых знаменитых сражений, каковых в истории не случалось ещё никогда. Старое деревянное судно, практически развалившееся на части, три с половиной часа принимало участие в битве против расположенных на суше батареи и мощного броненосца, и это завершилось формированием укомплектованного войска». Перуанское судно «Капитан Прат» под командованием адмирала Мигеля Грау, ещё одного героя своей страны, на полном ходу бросилось на чилийский фрегат, идя на него прямо напролом. Именно этот момент и решил как можно выгоднее использовать «Капитан Прат», чтобы взять на абордаж одного за другим людей адмирала. Спустя считанные минуты оба погибли в результате обстрела с палубы вражеского судна. После второго удара шпагой, предварительно подравшись со своим начальником, пришлось спрыгнуть ещё нескольким, также погибшим, будучи изрешечёнными пулями; под конец три четверти экипажа сдалось ещё до того, как фрегат пошёл ко дну. Столь бессмысленный героизм придал, однако, храбрости остальным соотечественникам и сильно впечатлил врагов, что и позволило адмиралу Грау в изумлении повторять всего одну фразу: «Как же сражаются эти чилийцы!»
Грау оказался настоящим мужчиной. Он лично собрал меч, одежду и вещи знаменитого капитана Прата и вернул всё его вдове, - рассказал Северо, и добавил, что начиная с этой битвы священным лозунгом в Чили стали следующие слова: «биться, пока не победим либо не умрём» по примеру упомянутых храбрецов.