Любые реформы требуют денег. Чтобы увеличить доходы казны, граф-герцог повышал существующие налоги и вводил новые.
Кортесы при Филиппе IV не собирались ни разу. Впрочем, и при его предшественнике это было лишь единожды — в 1619 году, а до этого они последний раз заседали в 1583 году[108].
В Португалии все эти меры воспринимались как нарушение обещаний, данных на Кортесах в Томаре, подрыв Иберийского союза и плохо прикрытые намерения включить страну в состав Испании. Таким же образом было понято назначение в 1634 году вице-королевой Португалии внучки Филиппа II, мантуанской герцогини Маргариды Савойской.
Но наибольшее недовольство вызвало появление на посту госсекретаря (премьер-министра) Мигела де Вашконселуша. Народ ненавидел его и считал предателем за то, что, будучи португальским дворянином, потомком Саншу I, он перебежал к испанцам, сделал карьеру при Мадридском дворе и стал фаворитом графа-герцога Оливареса.
Вашконселуш правил единолично, отчитываясь только перед своим мадридским благодетелем. В 1634 на госсекретаря было совершено покушение. Его карету обстреляли, но он счастливо избежал смерти и даже не был ранен. Инцидент побудил Вашконселуша создать широкую сеть осведомителей[109].
Первые народные протесты против испанского господства начались в Португалии еще до прибытия Маргариды Савойской и Мигела де Вашконселуша. Летом 1628 года вспыхнули волнения в Лиссабоне. Непосредственной причиной стали требования Мадрида собрать дополнительный налог в 200 тысяч крузаду. Толпа забросала камнями и обратила в бегство кастильский гарнизон. В следующем году волна беспорядков, вызванных протестами против налогов, началась в Порту и прокатилась по Коимбре, Сантареню и другим городам.
В 1630 году причиной бунта в Сетубале послужил рекрутский набор. В выступлениях участвовали больше четырех тысяч человек. В 1635–1636 годах беспорядки в связи с введением налога на мелкие сделки охватили Вила-Реал, Шавеш и другие города[110].
В августе 1637 года поднялась Эвора. Поводом послужило совпавшее с неурожаем требование об уплате очередного налога. Члены городского совета отказались решать этот вопрос, а попытки давления привели к народному бунту.
В сентябре волнения перекинулись на другие города Алентежу и на Алгарве. В Эворе начали распространяться воззвания, написанные от лица местного юродивого Мануэлинью. В них португальцев призывали встать на борьбу за независимость. «Мы поднялись, чтобы послужить славе господней из любви к родине, думая о голоде наших братьев, о бедности нашей страны, о нищете наших сирот, из-за опасности, которая грозит нам со стороны тирании», — говорилось в манифесте[111].
Сначала Мадрид ничего не предпринимал, надеясь, что бунт завершится так же быстро, как и все предыдущие. Но время шло, восстание ширилось, и в январе 1638 года испанские войска во главе с герцогом де Медина-Сидониа пересекли границу. Сначала были жестоко подавлены выступления в Алгарве, а потом и в Эворе. Вслед за войсками в город прибыл граф-герцог Оливарес, которому члены Совета были вынуждены выказать подобающее почтение.
Несмотря на поражение, восстание имело далеко идущие последствия. Оно послужило прологом к дальнейшим событиям, которые привели к реставрации португальской монархии.
Страна на время приутихла, но напряженность не спадала. Мечта о собственном монархе и отделении от Испании укоренялась во всех слоях населения. В ее пропаганду включились иезуиты.
Ренессанс переживал «себаштьянизм», ставший главным национальным мифом. Причем, наряду с теми, кто по-прежнему ожидал Себаштьяу Сокровенного, появились сторонники новой теории. Они считали, что страну спасет представитель Браганского дома, то есть герцог Жоау[112].
Размах выступлений в Алентежу и Алгарве и жесткая реакция Мадрида вынудили португальских дворян задуматься о жалком и унизительном положении, в котором они оказались. К середине 1539 года несколько аристократов из окружения герцога Браганского Жоау от общих разговоров о желательности восстановления независимости перешли к составлению конкретного плана.
Заговор предусматривал возведение на престол Жоау. Герцог вполне подходил для этой цели, так как представлял боковую ветвь первой португальской королевской династии — Бургундской.
Кроме того, Жоау был популярен. Еще в 1633 году в Мадрид ревниво доносили о необыкновенно пышном, достойном короля приеме, оказанном герцогу Браганскому при посещении университета в Эворе. И жители Алентежу во время восстания намеревались провозгласить Жоау новым правителем.
Заговорщики посвятили в свои планы герцога. Осторожный Жоау, прекрасно осведомленный и о плачевном положении страны, и о созданной испанцами разветвленной системе шпионажа и доносительства, отказался от предложенной чести. Очевидно, счел, что время для таких судьбоносных поступков еще не пришло.
К решительным действиям заговорщиков подтолкнул граф-герцог Оливарес. В мае 1640 года началось восстание крестьян в Каталонии, где, как и в Португалии, народ был недоволен политикой фаворита Филиппа IV, всюду отменявшего традиционные привилегии и вольности и насаждавшего кастильские порядки. Бунтовщиков поддержала знать, обратившаяся за помощью к Франции, которая вела с Испанией Тридцатилетнюю войну.
Оливарес повелел любыми средствами собрать в Португалии войско для участия в боевых действиях против каталонцев и французов. Эту задачу он возложил на герцога Браганского, поставив его командующим и приказав отправиться в поход вместе с португальской знатью и магистрами орденов.
Для заговорщиков вызов всех знатных людей в Испанию означал, что другого шанса может уже не представиться. 12 октября они провели совещание в доме графа Антау де Алмады, после чего оповестили герцога Браганского о своих намерениях. Переворот был назначен на 1 декабря 1640 года.
В этот день без четверти девять вооруженные заговорщики, которых насчитывалось не менее четырех десятков, вместе со слугами прибыли на площадь у дворца. Разделившись на группы, они быстро справились с охраной, ворвались в покои к Маргариде Савойской и потребовали отречься от титула. Вице-королеве пришлось согласиться, а также отдать приказ испанскому гарнизону замка Святого Георгия не оказывать сопротивления. В дальнейшем Маргарида два с лишним года провела в заключении, после чего перебралась в Испанию.
Судьба ее фаворита Мигела де Вашконселуша оказалась страшнее. Ненавистного госсекретаря нашли не сразу, а, обнаружив, пристрелили и выбросили тело на площадь, где его растерзала толпа.
Заговорщики вышли на балкон дворца и провозгласили герцога Браганского королем Португалии Жоау IV. На следующий день Жоау, находившийся в своей вотчине в Вила-Висозу, разослал во все города грамоты. В них он сообщил о восстановлении португальской монархии, потребовал составить списки оружия и пригодных для ратного дела людей, сформировать из них отряды.
6 декабря Жоау прибыл в Лиссабон, а 15 декабря состоялась пышная церемония коронации, для которой была выстроена богато украшенная деревянная сцена, соединенная с дворцом. Известие о судьбоносном событии быстро облетело всю страну, и к концу месяца власть нового короля признали во всех провинциях. Некоторые испанские гарнизоны пробовали оказывать сопротивление, но их блокировали и вынудили сдаться.
Энтузиазм был всеобщим. Переворот и последовавшие шаги Жоау IV горячо поддержала даже его жена-испанка Луиза де Гужмау. Впрочем, честолюбия ей было не занимать и стать королевой явно хотелось. Современники приписывают Луизе примечательное высказывание: «Умереть, царствуя, будет правильнее, нежели окончить жизнь, прислуживая». Затем эту фразу переделали в хлесткое: «Лучше один день быть королевой, чем всю жизнь — герцогиней»[113].
Переворот положил конец 60-летнему господству Испании, восстановил независимость Португалии и начал отчет последней королевской династии — Браганской. Его успех стал следствием не только решительности группы дворян-заговорщиков, которых поддержал народ, но и благоприятной международной обстановки.
Испания находилась в состоянии войны с Францией Людовика XIII и кардинала Ришельё. Париж воодушевлял сепаратистов на всем Пиренейском полуострове, засылая своих агентов и обещая поддержку в случае восстания. Выступление Каталонии, граничащей с Францией, вызвало в Мадриде переполох. Теперь кастильцам, увязшим во Фландрии, приходилось сражаться на два фронта. События в Лиссабоне прибавляли головной боли и делали задачу по сохранению контроля над всей территорией полуострова практически невыполнимой. Португалия получила хороший шанс защитить вновь обретенную независимость, но им еще надо было суметь воспользоваться.
Герцог Браганский — зачинатель новой династии
В январе 1641 года после 22-летнего перерыва в Лиссабоне были созваны Кортесы. На них восстановление независимости и новая династия получили законодательное оформление и закрепление.
Одним из ключевых документов, одобренных на Кортесах, стал «Манифест Королевства Португалия», составленный секретарем Жоау IV Антониу Паишем Виегашем. В нем не только провозглашался суверенитет страны, но и приводились доводы в пользу такого решения.
В «Манифесте» три Филиппа объявлялись узурпаторами, а испанское правление — тиранией. На Мадрид возлагалась вина за обнищание народа, исстрадавшегося под гнетом налогов и рекрутских наборов, за потерю значительной части колоний, за принудительное втягивание Португалии в чужие войны и конфликты[114].
Кортесы утвердили правила престолонаследования, которые должны были гарантировать от повторения династических кризисов, случившихся в 1383 и 1580 годах. Отныне иностранец не имел права занимать португальский престол. Если у короля не было потомков мужского пола, на трон могла вступить его дочь. При этом ее супруг из претендентов исключался.