затащить Машу в постель и этим сохранить свое место в компании после смерти старика. А тому, видимо, недолго осталось. Лицо хозяина приобрело серый оттенок, и по утрам его приходилось пудрить. Мезенцев дряхлел на глазах. А тот факт, что он зачастил в клинику к профессору Флярковскому, лишь подтверждали подозрения Кирзачева.
Они пили, мило болтали ни о чем, улыбались, но каждый думал о своем. Митя думал, что Маша играет с ним в кошки-мышки. Поиграет и выбросит. Он слышал о ее многочисленных романах. Она, подобно отцу, давала брошенным жертвам кусок пирога на дорожку. Сегодня Мезенцев подписал ордер на трехкомнатную квартиру для Лиды. Значит, готовит бабу к отставке, а ему поручено найти молодую, свежую и неизбалованную. Лида продержалась дольше всех. Правда, десятка два побочных помощниц прошло сквозь ее пальцы, но она спокойно к этому относилась, за что Лиду следовало ценить. Маша тоже своих бывших не обижала. Всех вывела в люди. Добренькие Мезенцевы. Жаль, что никто не видит их клыков. А Митя знал и о жертвах Мезенцева. Вот им не позавидуешь.
– Почему тебя не бывает на пятничных вечеринках? – спросила Маша.
– Там хватает лакеев, – ответил он словами Мезенцева.
– А мне лакеи без надобности, я с ними по ресторанам не хожу. С этой пятницы будешь присутствовать на всех тусовках.
«Хороший удар, – подумал Кирзачев. – Пятница – единственный день, когда мы могли встречаться с Элей без оглядки. Что я ей скажу? “Мы завязываем, так решила дочь хозяина!” Чушь».
– А вы уверены, Мария Аркадьевна, что я вам нужен на этих вечеринках?
– Я никогда не говорю того, в чем не уверена. Меня к этому с младенчества приучили. Семь раз отмерь, один раз отрежь.
– Я тронут вашим вниманием. Постараюсь вас не разочаровать.
Маша заказала на горячее дичь с трюфелями. У Дмитрия сердце похолодело. Трюфели даже во Франции стоят дороже белужьей икры а здесь… После этого безобидного ужина его банковский счет покажет ему язык.
– Ты сегодня какой-то бледный, Митя.
Ему удалось изобразить улыбку.
– Дело в освещении. Хрустальные люстры красивы, но от них исходит холод, как ото льда.
– Спасибо. Я уж подумала, что дело во мне и в моей холодности. Нет, я не ледышка.
– Ничего подобного я и не думал. Ваш огонь передается даже бриллиантам на ожерелье. Они сверкают ярче.
– Ты не пробовал говорить стихами?
– Сам я далек от поэзии, а чужими словами говорить не хочется. У хороших артистов редко получается декламировать хорошие стихи. И дело не в даровании. Стихи должны стать частью твоей души. Их надо соотнести с собой, тогда они потекут естественным ручейком.
– У тебя хороший вкус, приличное воспитание. Кем были твои родители?
– Мать – последняя ветвь князей Куракиных. Отец не знает своей родословной. Все его предки погибли во время сталинских репрессий. Выходцы из белого офицерства, рискнувшие остаться в России после революции. Об этом можно судить по старым фотографиям, оставшимся от прабабки. Бабушку по материнской линии спасла Надежда Крупская, жена Ленина. Она заведовала просвещением и очень ценила мою старушку.
– Кто такая Крупская, я знаю. Значит, ты у нас породистый жеребчик. Интеллигентных людей сейчас почти не осталось. Они не в моде. Их надо слушать, а сегодня все слушают только себя. Задатки у тебя неплохие. Из тебя можно слепить что-то нужное и полезное. Я попробую.
– Хотите сделать из меня подопытного кролика?
– Нет. Опытов я на тебе проводить не буду. Просто если я за что-то берусь, то у меня получается, так что за результаты я спокойна. Я хочу сделать из тебя своего мужа.
Дмитрий выронил бокал из рук, и он разбился сам и разбил тарелку, в которую упал.
Маша рассмеялась, выкрикнув: «К счастью!»
11.
Звонил прокурор по прямому телефону. Шкляров снял трубку:
– Слушаю вас, Геннадий Тарасыч.
– Вот что, Илья, сейчас к тебе заедет адвокат Мезенцева. Ты его знаешь?
– Наслышан об этой лисе, но не имел чести быть представленным.
– Он не лиса, а грамотный юрист. Выслушай его доводы и прими надлежащие меры. С делом он ознакомился в моем кабинете.
– С каким делом? – удивился Шкляров.
– Художника Кушнира. Вопрос очень деликатный. Кушнир был вхож в дом Мезенцевых, а теперь его обвиняют в убийстве. Такие пятна большим людям не нужны. К тому же Колодяжный прав по всем пунктам. Служба безопасности компании провела свое расследование. Там не лохи сидят, вроде наших, а профессионалы работают.
В дверь постучали.
– Кажется, он пришел, Геннадий Тарасыч.
– Короче, ты меня понял, Илья. Отбой.
Шкляров положил трубку и крикнул: «Входите!»
На пороге появился солидный мужчина.
– Здравствуйте. Меня зовут Валерий Леонидович Колодяжный, я адвокат семейства Мезенцевых.
– Да, пожалуйста, проходите, присаживайтесь. Чем могу служить?
– Вы меня извините, но мы были вынуждены вмешаться в ваше расследование. Речь идет о художнике Глебе Кушнире. Он бывал в нашем доме, и у нас о нем сложилось очень хорошее впечатление. Конечно, это не аргумент, но мы решили разобраться. Как я и думал, мы оказались правы и хотели поделиться с вами некоторыми выводами.
Такой деликатности Шкляров не ожидал. Адвокат вел себя слишком скромно и вроде даже стеснялся того, что лезет не в свои дела.
– Я с удовольствием выслушаю ваши доводы, господин Колодяжный. Задержание Кушнира мера вынужденная, временная. Мы не предъявляем ему обвинение, дело сложное.
– Тут я с вами спорить не стану, но Глеб к делу не имеет отношения. Он даже не свидетель.
– В его доме найдено орудие убийства.
– Пистолет «ТТ» – оружие киллеров. Вы можете ими вооружить всю милицию, так как киллеры всегда бросают их на месте преступления. Никто не убегает вместе с оружием. На пистолете нет никаких отпечатков. Убийца был в перчатках. Скажите, при задержании подозреваемого вы нашли у него перчатки?
– Нет.
– А в доме при обыске?
– Нет. Ничего, кроме летних вещей.
– Конечно. У него нет зимних, еще не заработал. Куда же делись перчатки?
– Мы их не нашли.
– Потому что не искали. Где задержали парня?
– Внизу на лестничной клетке.
– Правильно. Он даже на улицу не успел выбежать. Как же вам удалось так быстро приехать?
– Поступил звонок дежурному по городу, а наряд находился рядом.
– Честь вам и хвала. Мы проделали маленький эксперимент. Произвели выстрел в комнате, но внизу, на улице, он прозвучал, как удар по стене. Будто кто-то гвозди в стену забивает. Какой бдительный прохожий оказался. Только что мог делать человек поздним вечером в тупике, где не осталось жилых помещений? Откуда он шел, куда? За домами овраг, а дальше поле. Вам звонил убийца. Он должен был позвонить раньше Кушнира, с тем чтобы Глеба застали на месте. Это же очевидно, даже додумывать ничего не надо. Наши сыщики осмотрели все углы. Далеко ходить не пришлось.
Колодяжный вынул из портфеля целлофановый пакет, в котором лежал мобильный телефон, глушитель и шерстяные перчатки.
– Эти вещдоки лежали в урне возле подъезда. Кушнир их туда выбросить не мог, так как не успел даже выскочить на улицу. И это не подлог. Убийца позвонил в милицию, спускаясь по лестнице, а выйдя на улицу, все выбросил в урну. И это не моя фантазия. Номер этого сотового телефона соответствует номеру, зафиксированному милицией. Телефон краденый. Его отняли у школьницы три дня назад. В милицию звонил либо убийца, либо я, так как я принес телефон. Но у меня на тот вечер есть алиби. Но ведь не это главное. У Глеба нет мотива убивать свою невесту. То есть нет основания для следствия. Чтобы кого-то убить, надо достать оружие, а не устраивать в своей мастерской романтический ужин при свечах. И лучше не бежать куда-то сломя голову, а взвалить на плечи труп и отволочь его в овраг. Благо он рядом, и улицы пусты. И еще одна немаловажная деталь, уважаемый Илья Наумович, пересмотрите еще раз сделанные вами же фотографии. Глеб Кушнир близорук. Минус пять. Его очки лежат на столике возле кровати через четыре комнаты от места убийства. Как мог человек с таким зрением попасть девушке в переносицу с двухметрового расстояния. Или вы считаете его чемпионом мира по стрельбе среди слепых? Он стеснялся носить очки при Кате, но работать без них не мог.
– Да, я помню. Он не смог даже прочитать протокол.
– Извините, я могу еще долго болтать, но не хочу отвлекать вас от работы и себя тоже. Просто счел должным поставить вас в известность об итогах нашей работы. Вы и сами пришли бы к этим же выводам, но я сэкономил вам время. Разрешите откланяться.
Адвокат встал, пожал руку следователю и ретировался.
Минут пять Шкляров сидел неподвижно, потом снял трубку и позвонил Базарову.
– Олег? Шкляров говорит. Выпускай Кушнира. Возьми только подписку о невыезде, и пусть катится ко всем чертям.
– Правильное решение, Илья Наумович. Девчонка – соучастница налета. Это уже неоспоримый факт.
– Что за бред?
– Ключик в ее сумочке помните? Соснин нашел скважину. Ячейка в камере хранения на вокзале. Там в пакете с фруктами лежал миллион в банковских упаковках. Сегодня утром Степа приволок сумку в управление.
– Один?
– Да. Вечером, говорит, в голову мыслишка пришла, решил проверить. Поехал на вокзал, а там сувенир. Возвращаться в управление уже было поздно, вот он и дождался утра.
– Ну, Соснин! Черт! Я даже не знаю, что сказать, Олег.
– А что тут говорить? В моей команде только настоящие ребята работают.
– Ладно. Я сейчас приеду. А парня не держи больше ни минуты. Есть еще новости и вещдоки. Хреново мы работаем, Базаров. Меня только что мордой в дерьмо макали в течение получаса. А я слушал, и возразить было нечего…
Шкляров со злостью бросил трубку на рычаг.
12.
На такси денег не было. Как его схватили с мелочью в кармане, так и выпустили. Заехать за деньгами домой времени не хватало. Следователь рассказал Глебу о похоронах Кати, и Кушнир хотел успеть на кладбище. Какой-то парень на старенькой «хонде» согласился его отвезти бесплатно. Очевидно, вид пассажира вызывал жалость. Интересно, а что еще мог он вызывать?