— Нет-нет, сейчас пройдет… Это со мной бывает. Рана под Краковом…
Он попросил Державина открыть верхний ящик стола и достать коробочку с порошками. Тот поспешно подал генералу лекарство, налил в стакан воды из графина… Бибиков проглотил порошок, запил водой и, посидев с минуту, улыбнулся:
— Ну вот, все и прошло. Я же говорил!
Осенью 1773 года в европейских рыбных лавках исчезла черная икра. По этому признаку дипломаты догадались о том, что войска самозванца овладели берегами Волги.
Кто надоумил неграмотного донского казака станицы Зимовейской объявить себя императором всея России Петром III, чудом спасшимся от убийц в Ропше? Это так и осталось загадкой. Но казаки, крестьяне, татары и заводской работный люд охотно шли в его войско, передавая из уст в уста, что новый царь жалует простой народ землей и волей. Тот факт, что Отечество вело кровопролитные войны с Турцией и польскими конфедератами, не волновал бунтовщиков. Многие об этом даже не знали, а зачинщики радовались, видя в этом для себя только пользу.
Европа с живейшим интересом наблюдала за действиями Пугачева. И не только наблюдала, но и помогала. Пугачев был любимым детищем европейских дипломатов, которого они сами выпестовали, снабдили деньгами, оружием и, конечно, опытными военными специалистами. Как без них? Не мог же неграмотный Емелька руководить сложными военными операциями!
Пришлось иностранным агентам поработать и с духовенством. Но тут Екатерина сама ненароком спровоцировала недовольство церкви. Обещала ей вернуть имущество, отнятое Петром Ш, а вместо этого отобрала вдвое больше. И шло то добро не на пользу Отечества, а на подарки фаворитам. "Узурпаторша…" — глухо роптали святые отцы. Особенно люто ненавидели ее староверы, коих много было в те времена на Волге.
Кем на самом деле был Емельян Пугачев? Бунтовщиком, царем, злодеем, народным заступником? Его личность была окружена тайной. Одни говорили, что его фамилия не настоящая, а придуманная от слова "пугало" или "пугач". Ведь нарекли же когда-то бояре самозванца Лжедмитрия презрительной кличкой "Гришка Отрепьев"? А еще утверждали, что настоящий казак Емельян Пугачев, участник Семилетней войны, ставший потом дезертиром и бродягой, умер в 1773 году в Казанской тюрьме, а вместо него якобы вышел на волю совсем другой человек…
Глава 8ОФИЦЕР СЛЕДСТВЕННОЙ КОМИССИИ
Через два дня, едва успев проститься с Митей, Державин мчался в Казань на перекладных по бесконечным дорогам, скованным декабрьским морозом. Нагольный овчинный тулуп, купленный по случаю за три рубля, плохо удерживал тепло, но молодого офицера согревала надежда отличиться в родных местах и повидаться с матерью. Он не знал, что мятеж охватил уже не только Яик и оренбургские степи, но и Казанскую губернию. Отряды Пугачева хозяйничали на берегах Волги, опустошая и сжигая помещичьи усадьбы, подвергая страшной смерти всех, кто не желал подчиниться "законному царю-батюшке".
Задремавшему в кибитке Державину снилось, что он лично выслеживает Пугачева, геройски захватывает его в плен и привозит прямо в штаб Александру Ильичу Бибикову. Удивленный генерал награждает Державина орденом и подписывает приказ о его производстве в поручики. Но приказ вдруг сам по себе загорается и пылает ослепительным пламенем. Державин кидается к столу, чтобы схватить бумагу, но поздно… Огонь охватывает всю комнату, раскаленный дым ест глаза, забивается в горло, наполняет легкие нестерпимым жаром… Бибиков падает, корчась на полу, Державин пытается спасти генерала, но кто-то крепко его держит за плечи, не давая пошевелиться. Он оглядывается и видит темное от копоти, злобное бородатое лицо в обрамлении черных волос. Пугачев! Его глаза сверкают, отражая бушующее пламя. Он трясет Державина и кричит ему в ухо:
— Ваше благородие! Пожар! Глядите, пожар!
Не без усилия разомкнув веки, Державин увидел перед собой бородатого ямщика, который пытался его разбудить, настойчиво повторяя:
— Да проснитесь же, ваше благородие! Глядите, Сокуры горят!
Стряхнув с себя остатки сна, Гавриил приподнялся и стал из-под руки вглядываться в степь, где вдали, в чистом голубом небе стояло облако черного дыма.
— Неужто Сокуры?!
— Они, барин! — отозвался ямщик. — Не иначе как супостат там побывал! Ехать опасно… Есть другая дорога на Казань. Прикажете повернуть назад?
— Повернуть?! — в негодовании воскликнул Державин. — Да у меня мать в Сокурах! Там мой дом! Полезай на козлы, шельмец, и скачи что есть духу!
Через полчаса они уже подъезжали к дымившимся Соку-рам. Пожар уже утих, избы догорали, и дым клубами валил с пепелищ. Кругом ни души… Только убогий дурачок Муса-татарин, рыскающий среди обугленных руин, да несколько исхудавших собак — вот и все обитатели его родного села.
От татарина Державин узнал, что бунтовщиков в Сокурах ждали давно. Крестьянские семьи и барыня с прислугой бежали в Казань еще неделю назад. Но многие оставшиеся мужики встречали Пугачева хлебом-солью, называли своим царем и добровольно вступали в его войско. А потом вместе с его сообщниками пировали, вешали непокорных, грабили барскую усадьбу и дома зажиточных крестьян. Когда все, что можно, было разворовано, разбойники подожгли село и вместе с новобранцами ушли в степь. Куда? А шайтан их знает!
Вручив Мусе каравай хлеба и пятиалтынный, Державин обвел прощальным взглядом дымящиеся стены родного дома, сел в кибитку и велел ямщику ехать в Казань.
Он не узнал древней татарской столицы… Город был в запустении, унынии и смятении. Жители готовились к бегству. Даже местные власти во главе с губернатором Яковом Илларионовичем фон Брантом укладывали чемоданы и вязали узлы. Появление в губернской управе Державина — столичного офицера, делового и строгого, наделенного особыми полномочиями, подействовало на "отцов города", как отрезвляющий душ.
— Прекратить панику, господа! На подавление самозванца идет армия генерал-аншефа Александра Ильича Бибикова! Даже если Пугачев появится раньше, наш долг — продержаться до прибытия императорских войск. Чем вы встретите супостата? Хлебом-солью, подобно крестьянской черни, верящей в "доброго царя"? Трусостью и покорностью или отрядами народных ополченцев, готовыми драться насмерть за свой город?
Державин говорил с воодушевлением. Он не искал слова, они рождались сами и лились свободно, словно из глубины души. И слушатели невольно заражались его энтузиазмом, его безграничной верой в торжество закона перед стихийной силой насилия.
— На небе — Бог, а на земле — закон! — так закончил он свою речь.
Ошарашенные чиновники разразились аплодисментами. Весть, что на помощь к ним спешит прославленный генерал Бибиков, произвела такое впечатление, словно победа над самозванцем уже одержана и остается только совершить над ним справедливый суд.
Узлы и чемоданы стали спешно распаковываться, уныние уступило место легкомысленному веселью, подобному приятному головокружению, которое наступает после бокала хмельного вина.
— Наш добрый вестник! — Низкорослый губернатор смахнул навернувшиеся слезы и потянулся на цыпочках, чтобы расцеловать офицера в обе щеки. — Чем могу служить? Мой дом — к вашим услугам, милости прошу!
— Мы тоже примем вас с превеликой радостью! — наперебой галдели чиновники, наседая на него со всех сторон.
Державин еле от них отбился и объяснил, что ему надобно разыскать матушку, которая, по слухам, должна быть в Казани. Губернский предводитель дворянства вспомнил, что Фекла Андреевна Державина живет в деревянном доме, в двух шагах от собора Богоявления Господня, и велел городскому полицеймейстеру проводить уважаемого гостя к матери.
От услуг провожатого Державин отказался. Он знал эти места. Здесь они останавливались с отцом, покойным Романом Николаевичем, когда тот возил его, мальчишку, в Казань — показать великий город. Двухэтажный дом с резными наличниками и палисадом достался Роману Николаевичу от его отца, старого петровского офицера. Позже Фекла Андреевна сдавала жилище внаем, получая за него хоть и небольшие, но верные деньги…
Возле Богоявленского храма Державин вышел из кибитки и отпустил кучера. С волнением взбежал по скрипучим ступенькам и уже через минуту сжимал в объятиях худенькую постаревшую матушку, которая прижималась к нему, обливая слезами его офицерский мундир.
После первых радостных восклицаний и объятий Державин огляделся и прошелся по дому. Комнаты на первом этаже были темноваты и пустоваты. Второй этаж занимали две старухи-богомолки, служительницы храма. Прислугу Фекла Андреевна отпустила на поденные работы, сама тоже не сидела без дела — вязала крючком кружева на продажу. Теперь этот дом стал ее единственным пристанищем…
Державин как мог успокоил и ободрил мать, обещав, что в Казань супостату не войти: здесь будут сосредоточены основные силы императорских войск.
— На все воля Божия, — безропотно крестилась Фекла Андреевна. — Теперь ты со мной — больше мне ничего не надобно!
Несколько дней Державин прожил в доме матери. Собирал сведения о настроениях в городе и ближайших селениях, выявлял паникеров в правительстве губернии, смутьянов и предателей в казанском гарнизоне. Все наблюдения записывал в журнал…
Александр Ильич Бибиков прибыл в Казань 25 декабря, без войск, с небольшим отрядом. Державин ринулся в штаб-квартиру и застал командующего в скверном расположении духа.
— Опоздали мы, брат… Оренбург осажден, Самара взята! — в сердцах отрубил он. — Народ встречает Пугачева как законного царя и вступает в его армию! А храмы бьют в колокола!
— Где же наши войска? — спросил Державин.
— Основные силы под Оренбургом. Кроме того, пришлось оставлять роты для усиления местных гарнизонов. Да вот незадача: не уверен, что завтра они не перейдут на сторону супостата.
Державин впервые видел Бибикова таким озабоченным. Не Пугачева страшился генерал, а пугачевщины! Это настоящая чума: лишь подует ветер, и ее смертельные споры разлетаются по белу свету, заражая все живое. На кого можно положиться, если даже духовенство приняло сторону мятежников?