дистанцированность художника от личности изображенного человека – все это очень похоже. Например, фигуры в его «Попугаях» ничуть не «холоднее» и ничуть не имперсональнее, чем Дорифор работы Поликлета. Бессмысленно прилагать одни и те же мерки ко всем категориям искусства, поступать так – значит впадать в вульгаризацию. Эпический художник стремится создать обобщенный образ человечества. Художник-лирик стремится показать мир через образ своего индивидуального опыта. Оба имеют дело с реальностью, но стоят спина к спине.
Позиция Леже по отношению к механизации не была неизменной на протяжении всей его жизни. Она менялась и развивалась по мере того, как он начинал все лучше понимать политику и историю. Грубо говоря, творчество Леже можно разделить на три периода. Я попробую кратко объяснить, какую позицию он занимал в каждый из них, чтобы легче было понять его общий подход и постоянное направление его мысли.
В ранних работах, примерно до 1918 года, он был зачарован (тут надо вспомнить, что Леже родом из нормандской крестьянской семьи) главным промышленным материалом эпохи – сталью. Он сделался кубистом, однако это направление привлекало его, в отличие от многих, не своей интеллектуальной стороной, а тем, что кубисты часто обращались к изготовленным промышленным способом металлическим формам. Токарная обработка, шлифовка, полировка, резка стали – вот процессы, которые влекли молодого Леже своей прогрессивностью и своеобразной новой красотой. Чистота и прочность нового материала, возможно, воспринимались им как символ всего, что противостоит лицемерию прогнившего буржуазного мира, самодовольство и тупая самоуверенность которого привели к войне 1914 года. Я, разумеется, упрощаю и не хотел бы, чтобы из моих слов кто-то сделал неверный вывод. Леже не писал картин, изображающих сталь. Он писал и рисовал обнаженную натуру, портреты, солдат, пушки, аэропланы, деревья, свадьбы. Но во всех его работах, выполненных в это время, он использует формы (и часто цвета), за которыми угадывается этот металл и новое знание о скорости и механической силе. Все художники этого времени жили с ощущением, что стоят на пороге нового мира. Они сознавали свою роль провозвестников нового. Но для Леже это новое воплощал в себе новый материал.
Второй период в творчестве Леже длился приблизительно с 1920 по 1930 год. В это время его интерес сместился с материалов на готовую продукцию, созданную с помощью машинного производства. Он принялся писать натюрморты, интерьеры, уличные сценки, мастерские, и все это с одной мыслью – изобразить механизированный город. Во многих его работах появляются фигуры: женщины с детьми на современных кухнях, мужчины среди машин и конструкций. Здесь очень важно понимать отношение фигур к их окружению. Именно это отводит от Леже всякое подозрение в том, что художник всего лишь прославляет потребительские товары ради них самих. Его современные кухни – не реклама краски, линолеума или новомодных жилищ, но попытка рассказать – средствами живописи, а не в курсе лекций, – какие возможности дают людям современные технологии и средства производства для построения нужной им среды, с тем чтобы природа и материальный мир стали полностью очеловечены. В этих картинах Леже словно бы говорит: нет больше необходимости отделять человека от результата его труда, ведь теперь он в силах сделать все, что ему нужно, и, значит, то, чем он владеет, и то, что он производит, является его продолжением. Все это основано на убеждении Леже в уникальности сложившихся условий: впервые в истории у нас есть средства производства для достижения изобилия.
Третий период длился с 1930 года вплоть до смерти художника в 1955 году. Здесь фокус его интересов снова сместился: на этот раз со средств производства на производственные отношения. В течение двадцати пяти лет он писал велосипедистов, компании на пикнике, акробатов, ныряльщиков, строительных рабочих. На первый взгляд все эти темы могут показаться мало относящимися к тому, что сказано выше. Но позвольте объяснить. Обращаясь к подобным темам, художник изображает группы людей, и каждый раз они показаны так, что ни у кого не остается сомнений: это современные рабочие. Обобщая, можно сказать: в тот период лейтмотивом творчества Леже становятся образы рабочих в труде и на отдыхе. Разумеется, это отнюдь не картины-репортажи. Вы не найдете на них сколько-нибудь детального описания условий, в которых в то время трудились люди. Здесь, как и во всем творчестве Леже, доминирует жизнеутверждающее, веселое, счастливое начало, и по сравнению с работами его современников эти картины кажутся до странности беспечными. Вы спросите: так в чем же ценность этих веселых полотен? И как на них реагировать – улыбнуться в ответ?
Мне кажется, их ценность достаточно очевидна и ее плохо понимали только потому, что большинство не давало себе труда ознакомиться с творческим развитием Леже, хотя бы так же бегло, как это сделали мы с вами. Леже знал, что новые средства производства неизбежно создают новые социальные отношения. Он знал, что индустриализация, которую изначально мог обеспечить только капитализм, уже произвела на свет рабочий класс и тот в конечном счете разрушит капитализм и построит социализм. Приметы этого процесса (если отвлечься от абстрактных категорий, в которых его описывают) Леже стал различать во всем – в плоскогубцах, наушниках, катушке кинопленки. И в картинах, созданных им в последний период, он предрекал освобождение человека от нестерпимых противоречий эпохи позднего капитализма. Я хотел бы подчеркнуть, что эта интерпретация ни в коем случае не является попыткой подтасовать факты в пользу Леже. Просто некоторые упорно не желают замечать самые очевидные факты. Из картины в картину переходит одна и та же тема. Каждый раз Леже изображает группу людей, каждый раз эти люди оказываются связаны друг с другом простым движением, каждый раз значение этой связи подчеркивается нежными, ласковыми жестами рук, каждый раз современное оборудование, инструменты, которыми они пользуются, служат указанием на эпоху, и неизбежно эти фигуры – уже участники новой, более свободной жизни. Отдыхающие расположились на природе, ныряльщики зависли в воздухе, акробаты невесомы, строительные рабочие парят в облаках. Это образы свободы – той свободы, которая создается совокупностью человеческих умений, когда главные противоречия в отношениях между людьми уже устранены.
Обсуждать стиль художника посредством слов, очерчивать его стилистическую эволюцию всегда означает в какой-то мере огрублять реальность. Тем не менее я хотел бы предложить несколько наблюдений о том, как именно работал Леже, поскольку если ничего не сказать о форме его произведений, то любая оценка их содержания будет односторонней и искаженной. А кроме того, Леже – очень яркий пример уверенности художника в своем предмете, и это чувство проявляется в его стиле не менее последовательно, чем в тематике и содержании.
Я уже говорил, что Леже многим обязан кубизму и что ему присуще совершенно особенное – без преувеличения уникальное – использование художественного языка кубизма. Для Леже кубизм был единственным способом продемонстрировать, что такое все эти новые материалы и машины, которые захватили его воображение. Он всегда предпочитал начинать с чего-то ощутимого (позже я покажу, какое воздействие это оказывало на его стиль). Сам он неизменно называл свои сюжеты «объектами». В эпоху Ренессанса многие художники были одержимы страстью к науке. Думаю, не ошибусь, если скажу, что Леже первый выразил страсть к технологиям. И началось это с освоения стиля кубистов, позволявшего передать восхищение потенциальными возможностями, заложенными в новых материалах.
На втором этапе творческого пути, когда интересы Леже переключились на создаваемую машинами продукцию, стиль его живописи неопровержимо доказывает, как глубоко осмысленно все, что он делал. Он понимал (в 1918 году!), что массовое производство непременно приведет к возникновению новых эстетических ценностей. Сегодня нам, окруженным беспрецедентной коммерческой вульгарностью, трудно отделить подлинные новые ценности массового производства от рекламных уловок торгашей, хотя это, разумеется, не одно и то же. Массовое производство превращает многое из прежних эстетических ценностей в чистый снобизм. (Сейчас любая женщина может обзавестись пластиковой сумочкой, которая ничем не хуже кожаной: свойства хорошей кожи сделались условным атрибутом социального статуса.) Свойства товаров массового производства противопоставляются свойствам изделий «ручной работы»: «анонимность» первых – «индивидуальности» вторых, «правильность» – «интересной» неправильности. (Когда гончарное производство перешло на промышленные рельсы, «художественная» керамика, чтобы подчеркнуть эксклюзивность «ручной работы» и тем самым создать дополнительную, ложную ценность, становится все грубее, примитивнее и в целом «неправильнее».)
В тот период Леже сделал ключевой особенностью своего стиля отражение характерного эстетического качества продукции массового производства. Его цвета – плоские и жесткие. Формы – правильные и строго фиксированные. Минимум движений, минимум фактурного интереса (фактура в живописи – самый простой способ выражения «личности»). Глядя на эти полотна, зритель поддается иллюзии, что такие можно «штамповать» сотнями и тысячами. Здесь происходит опровержение самой идеи, что живописное произведение, подобно драгоценному камню, уникально и доступно лишь избранным. Наоборот, напоминает нам Леже, картина есть образ, созданный человеком для людей, и судить о нем нужно по его эффективности. Подобный взгляд на искусство может показаться предвзятым и односторонним, но это взгляд на искусство любого действующего художника. Тут важно понимать, что избранная Леже живописная манера призвана доказать тезис, который и составляет содержание его картин: современные средства производства следует приветствовать (а не порицать за вульгарность, бездушие и дешевизну), поскольку они впервые в истории дают человечеству шанс создать цивилизацию, действующую не в интересах меньшинства и основанную не на дефиците.