Спасибо тебе за все, милый мой, и знай — я жду твоего возвращения.
Во имя Господа Единого и Вездесущего.
Марья
Тайнопись X
От Неждана Кураева
Венеция
3 марта 1491
Марье Любич
Москва
Во имя Господа Единого и Вездесущего!
Моя любимая, сердце мое!
Ты даже не можешь представить себе того невыразимого счастья, которое испытал я, читая твое письмо! Больше десяти лет я ждал этого момента, больше десяти лет я мечтал о нем и страшился, что никогда его не дождусь. Благодарю тебя, любимая, за твое чистое, доброе, открытое и совсем не оледенелое сердце, и оно, я уверен, еще запылает любовью, которую мне так хочется зажечь в нем.
С удовольствием сообщаю о выполнении твоей просьбы: по дороге в Венецию я остановился на несколько дней в Кракове и навестил твоего брата. Не стану скрывать, что я и у него попросил твоей руки, разумеется, предупредив его, что окончательное слово останется за тобой.
К моей огромной радости он ответил согласием и вообще отнесся ко мне с братской сердечностью.
Благодаря Ивану я познакомился с двумя его замечательными друзьями, которые также произвели на меня огромное впечатление, как люди совершенно необыкновенные.
Один из них совсем еще юноша по имени Николай Коперник, невероятно талантливый математик и астролог, другой — постарше и совершенно иной — красавец, обаятельный мужчина, смельчак, воин и забияка, князь Михаил Глинский, который вместе с твоим братом заканчивает обучение медицине.
Кажется, они оба намерены в будущем году возвращаться в Литву, а я расставался с ними с огромным сожалением, поскольку все трое стали мне как родные братья, о чем я, должно быть, много раз восторженно говорил им во хмелю, поскольку последний вечер мы провели в мужской компании в веселой пирушке, и я даже не помню, как они погрузили меня в кибитку и отправили в дальнейший путь.
Думаю, мой ответ на заданный тобой вопрос относительно Симона повергнет тебя в изумление.
Я уже очень давно знаю, что он — мой родной отец.
Но из-за того, что Симон никогда сам не говорил мне этого, я стесняюсь открыть ему все, что знаю, ибо сведения получены мной несколько странным образом.
Когда я был маленьким мальчиком — с тех пор, как себя помню — я жил в Польше в небольшом приморском городке в семье голландского картографа.
К шести-семи годам, я уже вполне понимал польский язык, но мои приемные родители между собой разговаривали только по-голландски и, разумеется, я не мог ни слова понять из их бесед. Некоторое время я считал их родными отцом и матерью, но потом стал замечать, что время от времени к ним приезжает еще молодой, но уже поседевший человек — и это был Симон, который платил им деньги.
После моих настойчивых расспросов они признались, что являются лишь моими приемными родителями, а этот седой человек — мой тайный и богатый покровитель, который отдал меня им на воспитание ввиду того, что мои родные мать и отец погибли при каких-то необыкновенных и трагических обстоятельствах. Меня почему-то страшно мучила эта тайна, и я решил во что бы то ни стало раскрыть ее.
Для этого у меня был только один путь: я заметил, что после каждой встречи с седым человеком и разговоров с ним, которых я не мог слышать, мои приемные родители долго потом беседовали между собой по-голландски, и я догадывался по их взглядам и жестам, что речь шла обо мне и о Симоне.
Ты не поверишь, но я в течение нескольких месяцев, незаметно расспрашивая их о том, как называется тот или иной предмет или действие по-голландски, уже через полгода я изучил этот редкий и трудный язык настолько, что мог понимать практически все, о чем они говорят.
И вот постепенно, шаг за шагом, из бесед между собой этих добрых и славных людей я узнал правду.
Оказалось, что я незаконнорожденный ребенок, моим настоящим отцом был Симон, а мою мать убил ее муж за измену.
Симон всю жизнь заботился обо мне, не жалея никаких денег на мое воспитание и образование.
Опыт с голландским языком открыл мне самому мои подлинные способности — выяснилось, что я очень легко схватываю и усваиваю разные языки.
Благодаря моим приемным родителям, Симону и нанятым им учителям, которые меня обучали, я не только научился картографии, математике, медицине, но — и это главное — к восемнадцати годам я свободно владел одиннадцатью языками.
Именно благодаря этому Симон и счел возможным отправить меня в Валахию обучать языкам княжну Елену и там я впервые увидел тебя.
Я с нетерпением жду моего возвращения и встречи с тобой.
Однако, боюсь, мне придется еще немного задержаться.
Чего только я ни делал, с кем только ни разговаривал, до кого только я не добирался, но мне так и не удалось добыть никаких дополнительных сведений об органном мастере Джованни Сальваторе, кроме единственной и не очень достоверной информации.
Я нашел одного человека, старого пьяницу лавочника, который уверял меня, будто знал органиста Джованни Сальваторе в молодости совсем под другим именем — имя это: Джулиано Сантини.
Мне удалось отыскать запись в одной церковной книге, свидетельствующую о том, что некий Джулиано Сантини, по возрасту такой же, как Джованни Сальваторе, родился в Милане в конце апреля, что означает знак Тельца.
Но пока я не смог найти никаких доказательств того, являются ли Джованни Сальваторе и Джулиано Сантини действительно одним и тем же лицом или, быть может, старый пьяница что-то напутал.
Не желая подвести своего дорогого отца, я хочу сделать все, что в моих силах, чтобы выполнить его поручение и добыть еще какие-нибудь сведения.
Добыв их, или убедившись в невозможности ничего больше узнать, я немедленно отправлюсь в обратный путь, и буду мчаться к тебе с такой скоростью, с какой это будет возможно.
И если б действительно, как люди часто это говорят, у любви были крылья, я летел бы к тебе без устали, без сна и отдыха, пока не увидел твое милое родное лицо и не прикоснулся б своими губами к кончикам твоих пальцев.
И пусть моя любовь даже отсюда по-прежнему согревает и хранит тебя, сердце мое.
Во имя господа Единого и Вездесущего.
Твой Неждан.
Глава пятаяБРАТСКАЯ ЛЮБОВЬ (1491 г.)
ТЕТРАДЬ ОТЦА МЕФОДИЯ
Сегодня исполняется десять лет с тех пор как я начал эти записки.
Сначала я представлял их как некую черновую тетрадь, куда буду вносить только конкретные события, происшедшие в том или ином году с тем, чтобы те из них, которые позже окажутся важными, переносить в основную «белую» рукопись истории этого места и этой земли, куда Господь меня привел, а я посему счел долгом своим рассказать потомкам о том, что здесь свершалось.
Но в этой черновой тетради мне все чаще и чаще хотелось не только сообщать, что в такое-то число такого-то месяца от сотворения мира. родился некий раб божий, но и хотелось поделиться своими мыслями, впечатлениями и чувствами, которые меня в это время охватывали.
Наверно, это признак приближения зрелого возраста, потому что раньше у меня не было желания, присущего людям старшим, рассказывать о прошлом, подробно описывая его детали. А сейчас вот и я стал таким же — да и что удивляться — когда двенадцать лет назад я впервые ступил на эту землю, мне было двадцать четыре года, а сейчас уже тридцать шесть, и возраст этот представляется вполне зрелым.
За эти годы на моих глазах произошло много замечательных событий, некоторые из которых возможно даже войдут в часть той Большой Летописи, которую пишут братья мои — мудрые и образованные служители Божьи в разных храмах и монастырях. Тешу себя мыслью, что, возможно, когда-нибудь и мои скромные записки вольются в общий поток знания о прошлом.
Я, однако, вижу своей скромной задачей описание жизни и быта самых обыкновенных людей, которые редко попадают в исторические хроники, поскольку там основное место занимает описание жизни и деяний королей, великих князей и доблестных воинов, которые делами и подвигами своими изменяют наш мир.
А у нас тут происходят самые обычные житейские события.
Казалось бы, ничего особенного, но, тем не менее, жизнь меняется на глазах.
Когда я впервые появился на этой земле, где горели дома и где молодой владелец этой земли, тогда еще двадцатилетний юноша, мужественно отстаивал свои права, мне и в голову не могло прийти, все что случится потом. Я так хорошо помню его юное лицо… А вот сейчас он только что отстоял обедню — тридцатидвухлетний мужчина со своей двадцатидевятилетней супругой и четырьмя детьми, а пятого кормилица держала на руках… Девятилетний Иван, семилетняя Анастасия, четырехлетний Олег, совсем маленькая — три годика — Анна и младенец Василий… Господь дает любящим супругам детей, и это великий дар Божий, а ведь, если подумать, разве вырастить и воспитать этих детей, сделать их истинными христианами, добрыми людьми — это не меньший подвиг, чем подвиги королей, великих князей и героев, в результате которых не рождаются, но гибнут сотни и тысячи порой ни в чем не повинных людей…
Как-то игумен Волоцкий Иосиф рассказывал мне, что был свидетелем клятвы юного Медведева в том, что он приложит все свои силы, чтобы на земле его царило благоденствие и процветание, а не смерть и пожарища…
Ну что ж, он, похоже, достойно выполняет свою клятву.
Только за последние восемь лет я отметил в своей церковной книге более дюжтны венчаний, и десятки новорожденных увидели божий свет.
Разрослась не только сама Медведевка, но и новое сельцо Манино и хотя я, как слуга Божий, не одобряю употребления того продукта, который столь успешно производит и продает купец Онуфрий Манин, я не могу не отметить его набожность и христианскую доброту — мало того, что, как мне известно, именно он оплачивает из своих доходов все подати Медведева, так он еще делает очень много для всех жителей как самой Медведевки, так и Манинских, не говоря уже о том, какие щедрые подношения и пожертвования он каждый раз передает храму, где я смиренно служу Господу в качестве настоятеля, благодаря чему храм этот украсился премного, новыми колоколами обогатился, и теперь со разных мест съезжаются к нам жители на молебны. Даже из Картымазовки, где есть свой храм, некоторые предпочитают наш, да и сам Картымазов и вся его семья — у него теперь уже двое внуков — тоже приезжают к нам помолиться, особенно когда старые друзья: Медведев, Картымазов и Бартенев время от времени собираются вместе, чтобы вспомнить былое, в котором их многое связывало, да и о будущем подумать.