- Сеньора, я не мог и далее не замечать трудностей, что принесло вам вдовство, - наконец, выдавил из себя Вильямс, формулируя мысль в косвенной речи, к которой обычно и прибегал.
- Вы же подтруниваете? – улыбнулась Паулина.
- Да что вы, мне такое и в голову не приходило, сеньора.
- Ага, - откашлялась женщина ввиду долгой паузы, которая последовала за ответом её мажордома.
- Но, тем не менее, я спрашиваю, а кому всё это перейдёт, - продолжил он.
- Скажем так, что вам удалось меня заинтересовать, Вильямс.
- Мне тут пришло в голову следующее: ввиду того, что я не могу поехать в Чили в качестве вашего мажордома, возможно, не такая уж и плохая идея отправиться туда, будучи вашем мужем.
Паулина дель Валье думала, будто где-то внизу разверзлась земля, и она вместе со стулом полетела прямо до её центра. Первая мысль, сверкнувшая в голове этой женщины, была следующая: у человека просто шарики зашли за ролики, и какого-то иного объяснения здесь уже не придумаешь, но по прошествии некоторого времени убедившись в достоинстве и спокойствии мажордома, та проглотила оскорбления, что вот-вот сорвались бы с губ.
- Разрешите мне объяснить вам свою точку зрения, сеньора, - добавил Вильямс. – Я, конечно, никоим образом не стремлюсь исполнять роль супруга в чувственном, так скажем, плане. Также я не претендую и на ваше состояние, которое и впредь останется в полной безопасности, в этом вопросе вы сами примите соответствующие законные меры. Моя роль рядом с вами была бы практически та же самая: помогать вам во всём, в чём смогу, и максимально тактично. Полагаю, что в Чили, равно как и везде в мире, одинокая женщина сталкивается со многими затруднениями. Лично для меня было бы за честь оберегать вас и дальше.
- А что выигрываете вы, добровольно ввязавшись в эти любопытные шашни? – всё выспрашивала Паулина, не в силах скрыть свой язвительный тон.
- С одной стороны, я бы заслужил уважение. А с другой, предположим, что мысль больше вас не увидеть мучает меня с тех пор, как вы начали строить планы насчёт отъезда. Я провёл рядом с вами половину своей жизни и, разумеется, я уже привык.
Паулина потеряла дар речи на ещё одну нескончаемую паузу, во время которой, хотя и безрезультатно, но всё же прокручивала в голове странное предложение своего служащего. В конце концов, получилось так, как и задумала женщина, - это была хорошая сделка с определёнными выгодами для обоих. Он в ближайшем будущем наслаждался бы жизнью на достойном уровне, которого иначе никогда бы и не было, а она ходила бы под руку с человеком, кто, если взглянуть хорошенько, оказался чуть ли не самым видным мужчиной. По своей внешности он и на самом деле походил на представителя британского дворянства. Стоило женщине лишь представить себе лица родственников этого человека в Чили, а также зависть своих сестёр, как она разразилась громким смехом.
- Вы же, как пить дать, младше меня на десять лет и худее килограмм на тридцать, и разве вам не страшно оказаться в смешном положении? – спросила дама, трясясь от смеха.
- Мне нет. А вот вы не боитесь, что вас увидят вместе со мной, с человеком определённого, так скажем, социального положения?
- В этой жизни я уже ничего не боюсь, более того, могу устраивать скандалы только так. Как вас по имени, Вильямс?
- Фредерик.
- Фредерик Вильямс… Хорошее имя, самое что ни на есть аристократическое.
- Мне жаль вам это говорить, но оно, пожалуй, единственное, что у меня есть от аристократа, сеньора, - улыбнулся Вильямс.
И таким образом неделю спустя моя бабушка Паулина дель Валье со своим новоявленным мужем, парикмахером, нянькой, двумя служанками и прочим персоналом, а также и со мной поехала на поезде в Нью-Йорк со всеми необходимыми вещами, где мы на английском корабле отправились в круиз по Европе.
А ещё мы забрали с собой Карамело, который находился на таком этапе развития, когда собаки балуются буквально с любой вещью, которую только отыщут – в нашем же случае ею оказалась бабушкина дублёнка на лисьем меху. Дублёнка отличалась цельными пóлами, находившимися и спереди, и сзади, и Карамело, смущённый неожиданной лёгкостью, с которой тому досталась излюбленная добыча, растерзал её зубами. В бешенстве, Паулина дель Валье уже была готова выбросить за борт проклятую собаку и дублёнку, но тут, испугавшись, я закатила притворную истерику, благодаря которой участникам баловства удалось спасти свою шкуру. Моя бабушка занимала трёхкомнатный номер, в какой заселился и Фредерик Вильямс, правда, в другом конце коридора. В течение всего дня она развлекалась, как могла. Дама, в основном, кушала практически без перерыва, переодевалась так часто, как сменялся род деятельности. Временами же ещё и успевала обучать меня арифметике, чтобы в будущем взвалить на меня ответственность за свои книги по бухгалтерии. И вдобавок делилась со мной историей семьи, чтобы я чётко всё понимала о своём происхождении, в то же время, никогда не раскрывая личность моего отца, как будто я стала жить в клане дель Валье, свалившись к ним с небес. Если я спрашивала о своих матери и отце, бабушка отвечала, что те скончались, и подобное уже совершенно не важно, потому что иметь такую бабушку, как она, более чем достаточно. Меж тем Фредерик Вильямс играл в бридж и читал английские газеты, как, впрочем, и остальные дворяне – пассажиры первого класса. Он отпустил себе внушительные бакенбарды и густые усы с франтоватыми концами, которые, в целом, придавали мужчине важный вид, и теперь свободно покуривал трубку вперемешку с кубанскими сигарами. И признался моей бабушке как бы между делом, что всю жизнь был заядлым курильщиком, и что самым трудным в его работе оказалась необходимость воздерживаться на людях от подобного занятия. Теперь же мог, наконец, смаковать свой табак, сколько душе угодно, и выкинуть в мусор надоевшие мятные пастилки, покупаемые когда-то в большом количестве, от которых давно нажил себе прободной желудок. Во времена, когда зажиточные мужчины выставляли напоказ свои животы и двойные подбородки, в меру худая и атлетическая фигура Вильямса была в приличном обществе нечастым явлением, хотя его непогрешимые манеры оказались куда убедительнее таковых моей бабушки. По вечерам, прежде чем вместе спуститься в танцевальный зал, оба всегда заходили в отдельную каюту, чтобы попрощаться с нянькой и со мной. А дальше разворачивалось настоящее зрелище – она причёсанная и накрашенная своим парикмахером, а также одетая по-праздничному и сверкавшая драгоценностями, точно внушительного размера идол, и он, с некоторых пор ставший видным принцем-супругом. Иногда в этом салоне появлялась я и, изумлённая, шпионила за ними: Фредерик Вильямс мог вести Паулину дель Валье по танцплощадке с уверенностью того, кто в своей жизни только и привык, что носить тяжёлые тюки.
Мы прибыли в Чили лишь через год, когда шаткое состояние бабушки вновь стабилизировалось благодаря спекуляции сахара, чем та занималась в годы Тихоокеанской войны. Её теория оказалась верной: в лихолетье люди едят больше сладкого. Наше прибытие совпало с театральным представлением несравнимой Сары Бернард, исполнявшей свою самую знаменитую роль, играя в опере Дама с камелиями. Своей работой известной актрисе так и не удалось взволновать местную публику, как то произошло с остальными представителями цивилизованного мира. А всё потому, что лицемерное чилийское общество отнюдь не симпатизировало туберкулёзной куртизанке. Зрителям показалось вполне нормальным то, что она пожертвовала любовником ради будущих слухов – они просто не видели причины ни для драмы такого масштаба, ни для увядшей камелии. Знаменитую актрису убедили, что та приехала с визитом в страну непрошибаемых дурачков, высказывание, которое полностью разделяла и Паулина дель Валье. Моя бабушка прогуливалась по нескольким городам Европы в компании сопровождающих, так и не исполнив свою мечту съездить в Египет; она справедливо полагала, что там попросту нет верблюда, способного вынести её вес, отчего придётся осматривать пирамиды, ходя пешком под палящим, точно раскалённая лава, солнцем. В 1886 году мне исполнилось шесть лет, но я по-прежнему говорила на смеси китайского, английского и испанского языков. Тем не менее, уже могла производить в уме четыре основных арифметических действия и с невероятной сноровкой умела переводить французские франки в фунты стерлинги, а последние ещё и в немецкие марки или в итальянские лиры. Я перестала постоянно плакать, вспоминая дедушку Тао и бабушку Элизу, и всё же меня регулярно продолжали мучить те же самые необъяснимые ночные кошмары. В моей памяти жила какая-то чёрная пустота, что-то вечно присутствующее у меня в голове и к тому же опасное, что никогда не удаётся выяснить до конца, нечто неизвестное, наводящее на меня страх, особенно ужасающий в темноте либо же среди толпы. Мне было невыносимо видеть себя в окружении людей - я начинала кричать, точно бесноватая, отчего бабушке Паулине приходилось тут же заключать меня в свои медвежьи объятия, чтобы хоть как-то успокоить. Я привыкла сразу же прятаться в её кровати, как только просыпалась в жутком испуге – вот таким способом между нами росла и крепла тесная дружба; она-то, в чём я совершенно уверена, и спасла меня от помешательства, которое иначе непременно бы меня охватило. Побуждаемая необходимостью меня утешать, Паулина дель Валье изменила ко всем свою бесстрастную манеру поведения, за исключением, пожалуй, только Фредерика Вильямса. Со временем дама смягчилась, стала более терпеливой и нежной и даже слегка похудела, потому что, слоняясь, ходила за мной повсюду, и была столь занята, что даже забыла о сладостях. Я искренне верю, что она меня обожала. И говорю это без ложной скромности ввиду того, что с её стороны подобная мысль не раз подтверждалась. Да и, кстати сказать, бабушка всячески помогала мне расти в обстановке наибольшей свободы по тем временам, заодно возбуждая во мне нужную любознательность и как можно шире знакомя с этим миром. Однако ж, не позволяла мне ни проявлять излишний сентиментализм, ни распускать нюни, «оглядываться назад не сле