Дедом Отелу был актер. Очевидно, от него он унаследовал любовь к броским фразам и театральным жестам. Побывав в Париже, офицер увлекся социалистическими идеями и со временем перешел на крайне левые радикальные позиции, которые довели его до тюрьмы. Но это было потом, а после переворота яркий, зажигательный майор, повышенный сразу до бригадного генерала, по праву пользовался славой и популярностью.
Прежде чем успешно осуществить план захвата власти, Отелу его быстро разработал как ответственный за операционный сектор Координационной комиссии ДВС. План поддержали не все, но майор сумел убедить сомневавшихся. 24 апреля он занял свое место в штабе и не покидал его до 26 апреля, пока окончательно не убедился в необратимости перемен.
Среди важнейших объектов, которые следовало захватить в первую очередь, Отелу обозначил теле- и радиостанции. «Я знал, что войны выигрываются в большей степени благодаря психологии, чем планированию, — пояснил он впоследствии. — В три часа ночи, когда я получил известия о том, что основные средства массовой информации взяты и правительству нечем говорить с португальцами, я наконец выдохнул. Свобода настала… Это было необходимо, чтобы заставить правительство умолкнуть и не позволить ему запугать страну. Без доступа к микрофонам мы никогда не смогли бы рассказать, что происходит демократическая революция, а без этого нам не удалось бы пробудить энтузиазм в населении, которое вышло на улицы и послужило щитом для ДВС. Поэтому 25 апреля победа была прежде всего психологической»[340].
Мир приветствовал смену режима в Португалии. Это сделали как партнеры по НАТО, которые неприязненно относились к корпоративному государству, претендовавшему на уникальность и определенную долю самостоятельности, так и социалистические страны, которые Салазар считал злейшими врагами и с которыми отказывался поддерживать даже формальные отношения. Каждый лагерь надеялся, что теперь Португалия будет дрейфовать в его направлении.
Уже в первую неделю новые власти признали США, Великобритания, Германия, Испания, Бразилия. В июне были восстановлены дипломатические отношения с СССР, разорванные после Великой Октябрьской социалистической революции и отсутствовавшие больше полувека. В Советском Союзе до конца его существования свержение режима Салазара — Каэтану считалось главным событием многовековой португальской истории и одним из крупных событий всемирной истории XX века.
«Революция красных гвоздик», ликвидировав один из самых старых фашистских режимов, явилась важной вехой в европейской истории последних десятилетий, определила новую роль Португалии в Европе»[341].
Революция в Лиссабоне стала мощной информационной бомбой и прокатилась, как цунами, по средствам массовой информации всего мира. На Европейском континенте военные перевороты и прежде случались нечасто, а после Второй мировой войны и вовсе превратились в диковинку.
Большинство солидных изданий подчеркивали заговорщический характер действий творцов «Революции гвоздик» и сводили все к путчу недовольных военных. «Единственный способ, которым солдаты могли избежать африканской сельвы, было свергнуть правительство в Лиссабоне. Таким образом, борьба африканских партизан привела к освобождению португальцев», — иронизировал лондонский еженедельник «Экономист». Итальянская газета «Коррьере делла Сера» нашла красочное сравнение с собственным античным прошлым: «Пал архаичный режим, как падали императоры деградировавшего Рима под ударами солдат, уставших от изматывающих войн в дальних краях». Швейцарская «Трибюн де Женев» вообще сомневалась в возможности существования «народного движения» в стране, где народ «за полвека, в течение которого привык молчать, естественно, подрастерял свое гражданское мужество»[342].
Инициативная, главная и решающая роль военных в событиях 25 апреля очевидна. Но переворот вряд ли удался бы и тем более прошел так молниеносно и гладко, если бы общество в столице и крупнейших городах не было готово к переменам и активно не поддержало выступление ДВС.
«Для всех нас день 25 апреля был днем конца диктатуры, — вспоминал через год один из ведущих политиков 1970-х годов Франсишку де Са Карнейру. — Героические военные, которые подготовили и осуществили восстание, освободили не только себя. Вместе с собой они хотели освободить всю Португалию»[343].
Население откликнулось с энтузиазмом. «Быструю реакцию масс» отметила газета «Аванте!». «С первого часа португальский народ добровольно, с радостью встал на сторону восставших военных, братался с ними», а в некоторых случаях, как при осаде штаб-квартир Республиканской гвардии и ПИДЕ «шел впереди, побуждал их к действиям», — писал центральный печатный орган компартии в своем первом за 43 года легальном номере[344].
«Если ДВС сумело выразить чаяния и интересы португальского народа и сыграло поворотную роль в свержении фашизма и в демократизации национальной жизни, то без рабочего класса и народных масс, участвовавших в демократическом движении, был бы невозможен тот новый импульс, тот новый динамизм, который был придан этому процессу после 25 апреля, когда сложившийся союз народа с вооруженными силами смог широко развернуть дело ликвидации всех структур, созданных фашистским режимом», — подчеркивал Алвару Куньял[345].
Генеральный секретарь компартии вернулся на родину 30 апреля из Парижа рейсом «Эр Франс». В аэропорту его встречала ликующая толпа. По законам революционного жанра, первая речь была произнесена с броневика.
Вместе с Куньялом на боевой машине оказался и Мариу Соареш. Лидер социалистов опередил своего товарища по эмиграции на два дня, хотя добирался из Парижа на поезде «Южный экспресс». Он уже успел выступить перед своими сторонниками на железнодорожном вокзале, встретиться со Спинолой, раздать интервью национальной и международной прессе на португальском и французском языках и теперь вместе с другими левыми политиками и активистами приветствовал руководителя коммунистов. С высоты броневика Куньял напомнил о грядущем Первомае, призвав всех принять в нем участие, Соареш подчеркнул «важность единства всех демократических сил».
На следующий день улицы Лиссабона затопило людское море. Португальцы впервые с 1926 года свободно праздновали День международной солидарности трудящихся. По оценкам, на демонстрацию вышло больше полумиллиона человек. Такого столица никогда не видела ни до, ни после. На трибуне вместе стояли Алвару Куньял и Мариу Соареш.
Двинулось всё, друзья мои, двинулось всё вперед,
кто судит о настоящем, тот верно рассудит,
сказав: настоящее — это время, что скоро пройдет,
а будущее — это время, что долго пребудет.
После бури затишье приходит с изобильем своим,
в зелени цвета надежды, какую в сердцах таим,
когда кристальною влагой нас Апрель обдает.
И нужно хранить доверие к нам самим,
если мы нашу шпагу из Мая сделать хотим…
Двинулось всё, друзья мои, двинулось всё вперед.
В тот упоительный первый майский день, день единения левых политических сил и их сторонников, казалось, что самое трудное уже позади, что отныне, как в песне «Грандола», во всей стране будет править народ, а свободное, равное, братское будущее уже наступило. Чувство было обманчивым. Схватка за то, кто и как распорядится плодами «Революции гвоздик», только начиналась.
Между левым и правым креном
Борьба за путь, который новая Португалия изберет после революции, шла на трех уровнях. На каждом из них имелись игроки, которые на определенных этапах оказывали не просто важное, а решающее воздействие на развитие событий.
Первым уровнем было Движение вооруженных сил. Его участники совершили «Революцию гвоздик», публично объявили о своей ответственности за ее результаты и считали себя вправе контролировать политические институты и вмешиваться в проводимый ими курс.
Но ДВС никогда не было и не могло быть идеологически однородным. В силу обстоятельств, приведших к возникновению движения, в него вошли люди с различным видением будущего. Поначалу «капитанов апреля» объединяли конкретные цели: защита корпоративных прав и привилегий офицерства, а затем — свержение правительства Каэтану. После их достижения противоречия неизбежно стали проявляться, обостряться и прорываться наружу.
В организации возникли четыре фракции. Самую консервативную составляли сторонники президента Спинолы. Они стремились не допустить полевения страны и проведения в ней социалистических преобразований, сохранить колониальные владения.
Умеренные по своим взглядам были близки к социалистам и следовали социал-демократическим курсом. Их идеологом был майор Мелу Антунеш.
Левые примыкали к коммунистам и придерживались марксистских воззрений. Среди них выделялся полковник Вашку Гонсалвеш.
Ультралевые увлекались идеями Мао Цзе Дуна, Льва Троцкого и даже албанского правителя Энвера Ходжи. Они были бы обречены на роль экзотических отщепенцев, если бы им не помогали влиятельные круги, рассчитывая использовать в борьбе с коммунистами, и во главе их не стоял популярный и яркий герой революции Отелу де Карвалью.
Вторым уровнем, на котором шла борьба за будущее, была внутриполитическая арена. После снятия ограничений, существовавших во времена Салазара, в стране появились десятки партий, представлявших весь спектр мнений и убеждений: от крайне левых — до крайне правых. Арсенал методов устранения конкурентов наращивался непрерывно, а накал страстей периодически достигал точки кипения.