- Чем вы думаете заняться теперь, дядя Фредерик? – захотела я у него узнать.
- Это зависит от вас, Аврора.
- От меня?
- Я не мог не заметить некоторых странных перемен, произошедших с вами, милая вы моя, - сказал этот человек со столь свойственной ему тонкой манерой задавать вопросы.
- Я и так очень больна, а уход из жизни моей бабушки лишь ещё больше меня опечалил, дядя Фредерик. Вот, пожалуй, и всё, и в этом нет ничего странного, я вас уверяю.
- Сожалею, что вы меня недооцениваете, Аврора. Я, должно быть, слишком глупый, либо же любил вашу бабушку столь мало, что толком так и не смог понять состояние её души. Скажите же мне, что с ней случилось, а потом посмотрим, может, я и смогу вам помочь.
- Помочь мне уже никто не сможет, дядя.
- Испытайте же меня, а вдруг, - попросил он.
И тогда я поняла, что, оказывается, в мире нет больше никого, кому бы я смогла довериться, и что Фредерик Вильямс явно продемонстрировал, что способен сойти за отличного советчика, и на всю нашу семью был, пожалуй, единственным, обладающим здравым смыслом, человеком. Вот почему было бы очень хорошо поделиться с ним своей трагедией. И вправду, тот выслушал меня до конца крайне внимательно, ни разу не прервав мои излияния.
- Впереди ещё долгая жизнь, Аврора. Это теперь вы видите всё в чёрных красках, однако ж, стоит помнить, что время лечит и стирает многое. Данный этап напоминает собой поход по тоннелю на ощупь – вам кажется, что выхода нет, и всё же я вам обещаю, что он есть. Не останавливайтесь же на своём пути, деточка.
- А что же случится со мной, дядя Фредерик?
- Вы ещё полюбите, а в дальнейшем, возможно, появятся и дети, либо же вы станете лучшим фотографом этой страны, - сказал он мне.
- Но я чувствую себя столь запутавшейся и такой одинокой!
- Вы не одни в этом мире, Аврора, я теперь всегда с вами и будьте уверены, что никуда не денусь, пока вы во мне нуждаетесь.
Он ещё долго уговаривал меня, что не стоит возвращаться туда, где сейчас мой муж, что ещё возможно найти дюжину предлогов, чтобы чуть ли не годами медлить с возвращением. Вдобавок он был уверен в том, что Диего не настаивал бы на моём приезде обратно в Калефý, так как в своё время он меня убедил держаться от этого места как можно дальше. А что касается кроткой доньи Эльвиры, то, пожалуй, не останется ничего другого, кроме как утешать бедную женщину, прибегнув к частой с ней переписке. И здесь скорее речь шла о том, чтобы выиграть время: у моей свекрови шалило сердце, отчего она в любом случае не прожила бы слишком уж долго, что, кстати, и подтверждало не одно заявление различных докторов. Дядя Фредерик меня заверил, что отнюдь не спешит покидать Чили, ведь теперь его единственный близкий человек – это я, которую он любил, точно дочь или внучку.
- Так в Англии у вас никого нет? – спросила я его.
- Никого.
- Вы знаете, что о вашем происхождении ходят известного рода слухи. Так, говорят, что вы разорившийся дворянин, да и моя бабушка никогда этого не утаивала.
- А вот это уж совсем далеко от правды, Аврора! – засмеявшись, воскликнул он.
- А разве у вас нет спрятанного неведомо где семейного герба? – поинтересовавшись, засмеялась и я.
- Смотрите, деточка, - возразил он.
Мужчина разделся – он снял пиджак с рубашкой, задрал футболку и показал мне спину. Та была вся пересечена ужасающими шрамами.
- Бичевание. Не меньше сотни ударов хлыстом за кражу табака в австралийской исправительной колонии. Я отбывал наказание пять лет, прежде чем сбежать оттуда на плоту. В открытом море меня подобрало китайское пиратское судно, где меня заставляли вкалывать, точно раба. Но едва мы тогда добрались до суши, как я сбежал опять. И вот таким способом, можно сказать, одним махом, я, в конце концов, добрался-таки до Калифорнии. Единственное, что я перенял от английского дворянства, это акцент, который я, кстати, и выучил у настоящего лорда, волею случая ставшего моим первым хозяином в Калифорнии. Именно он и привил мне необходимые навыки, требующиеся профессиональному мажордому. Паулина дель Валье наняла меня в 1870 году, и с тех пор я всегда находился при ней.
- А знала ли бабушка всю эту историю, дядя? – спросила я, когда моё удивление несколько спáло, и мне удалось хоть что-то сформулировать.
- Разумеется, знала. На самом деле Паулину очень даже развлекало то, что люди несколько смущались, видя, как она связалась с мнимым аристократом.
- А за что вас приговорили?
- За кражу лошади – это случилось, когда мне исполнилось пятнадцать лет. Вообще-то меня должны были повесить, но тут как нельзя кстати несказанно повезло, отчего мне смягчили наказание, и так, в конце концов, я оказался в Австралии. Вы не переживайте, Аврора, после данного случая в своей жизни я не украл ни единого сентаво, ведь плети окончательно излечили меня от этого порока, однако ж, надо сказать, что так и не отучили получать настоящее удовольствие от табака, - засмеялся он.
Вот таким способом мы и остались друг с другом. Дети Паулины дель Валье со временем продали особняк на улице Армии Освободителей, который в наши дни стал школой для девочек, откуда впоследствии вынесли даже то немногое, что ещё хранил в себе дом. Мне удалось спасти мифологическую кровать ещё до того как её похитили бы прибывшие практически сразу наследники. Я спрятала предмет мебели в разобранном виде на складе государственной больницы, в которой всё ещё работал доктор Иван Радович, где кровать и оставалась до тех пор, пока сами адвокаты не устали рыскать по углам в поисках прочих вещей из имущества, некогда принадлежавшего моей бабушке.
Мы с Фредериком Вильямсом приобрели для себя сельскую виллу в окрестностях города, представляющих собой гористую местность. Попутно мы насчитали двенадцать гектаров земли, окружённой дрожащими от ветра тополями, с насаженными здесь же благоухающими жасминами и омытой скромной речушкой, где всё росло само по себе. Вот именно на этой территории Вильямс и разводил собак вместе с породистыми лошадьми. Вдобавок он играл в крокет и занимался другой, но столь же однообразной деятельностью, как правило, свойственной англичанам; у меня же на этой земле располагалось собственное жильё, которым я, в основном, пользовалась в зимний период. Дом представлял собой старую развалину, но вместе с этим в нём было определённое очарование, а также имелось значительное пространство для моей фотографической мастерской и знаменитой флорентийской кровати, которая, выделяясь на окружавшем её фоне раскрашенными морскими созданиями, возвышалась прямо посередине моей комнаты. В ней я и сплю, неизменно оберегаемая бдительным духом моей бабушки Паулины, кто, как правило, своевременно здесь появившись, взмахом метлы отпугивает населяющих мои ночные кошмары детей в чёрных пижамах. Сантьяго уверенно рос в сторону Центрального вокзала, тем самым по-прежнему оставляя нас в окружении покоя, гармонично создаваемого холмами и пасторальным лесом преимущественно из тополей.
Благодаря дяде Лаки, кто обдал меня своим счастливым дыханием как только я родилась, а также великодушному покровительству своих бабушки и отца, я по праву могу сказать, что моя жизнь удалась. Я располагаю денежными средствами и свободой делать всё, что только ни пожелаю. Так, я могу полностью отдаться изучению географии Чили с её характерными отвесами и обрывами, и делать то, разумеется, с фотоаппаратом на шее, как, впрочем, я подобным и занималась последние восемь или девять лет. Люди коварно говорили, мол, в данной ситуации ничего другого и не стоило ожидать; некоторые же родственники и знакомые вовсе меня чурались, а если и случайно встречали на улице, тогда притворялись, что не знали меня. Просто они не могли терпеть рядом с собой женщину, которая вот так взяла да и оставила своего мужа. Подобного рода пренебрежения не покидают меня и во сне; я вовсе не обязана быть приятной и любезной со всеми и каждым, напротив, предпочитаю оставаться таковой лишь с теми, кто мне действительно важен, а их, надо сказать, не так уж и много.
Печальный результат моих отношений с Диего, казалось бы, должен навсегда внушить мне страх к опрометчивой и ревностной любви, однако ж, на деле так не случилось.
Конечно же, несколько месяцев я прожила будто с подрезанными крыльями, изо дня в день слоняясь с ощущением абсолютного поражения, неизбежно стоя перед необходимостью играть лишь одной картой и в результате потерять всё. Вдобавок ясно и то, что я приговорена быть женщиной замужней, одновременно живя без мужа – вот почему не так-то просто заново «перекроить» всю мою жизнь, как говорят мои тётушки, но данное странное моё положение даёт мне же великую свободу вести себя как только заблагорассудится. Расставшись с Диего, спустя год я снова влюбилась, а подобное говорит о том, что у меня дубовая шкура, благодаря которой я быстро восстанавливаюсь от душевных травм.
Моя вторая любовь отнюдь не была нежной дружбой, со временем перешедшей в настоящий роман, напротив, это, скорее, был просто порыв страсти, который по чистой случайности неожиданно охватил нас обоих. Надо сказать, что всё складывалось хорошо, ну, по крайней мере, до настоящего момента, а там, кто ж знает, как и что оно случится в будущем. Стоял зимний день, один из многих с характерным продолжительным и в то же время освежающим дождём, с рассыпающимися по небу молниями и таким знакомым беспокойством на душе. Дети Паулины дель Валье вместе с юристами-буквоедами в который раз надолго закрылись у себя, разбираясь с нескончаемыми документами, причём было их с тремя копиями на каждый и с одиннадцатью печатями, которые я подписывала даже не читая. Фредерик Вильямс и я покинули дом на улице Армии Освободителей и до сих находились в гостинице ввиду того, что всё ещё не закончились ремонтные работы в загородном доме, где мы живём и поныне. Дядя Фредерик случайно встретился на улице с доктором Иваном Радовичем, с кем мы не виделись уже порядочное время, и они оба пообещали пойти со мной, чтобы посмотреть на очередное исполнение испанской сарсуэлы, а соответствующая труппа в это время как раз и гастролировала по Южной Америке. Но так случилось, что в указанный день дядя Фредерик слёг в постель с простудой, и я в полном одиночестве прождала непонятно чего в зале гостиницы, причём руки мои были ледяными, а ноги постоянно болели, потому что обувь мне слишком жала. Снаружи, по стеклу окон лился нескончаемый водопад, а ветер, точно перья, тряс уличные деревья – этот вечер явно не располагал к прогулкам, и на какое-то время я даже позавидовала простуде дяди Фредерика, которая теперь позволила ему оставаться в кровати с хорошей книжкой и чашкой горячего шоколада. Однако ж, приход Ивана Радовича заставил-таки меня напрочь забыть о погоде. Доктор пришёл в насквозь промокшем пальто и как только мне улыбнулся, я сразу поняла, что, оказывается, человек-то на самом деле был гораздо привлекательнее, нежели я его себе помнила. Мы взглянули друг другу в глаза и, думаю, что тогда мы увиделись с ним впервые. По крайней мере, я за ним наблюдала, и то, что я увидела, меня весьма впечатлило. Затем последовало долгое молчание, в иных обстоятельствах показавшееся бы практически невыносимым, хотя тогда оно скорее явилось некой разновидностью диалога. Он помог мне надеть плащ, и мы медленно отправились к двери, ни на миг не выпуская друг друга из виду. Ни одному из нас не хотелось попасть под грозу, которая то там, то здесь разрывала небо, но и расставаться прямо сейчас не было никакого желания. Как нельзя кстати появился портье с огромным зонтом и любезно предложил сопроводить нас до экипажа, что уже ждал у двери. Только тогда мы вышли молча и всё ещё сомневаясь. Я не испытывала никакого ярко выраженного прилива сентиментальности, также не было никакого сверхобычного предчувствия по поводу того, что мы с ним родственные души. Я даже мысленно себе не рисовала того начала любви, о котором, как правило, пишут в романах – надо сказать, ничего такого между нами не было. Просто зам