Крайне правые действительно были недовольны либеральными начинаниями главы правительства и тоже строили планы по смене власти. Они жаждали не либерализации, а закручивания гаек. Генерал Каулза де Арриага даже предлагал Спиноле познакомить его с лидерами «Движения капитанов», чтобы совместно возглавить его, но взаимности не обрел. У Спинолы были на этот счет собственные планы[335].
25 апреля стало для правых траурной датой календаря. Быстрота, с которой «капитаны» свергли режим, поражала. Попытки противопоставить напору революционных частей действия войск, верных правительству, провалились даже на севере. Контроль над Порту был установлен еще утром, а выдвинутые из Браги войска вместо того, чтобы арестовать мятежников, к ним присоединились.
«Помню, как сказал в этот день: «Португалия кончилась». Я сказал это серьезно, значительно, но без стремления покрасоваться, без пафоса», — вспоминал правый политик Жайме Ногейра Пинту[336].
26 апреля была обнародована Программа ДВС, фактически ставшая наброском новой конституции страны. В ней перечислялись «немедленные» и «ближайшие» меры. Авторы документа считали их «компромиссными», и они действительно рождались в ходе неоднократных обсуждений и согласований. Но для тех, кто почти полвека прожил в Новом корпоративном государстве, меры выглядели радикальными.
В документе говорилось о немедленной отставке президента, роспуске правительства, парламента, Национального союза, ПИДЕ, «Португальского легиона», «Португальской молодежи» и других опор режима. Провозглашались свобода мнений, собраний и ассоциаций, то есть право на создание и деятельность политических партий и независимых профсоюзов, освобождение всех политических заключенных, независимость судебной власти, отмена цензуры и предварительного просмотра изданий.
Вместе с тем создавалась временная комиссия «для контроля за печатью, радио, телевидением, театром и кино». Ее целью было «обеспечить сохранение военной тайны и избежать волнений, которые могли бы быть спровоцированы в обществе в результате идеологической агрессии наиболее реакционных кругов».
Проблему колониальных войн программа предлагала решать «только политическим, а не военным путем» с помощью «создания условий для открытого и откровенного обсуждения». Это положение тоже было взвешенным и осторожным. Оно стало следствием компромисса со Спинолой. Творцы «Революции гвоздик» не рубили сплеча и не декларировали прямо независимость колоний, оставляя поле для маневра. В отношениях с другими странами подтверждалось соблюдение международных обязательств.
В экономической области программа настаивала на «новой политике, поставленной на службу португальскому народу, особенно его самым обездоленным слоям». Полностью измениться должна была социальная политика. Главной ее целью декларировалась «защита интересов трудящихся классов».
Гарантию выполнения перечисленных мер брало на себя ДВС. Политическая власть вручалась Совету национального спасения, который в течение трех недель был обязан назначить президента республики, а тот, в свою очередь, должен был назначить временное гражданское правительство из представителей различных политических течений.
Но и после формирования правительства Совет национального спасения не распускался. Ему надлежало продолжать свою деятельность для защиты провозглашенных в программе целей. Упразднить его предполагалось после окончания чрезвычайного периода, продолжительность которого обуславливалась «исторической необходимостью политического преобразования общества».
Чрезвычайный период следовало считать завершенным после того, как у страны появятся президент и парламент, избранные всенародным голосованием. Выборы планировалось провести в соответствии с новой конституцией, разработанной Учредительным собранием, созвать которое программа обязывала в течение года. Только тогда «деятельность вооруженных сил будет ограничена их специфической функцией защиты национального суверенитета», подчеркивалось в Программе ДВС[337].
Совет национального спасения португальцы увидели на телеэкранах во втором часу ночи 26 апреля. В него вошли семь военных: четыре генерала, два флотских капитана и один полковник. Трое представляли сухопутные силы, по двое — флот и авиацию.
Как пояснил в интервью один из членов совета, этот орган принял на себя власть, чтобы «уважать и защищать свободу, которую героическая молодежь в лице капитанов передала в опытные руки генералов». Возглавил совет Антониу де Спинола. Получалось, что, приняв капитуляцию Марселу Каэтану, он принял от него и власть[338].
Появление во главе «Революции гвоздик» генерала-аристократа, потомка знатного генуэзского рода, из которого вышло немало дожей и кардиналов, казалось нелогичным. Многие капитаны придерживались левых политических взглядов. Спинола был человеком консервативных воззрений, да и выглядел, словно пришелец из прошлого XIX века.
Зарубежные журналисты сразу же окрестили его «генералом в монокле» за привычку появляться на публике с этим архаичным аксессуаром. Говорили, что он не расставался со стеклышком даже в бою. А перчатки и лошадиный хлыст — стек, с которыми он также любил представать перед подчиненными, в век танков и авиации смахивали уже не на аристократическую элегантность, а на позерство.
Лошади были страстью Спинолы, который начинал службу в армии с кавалерии. В Новом корпоративном государстве он чувствовал себя превосходно и быстро стал его приверженцем хотя бы в силу семейных связей. Его отец занимал пост начальника канцелярии Салазара, когда тот был министром финансов, а тесть генерал Монтейру де Барруш считался одной из влиятельнейших военных фигур режима. В 1961 году, когда заговорщики во главе с министром обороны Жулиу Ботелью Монишем пыталась свергнуть Салазара, Спинола встал на сторону правителя.
Помогал генерал и другим диктаторским режимам. В 1937 году он добровольцем пошел воевать на стороне Франко, охранял поезда с продовольствием для войск испанского каудильо и удостоился его личной благодарности. В 1941 году будущий первый глава демократической Португалии, а тогда еще подающий надежды лейтенант, наблюдал за осадой Ленинграда в составе миссии по изучению передового военного опыта гитлеровской Германии.
В послужном списке Спинолы было руководство лиссабонской Национальной гвардией, разгонявшей оппозиционные демонстрации, участие в войне в Анголе в качестве добровольца. В его бытность на посту генерал-губернатора Гвинеи-Бисау был организован налет на столицу соседней Гвинеи-Конакри.
Во время военной службы Спинола выражал несогласие с формой проведения колониальной политики, но никогда не переходил в оппозицию и не порывал с режимом. До самого переворота он защищал точку зрения, что изменения должны осуществляться нереволюционным путем.
Разногласия с режимом Салазара касались лишь методов проведения колониальной политики. В нашумевшей книге «Португалия и будущее» он высказался за проведение переговоров с национально-освободительными движениями, подключение африканцев к управлению и предоставление колониям ограниченной автономии, но не независимости.
Более того, цель этих мер состояла в противодействии процессам, ведущим к обретению колониями независимости. По мысли генерала, его предложения позволили бы привести колониальную политику в большее соответствие с требованиями времени и избежать потери африканских владений, создав вместо империи подобие федерации. Первый экземпляр своего труда Спинола подарил Каэтану.
Публикация книги вызвала скандал только потому, что впервые о невозможности решения колониальной проблемы военным путем официально заявил представитель верховного командования. Последовавшая с самого верха критика, демарш с отказом присягнуть на верность Каэтану в составе «ревматической бригады» и отставка превратили Спинолу в глазах соотечественников в крупную оппозиционную политическую фигуру[339].
Для мира «генерал в монокле» стал олицетворением первых дней «Революции гвоздик», хотя, по иронии судьбы, в ней не участвовал. Спинола знал о намерениях заговорщиков, но о дате выступления ему не сообщили. Ранним утром его разбудил адъютант, и первые часы генерал следил за событиями по радио.
Реальным организатором и лидером «Революции гвоздик» был майор Отелу Сарайва де Карвалью. Это он руководил ходом операции из штаба в Понтинье, это ему рапортовали командиры частей о занятии стратегических объектов, это он отдавал приказы о дальнейших действиях. В том числе и Салгейру Мая, чьи хладнокровие и целеустремленность, подкрепленные мощью бронетехники, сыграли в успехе революции решающую роль.
Именно Отелу де Карвалью, после короткого совещания с членами штаба в Понтинье, дал согласие на поездку Спинолы в казармы Республиканской гвардии и принятие властных полномочий от Марселу Каэтану. «Капитанам апреля» генерал-реформатор представлялся подходящей кандидатурой для временного главы государства. Высокопоставленный военный, популярный в армии, политический деятель, имевший опыт губернаторства в Гвинее-Бисау и международных контактов на высоком уровне, — лучше в нервные часы переворота им в военной среде было не найти.
Со Спинолой майор впервые пересекся в начале 1960-х годов, когда оба воевали в Анголе. В начале 1970-х Отелу де Карвалью служил в Гвинее-Бисау под началом «генерала в монокле».
Двух офицеров разделяло практически все: от возраста и родословной до идеологических и политических убеждений. Майор появился на свет в мозамбикской столице Лоуренсу-Маркеш, в скромной семье почтового служащего. Он родился на четверть века позже Спинолы и принадлежал к другому поколению, для которого героем стал «бесстрашный генерал», опозиционер Умберту Делгаду.