Эволюция в условиях преемственности, не спасшая от революции
3 августа 1968 года с Салазаром случился досадный инцидент. Находясь в летней резиденции, устроенной в форте XVI века Санту-Антониу-ду-Эшторил, 79-летний политик неловко плюхнулся в шезлонг, упал и ударился головой. Личный врач узнал об этом спустя четыре дня, при осмотре не заметил ничего серьезного и посоветовал срочно уведомить, если пациент почувствует головную боль.
Салазар, как обычно, продолжал заниматься текущими политическими делами. Он произвел перестановки в правительстве и 3 сентября председательствовал на заседании нового кабинета министров. Некоторые участники совещания заметили его бледность и шаркающую походку, но не придали этому серьезного значения.
6 сентября личный врач обратил внимание на странное поведение пациента, у которого начались провалы в памяти. После осмотра известным нейрохирургом Салазара отправили в больницу Красного Креста. Консилиум высказался за срочное хирургическое вмешательство. Была проведена операция по удалению гематомы из левого полушария.
Послеоперационное восстановление шло успешно, но 16 сентября после обеда Салазар внезапно вскрикнул и рухнул в кресло без сознания. Врачи констатировали обширное кровоизлияние в мозг в правом полушарии. Оперативное вмешательство спасло пациенту жизнь, но о полном восстановлении от инсульта не могло быть и речи.
Салазар ни публично, ни в частных беседах не называл имени своего преемника. В последующие полторы недели президент Америку Томаш вел интенсивные консультации, в ходе которых обсуждались полдюжины кандидатур.
Головоломка далась адмиралу Томашу нелегко. Впервые за десятилетие пребывания на посту ему пришлось принимать самостоятельное ответственное решение.
В иерархии Нового корпоративного государства президент был формально главной, но в действительности — представительской фигурой. В основном его работа заключалась в произнесении речей на торжественном открытии выставок и собраний, за что он удостоился клички «разрезатель ленточек». В отличие от Салазара, к интеллектуалам флотоводец не принадлежал. Из уст в уста передавались его ляпы, типа «сегодня я посетил здесь все павильоны, если не считать тех, которые я не посетил».
Такой президент и был нужен сильному правителю. У Томаша отсутствовали политические амбиции, он был человеком преданным, надежным, консервативным. К тому же он избавлял от необходимости тратить драгоценное время на разного рода протокольные и светские мероприятия, которых Салазар терпеть не мог.
Вечером 26 сентября определившийся наконец глава государства в телеобращении к нации объявил имя нового председателя правительства. Им стал хорошо известный стране Марселу Каэтану — выпускник юридического факультета столичного университета, автор многократно переиздававшегося учебника по административному праву, один из творцов конституции 1933 года, не раз входивший в правительство.
При Салазаре Каэтану занимал такие важные посты, как министр иностранных дел, министр колоний, председатель исполкома Национального союза. Он даже был вторым человеком в государстве, заместителем Салазара, когда в 1955–1958-ом исполнял должность министра при Председателе Совета министров. Но что-то в отношениях двух профессоров не заладилось, Каэтану ушел в отставку и с тех пор в правительство не входил, посвятив себя преподавательской деятельности.
Пикантность положения нового премьер-министра заключалась в том, что, когда Салазар пришел в сознание, он продолжал считать себя главой правительства, а Каэтану — университетским преподавателем. Ни у кого не хватило духа объяснить бывшему лидеру его истинное положение.
В феврале 1969 года Салазара выписали из больницы. Он был прикован к инвалидному креслу, но продолжал руководить: вызывал министров, давал указания, даже принял специального корреспондента французской газеты «Орор», который взял у политика последнее в его жизни интервью.
Все посетители, врачи и обслуга старательно поддерживали у Салазара иллюзию пребывания на посту. Чтобы розыгрыш не сорвался, медики строго запретили больному читать и слушать радио. А телевизор он не любил, не смотрел и не держал в своем кабинете.
Больного регулярно навещал президент. Отставленные новым премьером министры собирались на заседания, обсуждали государственные дела, готовили доклады, зачитывали газетные статьи, избегая упоминаний о Марселу Каэтану.
В апреле 1969 Салазар через микрофон поприветствовал толпу, собравшуюся поздравить его с 80-летним юбилеем. Через год он едва задул свечки на торте. В октябре 1969 политик принял участие в выборах. Урну для голосования поднесли к окну автомобиля, на котором его доставили к участку[315].
Тягостный спектакль продолжался около двух лет. Смерть наступила 27 июля 1970 года.
В этот момент у постели политика, наряду с врачом, как всегда находилась на посту его вечная домработница и секретарь Мария де Жезуш. Трудолюбивая, дисциплинированная, она была его тенью 45 лет.
Господин и служанка идеально подходили друг другу. Оба никогда не состояли в браке, не имели детей, не отвлекались на мирские соблазны и семь дней в неделю не переставали ревностно служить: он — стране, она — ему. Резиденция премьера в особняке Сау-Бенту, расположенном рядом со зданием парламента, полностью находилась на попечении Марии[316].
Похоронили политика на кладбище в родном Санта-Комба-Дау рядом с могилами предков. По пути из Лиссабона поезд с гробом на каждой станции встречали тысячи людей в черных траурных одеждах. «Исключительным человеком», «полностью пожертвовавшим жизнью на благо страны» назвал Салазара президент Америку Томаш.
В мире известие о кончине вызвало немного сочувственных откликов. «Он был не более, чем хорошим казначеем, — отозвался о Салазаре президент Бразилии Жаниу Куадруш. — Он кончил тем, что создал богатое правительство бедного народа, способного только на то, чтобы снабжать дешевой рабочей силой дорогую Европу. Скупердяйствуя, он подчинил Португалию индустриальным странам и держал колонии в качестве больших примитивных факторий. Он никогда не верил в повзрослевшую Африку»[317].
В Португалии наследие Салазара до сих пор порождает споры и вызывает противоречивые отклики. Левые обвиняют правителя в установлении фашистской диктатуры, репрессиях, цензуре, пытках, колониальных войнах и многих других грехах. Правые, осуждая авторитаризм, напоминают о спасении страны от хаоса Первой республики, об избавлении от ужасов Второй мировой войны, о сравнительно быстром экономическом и социальном развитии.
В 2007 году государственный телеканал провел конкурс «Великие португальцы». По результатам голосования, в котором приняли участие 160 тысяч зрителей, первое место с большим отрывом занял Антониу де Оливейра Салазар. Его многочисленных поклонников рассказы об ужасах режима не смутили.
Вторым оказался вечный противник главы правительства Алвару Куньял. Занять это почетное место не помешали настойчивые утверждения о том, что лидер коммунистов был «советским агентом», и обвинения его в намерениях превратить свою родину в «колонию СССР». Ни один из современных политиков не попал даже в десятку.
По мере того, как продвигался конкурс, в средствах массовой информации нарастало беспокойство. Редкий аналитик не взял на себя труд разъяснить читателям и зрителям, что Салазар и Куньял не могут считаться великими, так как олицетворяют собой две стороны одной и той же медали, представляя, хотя и в разных вариантах, авторитарную модель государства. «Эти двое, что бы их не разделяло, едины в одном, — подчеркивал выпускник Оксфорда историк Руй Рамуш. — Они противились тому, чтобы Португалия смогла обрести такой же режим, как в других европейских странах».
У Салазара и Куньяла, при всем их антагонизме, действительно есть общее: это люди, всю жизнь твердо следовавшие своим принципам. Оба верили в определенный тип общественного устройства и стремились воплотить его, невзирая на препятствия и лишения. При самой жестокой критике никому не приходило в голову обвинять их в циничном двоемыслии, коррупции, стремлении следовать личным интересам, идущим вразрез с общественными. На фоне этих цельных фигур, словно вырубленных из гранита, политики следующих поколений смотрелись мелковато.
Марселу Каэтану осознавал трудность задачи, которую взвалил на свои плечи. На следующий день после назначения, выступая в парламенте, он смиренно произнес: «За долгий период страна привыкла к тому, что ее возглавляет человек гениальный. Отныне и впредь она должна приспосабливаться к правительствам, состоящим из обычных людей».
Между тем надежды на нового премьера возлагались немалые. Каэтану был известен как либерал, выступавший за реформу корпоративного государства, полностью построить которое Салазару так и не удалось. Смелым реформатором он представал и в колониальном вопросе. Еще в начале 60-х будущий премьер предлагал план «федерализации империи».
Консерватор Америку Томаш колебался, прежде чем согласился назначить либерального профессора председателем Совета министров. Он предпочел бы старого салазаровского соратника Педру Теотониу Перейру, но тот страдал болезнью Паркинсона и отошел от дел.
Возглавив правительство и ощутив бремя власти, Каэтану предстал человеком осторожным и осмотрительным. Свою политику он назвал «эволюцией в условиях преемственности».
Подчеркивая уважение к наследию предшественника, новый премьер попытался аккуратно перенастроить государственный, партийный, экономический механизмы таким образом, чтобы без сильных потрясений, не поступившись ничем важным и существенным, встроить страну в новые европейские реалии. Возможно, приди Каэтану к власти на десятилетие раньше, его планы увенчались бы успехом. На рубеже 1970-х задача была невыполнимой.