– Я знаю способ, как уйти незамеченным. Но я не собираюсь уходить, пока Мезенцев жив. Мы можем доверять тем, кто разработал план?
– Да. Одного из них ты видел, но я вас не знакомила. Мой брат Артем. Я уже с ним говорила.
– Так он же военный, подполковник. Я его помню.
– Бывший. Выкинули из армии, как мусор. Их ценили, когда они воевали, и методы войны не обсуждались, если ты уничтожаешь бандитов. Но стоило политикам договориться, как наших тоже стали считать военными преступниками. Нашла коса на камень. Были героями, стали бандитами. Всех убрали с глаз долой. Вот только опыт у ребят отнять не смогли. Ничего другого, Володя, я тебе предложить не смогу. Решай сам.
– Мы согласны. Тут и говорить не о чем.
Лида достала из сумочки сотовый телефон:
– Носи с собой. Я тебе позвоню.
Они тихо разошлись.
11.
Сутягин ехал поездом, личный автомобиль ждал его на станции. Олигарх не любил машин и долгих поездок не выдерживал, проще купить купе целиком и лежать на полке с книжкой в руках. Правда, на этот раз он ничего не читал, а представлял себе встречу с Оксаной и думал о том, что скажет и как сможет помочь ей и дочери. К старости Сутягин стал сентиментальным. В бурные годы молодости он и не вспомнил бы о каком-то своем мимолетном увлечении. Роман Григорьевич даже составил план их разговора с Оксаной, но Сутягина ждало разочарование.
Дверь в дом Оксаны была заклеена ленточкой с печатью прокуратуры. Роман Григорьевич с тоской посмотрел на покосившуюся хибару. Вот так, приехать к черту на куличики, убить столько времени и уткнуться носом в стену.
Его машина стояла у калитки, а невдалеке на штакетник облокачивался старик лет восьмидесяти в телогрейке. И это в такую-то жару. Сутягин подошел к забору.
– Привет, папаша! А что с хозяйкой-то? Арестовали, что ли, коль дом опечатали?
– Похоронили на днях. Руки на себя наложила. Грех-то, какой!
– Сказать что можешь? Я заплачу.
Старик не понял его слов. Тут никто ничего никому не платил, кроме почтальона, разносившего пенсию.
– Сказать может брат Оксаны. Гришка Фокин. По шоссе дальше. Город через пятнадцать верст. Он там милицией командует. Гришка сестру и нашел.
Сутягин сунул старику пятитысячную купюру, но тот не взял и даже не понял, что ему дают. Не видел красных бумажек. Пришлось сунуть деньги ему в карман. Роман Григорьевич сел в машину и велел шоферу найти отделение милиции.
В дежурной части он представился и заявил о желании поговорить с Фокиным. Дежурный очень удивился, но соединился с начальником и разъяснил ситуацию, потом положил трубку и сказал:
– Третий этаж, тридцать пятая комната.
Посетитель поднялся наверх. На двери с номером тридцать пять висела табличка:
Начальник райотдела
подполковник
Фокин
Григорий Николаевич
Тридцать девять лет назад этот опер Фокин мог трижды арестовать его и Аркашку Мезенцева. Тогда Оксана прятала их в погребе. Брат зашел к ней, и они даже слышали их разговор. Упертый был мужик. Месяц крутился в тех местах, словно носом чуял, где искать убийц. А вот сестра его перехитрила. По тем временам их обоих поставили бы к стенке, и Роман не прожил бы такую полную и сытую жизнь. Сейчас уже никто ничего не докажет, даже письмо Оксаны дочери не доказательство, да и все сроки давности уже истекли, и уголовные кодексы поменялись. Тридцать лет назад Сутягин содрогнулся бы при встрече с этим человеком, а сейчас он был обычным периферийным ментом и ничего не мог сделать человеку, пожимавшему руку самому президенту.
Постучавшись, Сутягин вошел, не дожидаясь ответа. Подполковник даже не приподнялся со стула. Убогая комнатушка со старой школьной мебелью. Здоровенный мужик лет шестидесяти выглядел второгодником, которого посадили за парту первоклашки.
– Я Роман Сутягин…
– Я знаю, кто вы. Можете присесть и изложить причины своего визита в наше учреждение.
Сутягин едва не расхохотался от высказанной ментом тирады. Он сделал два шага и присел на сомнительной прочности стул.
– Я здесь проездом, заехал к своей старой знакомой Оксане Русаковой. Мне сказали, будто с ней случилось несчастье. Кажется, вы ее брат? Можете объяснить, что с ней случилось?
– Могу, если вы не будете врать. Вы здесь не случайно.
– Допустим. Я хотел помочь ее дочери. Она сидит в колонии, и мне известна ее история.
– К вам приезжал адвокат Оксаны? – спросил подполковник.
– С чего вы взяли?
– Нашел в ее доме второй экземпляр договора с адвокатом. Еще я нашел несколько черновиков писем Оксаны к Анне. Она нервничала. Начинала и бросала, а потом опять писала. Я думаю, что адвокат и должен передать письмо дочери. Нам неизвестно, когда он был у Оксаны и как мог поддерживать с ней связь. Почта ей не приходила, телефона у сестры не было. Но известие от адвоката она получила, в этом нет сомнения. Почему вы проявляете такую заботу о женщине и ее дочери, если много лет ее не видели?
– Вы правы, адвокат дал мне ее адрес. Он и рассказал мне о кошмарном положении, в которое попала Анна. Я могу годами не вспоминать старых друзей, но когда им плохо, всегда готов прийти на помощь.
– Старых друзей? – Подполковник открыл ящик стола и достал большой семейный альбом в плюшевом переплете. – Взгляните. Оксана его прятала, и на глаза посторонним он не попадался. Что-то личное, не для чужих глаз.
Сутягин взял альбом и пролистал. В нем были вклеены его фотографии из разных газет и журналов за последние двадцать лет. В том числе и снимок, запечатлевший его рукопожатие с президентом.
– Вы думаете, это называется дружбой? – поинтересовался подполковник.
– Я этого не знал, – тихо ответил олигарх.
– И я ничего не знал. Оксана была скрытным человеком. Она никогда не произносила вашего имени вслух. Анна вышла замуж и уехала в Красноярск. Связь с ней оборвалась. Приезжала только летом на недельку и очень редко присылала письма и поздравительные открытки. Я нашел ее последнее письмо случайно. Оксана не успела его спрятать или сжечь. Анна к тому времени уже два года как сидела за решеткой. О причинах мне сестра не рассказывала. Я послал запрос в суд, но ответа так и не получил. За последние годы мне не дали ни одного отпуска. Я собирался сам поехать в колонию, но опоздал.
– Как вас понимать?
– Оксана заперлась в доме, открыла газ и… Стопроцентное самоубийство. Тогда я связался с колонией, и там мне сообщили, что Анна умерла от инфаркта на день раньше. Я до сих пор не могу понять, как адвокату удалось связаться с Оксаной и зачем он ей рассказал о несчастье?
– Тут понимать нечего. В его услугах больше не нуждались. Если бы он был аферистом, то ничего не сказал бы, а продолжал брать деньги за работу. Он поступил как честный человек и вряд ли предполагал такую реакцию матери.
– Я воспитывал Анну. Она была мне как дочь. И вот в одночасье я потерял и сестру и дочь. А что потеряли вы?
Сутягин не ответил.
– Я могу посетить ее могилу?
– Кладбище на восточной окраине города. Пятнадцатый участок. Могила свежая, без венков. Тело нашли поздно, оно уже начало разлагаться. Так что торопились. Успели только купить гроб и сделать табличку.
– Не возражаете, если я закажу памятник хорошему скульптору?
– Зачем он ей? Она прожила пятьдесят девять лет в нужде. И после смерти ей роскошь не нужна. Поставьте свечку в церкви, Оксана была верующей, но отпевать ее отказались. Самоубийц церковь не отпевает.
– Спасибо за разговор, Григорий.
Сутягин вышел. Шоферу велел найти кладбище, а сам задумался. Адвокат сдержал свое слово, надежный мужик, а он до сих пор не знал его имени. Получив три миллиона наличными, он мог бы исчезнуть из поля зрения навсегда. Но адвокат довел дело до конца по своему плану, и теперь Анна, вероятно, уже на свободе. Вот только никто не подумал о ее матери. Бедная одинокая женщина, лишенная счастья, потеряла последнее, что было в ее жизни, – родную дочь.
Сутягин скупил все цветы у ворот кладбища и велел каждому продавцу отнести их к могиле и уложить как полагается. Получилось море цветов, ими были завалены и соседние могилы.
Оставшись в одиночестве, Роман Григорьевич смог произнести только одну фразу: «Прости меня!»
12.
Бдительность – черта, не свойственная этим местам. Как люди натыкаются на острые углы, население понимало плохо. Бесконечные детективные сериалы, идущие по центральным каналам, люди воспринимали как фантастику, очень далекую от жизни.
Группа из шести рабочих, кассира, бухгалтера и шофера возвращалась на автобусе в родные пенаты. На полу между сиденьями валялось девять огромных мешков с деньгами. Двести семьдесят пять миллионов. И всю сумму банк выдал тысячными купюрами. Кассиршу об этом предупредили заранее, и она взяла с собой шестерых крепких молодых парней вместо трех. Сегодня не только зарплату выдавали, но и премию за первый квартал года. Рабочий класс уже потирал руки в ожидании солидных выплат. Намечался хороший гудеж. Завод поставлял редкие сорта мрамора во многие точки мира, труд тяжелый и вредный, народ очищал организм универсальным средством – водочкой. А чем еще себя побалуешь в такой однообразной жизни?
В одном из узких переулков автобус остановился. Посреди дороги был открыт канализационный люк, а перед ним стояла тренога с «кирпичом» – проезд запрещен. Возле люка никого не было, вероятно, рабочие спустились в вниз.
Шофер выплюнул беломорину в окно и обернулся в салон.
– Так, мужики, здесь нам не развернуться. Раком я пятиться не собираюсь – целых полкилометра. Слева забор цементного завода, справа подвесной трубопровод. Ни одной подворотни, куда можно подать задом.
Мужики дремали, а двое играли в карты на заднем сиденье.
– Ты что хочешь, Гаврилыч? – спросил один из игроков.
– Работнички хреновы! Пойдем колодец закроем и знак уберем. Крышка чугунная, я один не осилю. Когда проедем, поставим все на место. Видать, что-то с канализацией случилось. Нашли время.