Через несколько часов, усталый, не зная, чего ждать — милости или опалы, он шел мимо зеркальных прудов и античных скульптур, по аллее Екатерининского парка. Государыня приняла его в Китайском павильоне, и разговор шел под щебетание восточных птиц, свободно порхающих с ветки на ветку.
— Ну что, Гаврила Романыч? Не получился из вас дрессировщик? — усмехнулась Екатерина, протягивая ему руку для поцелуя.
— Не получился, ваше императорское величество, — вздохнул Державин.
— Не беда, подберу для вас новую должность.
Поэт отважился на просьбу:
— Государыня, я слыхал, что в Казани еще не утвержден губернатор. На этой земле я родился, вырос, освобождал ее от Пугачева…
Он замолчал, увидев, как легкое облачко пробежало по лицу Екатерины Алексеевны.
— Друг мой, губернаторские должности — не игральные карты, чтобы их тасовать, как вам вздумается. В Казань мы найдем, кого поставить. А вас, Гаврила Романыч, назначаю тамбовским губернатором. Коль покажете себя с лучшей стороны — тогда и поговорим. Ступайте служить, голубчик, да между делом не забывайте о стихах!
Державин молча поклонился.
В Тамбове до Державина сменились пять губернаторов. Да и он там долго не задержался, хотя поначалу дела его пошли весьма успешно. Наместник Тамбовской и Рязанской губерний, генерал-губернатор Иван Васильевич Гудович, жил в Рязани и давал ему полную свободу. Державин переманил из Петербурга нескольких знакомых толковых чиновников и с их помощью стал рьяно благоустраивать грязный, утопающий в болотах город. За два года он со своей командой буквально преобразил Тамбов и другие уездные города и села. При нем открывались народные училища, сиротские дома и больницы, весьма улучшилось положение заключенных в местном остроге, стала работать типография, где печаталась первая в России провинциальная газета "Тамбовские ведомости". Он лично руководил составлением новой карты Тамбова — страсть к составлению географических карт сохранилась в нем с гимназических времен.
Свой губернаторский дом Державины привели в порядок. Кресла и диваны обтянули сафьяном, вместо клавесина для Кати выписали из Петербурга новый музыкальный инструмент — фортепиано, которое поэт в шутку называл "тихогромом". И зажили они на широкую ногу! Приемы, балы, застолья, домашние спектакли… Державин делал все, чтобы его Пленира не скучала и радовалась жизни.
— Ты еще молода, — говорил он ей, — не то что я… руин!
Кате недавно исполнилось 28 лет, Державину — 45. Теперь разница в возрасте была не столь заметна, как раньше. Он со своей гвардейской выправкой совсем не был похож на "руина" (старика), а Катя, хоть и сохранила свою красоту, выглядела усталой. Какая-то глубинная тоска потихоньку снедала ее, оставляя след в выражении глаз. Порой на балу, в самый разгар веселья, она вдруг незаметно выходила из зала и шла в свою комнату, прилечь на минутку.
— Что с тобой? — тревожился Державин.
— Ничего… Отдохну немного, — успокаивала его она. — Иди к гостям, я — сейчас!
И действительно, она вскоре появлялась в зале, веселая, остроумная, пленительная… Настоящая Пленира!
Державин был доволен службой, и все у него получалось, потому что наместник Гудович его не тревожил, полностью свалив на него все дела. И жизнь им обоим, начальнику и подчиненному, была в радость… Но до поры до времени.
В ту пору жил в Тамбове купец Бородин, известный мошенник и плут, а посему Державина не любил. Впрочем, многие тамбовские купцы губернатора не жаловали. Началась эта неприязнь с того, что Державин приказал не только дворянам, но и купцам отдавать детей в основанные им училища. Чуть ли не силой он насаждал учение в тамбовском обществе, которое называл "диким темным лесом". Даже у себя дома он стал, вместо балов, проводить для молодых людей учебу по математике и грамматике. Купцы учиться не любили и жаловались на него наместнику. Особенно злился Бородин. "Наш губернатор, — цедил он сквозь зубы, — строит из себя ученого, а сам едва гимназию окончил!" Это был богатейший человек в Тамбове и ближайший друг Гудовича. Державин давно подозревал его в крупных коммерческих махинациях, да все не мог поймать с поличным.
Непомерное рвение тамбовского губернатора стало Гудовича утомлять. Наместник был воином до мозга костей и в гражданские дела вникать не любил. Да и некогда ему было: благоволившая к нему императрица часто желала видеть его при дворе, к тому же он еще инспектировал в армии кавалерию и инфантерию. И когда Державину наконец удалось вывести Бородина на чистую воду, Гудович неожиданно принял сторону купца. Отчитав неугомонного губернатора, он потребовал оставить в покое честного человека. Но Державин не сдавался:
— Этот "честный человек" разорил наш кирпичный завод, представив фальшивые бумаги, по которым купленная им глина значилась втрое дороже ее настоящей цены!
Наместник вперил в него испепеляющий взгляд.
— Как вы смеете мне перечить! Забыли Табель о рангах? Или до сих пор считаете себя офицером следственной комиссии, которому позволено совать нос в чужие дела?
Обычно сдержанный, Гудович все сильнее распалялся. Как раз в то время у его кузины были серьезные денежные затруднения, а купец Бородин щедро поделился с ней своей выручкой от продажи глины. "Нет, — думал Гудович, — подпускать Державина к Бородину никак нельзя: говорят, у него особый талант к расследованию подобных дел".
И он решил остановить ретивого губернатора-правдолюбца проверенным способом: завести на него судебное дело.
Державиных стали травить и предавать бывшие приятели, которые недавно охотно посещали их балы и творческие вечера. Однажды на светском приеме у Гудовича его кузина, мадам Чичерина, громко, с ехидной улыбочкой спросила Катю:
— Сколько лет вы замужем, милочка?
— Скоро будет одиннадцать.
— Немалый срок! А почему у вас до сих пор нет детей?
Кате не раз приходилось отвечать на подобные вопросы. Раньше она отшучивалась тем, что еще молода и успеет родить мужу наследника. Но сейчас такое объяснение вызвало бы смех: Чичерина моложе ее на два года, а у нее трое малышей. Не найдя слов, Катя беспомощно оглянулась, ища мужа. У нее вдруг закружилась голова, лица гостей поплыли перед глазами, она неловко взмахнула рукой, ища опору, и нечаянно задела мадам Чичерину. Та стала кричать, что ее ударили, и призвала всех засвидетельствовать "избиение". Подбежавший Державин подхватил Катю под руку, и они вышли из зала под глухой ропот и осуждающие взгляды.
Вскоре посыпались новые неприятности. В Тамбов нагрянули ревизоры, которые обнаружили "финансовые нарушения и самоуправство". Во всех преступлениях, совершаемых чиновниками, был обвинен губернатор. На него составили судебный иск, который послали в Сенат, прямиком в руки князю Вяземскому. До окончания разбирательства губернатора отстранили от дел, и тамбовское общество окончательно от него отвернулось.
Державин ждал решения Сената, но началась осенняя распутица, и почта из Петербурга перестала приходить. Было тоскливо, холодно, пасмурно.
— Милый… — прижимаясь к мужу, шептала Катя. — Кто мог подумать, что люди, которым ты сделал столько добра, будут подло клеветать на тебя! Мне страшно, Ганя… Боюсь, что ты сорвешься, вспылишь и еще больше навредишь себе. Твои враги как будто ждут этого…
Он нежно поцеловал жену и заботливо поправил спустившуюся с ее плеча пуховую шаль. Потом, глядя в окно на затяжной дождь, тихо сказал:
— Никто мне навредить не сможет. Я злобу твердостью сотру. Моих врагов червь кости сгложет… А я пиит — и не умру.
Как только мороз сковал дороги, прибыла почта. Державин нетерпеливо перебрал пачку писем и, найдя послание из Петербурга, стал в волнении ломать печати. В нем еще жила надежда, что милостивая Екатерина Алексеевна разберется в его деле и не даст в обиду создателя "Фелицы". Но ничего подобного не случилось. В пакете было две бумаги: приказ императрицы об увольнении его с поста тамбовского губернатора и предписание Сената выехать в Петербург для дачи показаний по поступившим на него донесениям.
Обида хлестнула по сердцу, но он ни словом, ни жестом не выдал своего отчаяния.
Как у всякого честного человека, у Державина было много врагов. Но и друзей было немало! Весть о том, что над известным поэтом сгустились тучи, быстро облетела обе столицы. С одной стороны зашевелились недруги: вяземские, тутолмины, гуцовичи, с другой — встали на защиту известные почитатели его таланта: молодые литераторы Дмитриев, Карамзин и Жуковский, герой Русско-турецкой войны князь Голицын, статс-секретарь императрицы Храповицкий, набирающий силу молодой министр Коллегии иностранных дел Безбородко — преемник Никиты Панина… Неожиданно за Державина вступился светлейший князь Григорий Потемкин. Оказалось, что он совсем не обиделся на сатирические стихи в "Фелице" и часто со смехом читал их друзьям. Сильные люди умеют посмеяться над собой.
Государыня в судебный процесс по делу Державина демонстративно не вмешивалась. Не царское это дело.
Заседание состоялось 16 апреля 1789 года. После пяти часов жарких прений Державину по всем статьям был вынесен оправдательный приговор! Поэт был счастлив, но так обессилен и нервно истощен, что у него не хватило сил радоваться. Вернувшись домой, он откупорил бутылку, плеснул вина в стакан… и, не выпив, заснул за столом. Лакей Петруша заботливо доставил барина на кровать, стащил с него сапоги и укрыл одеялом.
А счастливая Катя всю ночь не могла заснуть, любуясь своим ненаглядным Ганечкой…
Глава 14СТАТС-СЕКРЕТАРЬ
Несмотря на то, что мудрая Фелица ничем не помогла Державину, а Потемкин помог, отношение поэта к государыне не изменилось. Он по-прежнему обожал ее, считая самой справедливой и просвещенной монархиней в истории России, и даже думал, что, наверное, это она тайно велела Потемкину повлиять на решение суда.