— Гвардейцы привыкли только носки тянуть на парадах, а мы, армейцы, на войне кровь проливаем! И все каторжные работы — тоже для нас!
— Остынь, Томаш! — строго предостерег его кто-то. — Ты не в кабаке!
Но тут все разом загалдели:
— Слыхали? Генерал-аншеф Бибиков посылает Владимирский полк в Казань. Будем с Пугачевым воевать!
— Говорят, будто Пугачев — царь наш законный Петр Федорович!
— А что, братцы? — заносчиво вскинул голову подпоручик. — От такой худой жизни не грех и ружья положить перед царем, кем бы он ни оказался!
Державин не верил своим ушам. Ему доводилось слышать о воре-разбойнике, выдававшем себя за убиенного царя. Он мог еще допустить, что неграмотные мужики-солдаты сочувственно отзываются о бунтаре. Но чтобы офицеры поддерживали крамольные речи?! Этого он не мог понять…
Он помнил страдания матери, когда ей, бедной вдове, пришлось судиться с влиятельными казанскими помещиками, которые бесстыдно отщипывали по клочку от их родовых земель. Помнил, как в присутственных местах его и матушку равнодушно посылали из кабинета в кабинет с единственной целью — поскорее отделаться от бедных просителей. Уже тогда, мальчиком, он задумывался о царящих в стране беззакониях, при которых сильный мог угнетать слабого. Но даже в самые тяжелые времена своей жизни Державин не помышлял о том, что навести порядок в России можно мечом и кровью. Бунт и революция не исправят, а ослабят, обескровят страну, и она в конце концов станет добычей иноземных врагов. Нет… Справедливости надо добиваться иначе. Министры, поэты и просвещенные мужи должны наставлять царей, чтобы те издавали правильные законы и строго следили за их исполнением. Наивно думать, что бунт черни сможет исправить жизнь в Российском государстве: злодеяния Пугачева — тому страшное доказательство. Нет большего деспота, чем бывший раб!
Вечером, ужиная с Неклюдовым, Державин возмущенно рассказывал другу о настроениях во Владимирском полку:
— Ты только представь! И это говорят офицеры в присутствии солдат, да еще в то время, когда Отечество ведет войну с турками!
— Дело серьезное, — нахмурился Митя. — Солдаты сами не посмели бы и рта раскрыть. Их подстрекают командиры.
— Да и они бы поостереглись, если бы не смутьяны-зачинщики. Особенно распоясался один подпоручик, по имени Томаш. Верно, поляк, хотя по-русски говорит довольно чисто.
— Постой, Мурза! Каков он из себя? На левой руке нет мизинца, верно?
— Не заметил… На вид — лет тридцать. Высокий, сухопарый, чуть сутулый.
— Кажется, я знаю его! Это Томаш Дудка! Встречался с ним в Варшаве, когда он вел крамольные разговоры среди наших солдат, склоняя их к бунту. Доносить на него не стал, просто вызвал на дуэль и отстрелил палец. Провокатор урок усвоил, на глаза мне не попадался. Позже узнал, что он уехал в Россию…
Державин сжал кулаки. Его возмущала подлая невидимая война, которую иноземцы вели против России. Они не дрались в честном бою, а действовали скрытно, исподволь, шаг за шагом подтачивая устои его Отечества.
Митя тоже долго молчал, потом сказал задумчиво:
— Ведь Томаш не один… Вся Европа ненавидит нас. Для них мы — люди чужого мира. Вроде похожи на них внешне, а внутри — другие: богаты не наживой, а душой и верой. Вот послушай, что было в бою при Ланцкрон. Попали мы в клещи. Поздно ночью конница конфедератов, тихо подкравшись, неожиданно прорвала укрепления и ринулась нас с обоих флангов. Командовал поляками французский генерал Шарль Демурье, известный полководец. Но, не доскакав каких-то пятидесяти саженей, противник вдруг пришел в смятение и стал спешно ретироваться. Были слышны истошные крики: "Суворов!!!" Гляжу: и вправду наш бригадир, Александр Васильевич, с саблей наголо мчится один на врага, далеко опередив свои полки. Поляки при виде такой безудержной храбрости дрогнули: "Дьявол, дьявол!"… И вместо того, чтобы атаковать дерзкого командира, побежали прочь! Напрасно Демурье угрозами и проклятьями пытался остановить свою армию. Одно только имя "Суворов" привело их в ужас. Тут и наши казаки подоспели, догнали неприятеля, порвали его в клочья. Вот она — сила русского духа! Европейцы называют нас дикой нацией, потомками татар, а сами завидуют нашей стойкости и боятся нас. Открыто воевать не хотят, а вот тайно пакостить — их любимая метода. Эх, жаль, что Преображенский полк не посылают на войну с Пугачевым!
Державин только вздохнул. Ничего не поделаешь, императорская гвардия — неприкосновенный военный резерв, который берегли от участия в смертельных боях, зато охотно использовали в дворцовых переворотах. На гвардейских штыках взошли на престол Елизавета Петровна и Екатерина Алексеевна… Но Державин не желал довольствоваться ролью охранника при царственной особе. С детства впитанная любовь к Отечеству, живой ум и свободолюбивая натура требовали иного поля деятельности.
В ту ночь он долго ворочался в постели, обдумывая некую неожиданную мысль, пришедшую ему в голову после разговора с Митей…
Сорокапятилетний генерал-аншеф Александр Ильич Бибиков, недавно назначенный командующим правительственными войсками для подавления пугачевского бунта, удивленно глядел на молодого прапорщика, поражаясь его неиссякаемому красноречию. Вот уже полчаса тот вдохновенно рассказывал, как он жаждет служить под его началом и как хорошо знает места, где разразился бунт! В заключение своей речи прапорщик предлагал создать следственную комиссию с особыми полномочиями, дабы расследовать тайные действия сообщников Пугачева.
Мало того что офицер явился к генералу на дом без приглашения, так он еще смеет отнимать у него драгоценное время! Странного визитера давно уже следовало выставить за дверь, но что-то удерживало Бибикова. Ему казалось, что он уже где-то видел этого статного гвардейца с ярко-голубыми глазами, полными живого огня.
Сдвинув брови, генерал потер лоб, и его жест не укрылся от проницательного взгляда прапорщика.
— Как, бишь, твоя фамилия, братец?
— Державин, ваше превосходительство. Позвольте напомнить: десять лет назад в Петергофе вы освободили меня и царского камергера Бастидона от заключения на гауптвахте.
А, так вот где он его видел! Воспоминание почему-то успокоило генерала, и он уже благожелательней пригляделся к молодому офицеру. Встал, задумчиво прошелся по комнате… Потом, остановившись перед Державиным, отечески потрепал его по плечу.
— Ваше рвение похвально. Но, к сожалению, вынужден вас разочаровать. Правительственные войска уже сформированы, и никаких следственных комиссий в них не предусмотрено. Да и нет в них надобности — я привык бить врага на поле боя. Так что не обессудь, братец… Более не задерживаю!
Бибиков ожидал, что после его недвусмысленного предложения убраться вон прапорщик немедленно покинет кабинет, но тот словно прирос к полу, застыв как статуя. Это было неслыханно! От удивления густые брови генерала поползли вверх.
— Что-то еще, прапорщик?
— Ваше превосходительство! Осмелюсь не согласиться с вами. Победить врага в открытом бою можно в том случае, если противник тоже сражается честно. Но бывает, что предательство и подстрекательство к бунту оказываются сильнее пушек и сабель.
— К чему вы клоните?
И Державин, волнуясь, поведал генералу о том, что творится во Владимирском полку. Слушая его, Бибиков мрачнел на глазах.
— Вам известно имя офицера-зачинщика?
Державин на мгновенье замялся. Что, если Митя ошибся и это совсем другой человек? И все же он рискнул:
— Томаш Дудка!
После долгого тягостного раздумья генерал вновь обратил взор к Державину.
— Ваши донесения будут проверены. А теперь — ступайте и ждите. Я вас вызову!
Генерал сдержал слово. Ровно через неделю вестовой доставил Державину приказ явиться в штаб командующего правительственными войсками. Бибиков встретил его как старого знакомого и рассказал, что благодаря бдительности прапорщика был раскрыт предательский заговор во Владимирском полку, имевший целью склонить армию перейти на сторону Пугачева.
— Заговорщики арестованы и предстанут перед судом! — сообщил Бибиков. — Кроме того, у меня для вас, прапорщик, хорошая новость… Личным приказом императрицы вы произведены в подпоручики!
Он протянул ему свернутую в трубку бумагу.
— Ваше превосходительство! — взволнованно промолвил Державин. — Храни вас Бог!
Генерал нетерпеливым жестом прервал его.
— Это еще не все! Я убедил ее императорское величество в необходимости создания секретной следственной комиссии, которая будет действовать в тылу врага, и рекомендовал включить в комиссию лично вас.
— Покорно благодарю, ваше превосходительство! — Державин не верил своим ушам.
— Благодарить не за что: насколько я помню, это ваша собственная идея.
— Готов исполнить любой приказ!
Бибиков усмехнулся, прошелся по комнате, разминая затекшие ноги, потом остановился перед гвардейцем, который тут же снова вскочил, почтительно ловя каждое слово генерала.
— Следственная комиссия — секретный разведывательный отряд, члены которого будут действовать в разных местах независимо друг от друга. Знаю, что вы мечтали принять участие в сражении, но то, чем вы будете заниматься — тоже поле боя, и весьма опасное! Получать задания будете лично от меня и отчитываться только мне! Через четыре дня императорские войска выступают в Казань. А вы отправитесь туда завтра, чтобы осмотреться, оценить обстановку… Самое главное для нас — выявить основных сподвижников Пугачева. Кто стоит за ним и каковы их цели? Не торопитесь, будьте осторожны. Если понадобится помощь — свяжитесь с городскими властями. Они должны оказывать вам всяческое содействие, ибо вы будете обладать особыми полномочиями. В канцелярии получите приказ за подписью государыни…
Бибиков вдруг замолчал и болезненно поморщился, схватившись за грудь.
— Вам плохо? — всполошился Державин. Он помог генералу опуститься в кресло, и тот с минуту сидел неподвижно, тяжело дыша. — Может быть, позвать лекаря?