На рейд мы зашли, когда светать начало. На фарватере больше часа провозились. Он, оказывается, был перегорожен минной банкой, снимали с помощью парового катера. Оба приза побыстрее отправили к причалам на разгрузку, там уже работали единственный флотский интендант и трое армейских, принимая и описывая добычу. Призы японским обстрелом изувечены были несильно, один портовый кран имелся, так что разгрузить их можно. Кстати, мои прежние призы уцелели, укрытые на дальней стороне рейда, где раньше были ремонтные мастерские.
Ну а потом капитан первого ранга Лебедев, бывший здесь старшим морским офицером, порадовался нашему прибытию и взял да и переподчинил нас себе, запретив покидать рейд: мол, ему и так людей не хватает. Да нам теперь и не выйти: повезло проскочить, теперь японцы точно уйти не дадут. Лебедева я знал, ранее он командовал канлодкой «Отважный», но получил следующий чин и теперь командует отрядом из трёх канлодок, став старшим офицером в Порт-Артуре.
Бета попытался было возразить, что следующей ночью уйдёт, но Лебедев наорал на него, он вообще какой-то нервный был. Пришлось стерпеть. С Лебедевым мы обошли призы, составили опись, и он подписал. Теперь по этим бумагам нам должны выдать призовые, но это уже в штабе флота, после бюрократии.
Также я был вызван в штаб обороны, где общался с Кондратенко. Лебедев тоже был, хотя непонятно зачем: его не вызывали. Между Кондратенко и Лебедевым, как я заметил, были явно прохладные отношения. Видать, что-то между ними произошло, и появился раскол между армией и флотом. Хотя бы тут, в осаде. А если вспомнить, как стоявшая тут ранее эскадра ушла, бросив армейцев, то становится понятным, что у последних были причины недолюбливать моряков. А может, и что другое ещё было, поди знай.
Хотя вот и объяснение. Оказывается, Лебедев отказался выходить против японских канонерских лодок: мол, их больше. Да и приведённые мной ранее призы так и не оборудовал для вывоза раненых, объяснив это тем, что покинуть рейд невозможно: японцы установили блокаду.
А генерала интересовали новости: они тут в информационном вакууме. Я сообщил всё, что знал, и передал свежие газеты, добытые на судах, взятых в качестве призов или отправленных на дно с контрабандой.
Ну а когда стемнело, я от имени Беты написал на имя Лебедева прошение снять меня с командования крейсером, а от имени Альфы – перевести из штурманов, после чего вызвал вахтенного офицера и приказал немедленно отправить письмо на борт «Отважного», где держал флаг Лебедев.
Лебедев отреагировал неприятно быстро: уже через час прибыл с мичманом, встречавшим меня у входа на фарватер с досмотровой группой, с приказом на руках назначить мичмана командиром. Так что мичман принял «Океан». А вот прошение Альфы Лебедев не удовлетворил, о чём сообщил Бете: в курсе, что штурман судна болеет, и серьёзно. Бету Лебедев переводил капитаном на один из призов: офицеров не хватало.
Когда Лебедев отбыл, как раз темнеть начало. Я спустил свои вещи в дежурную шлюпку и направился к берегу. На приказы Лебедева мне плевать, у меня свои планы. Попрощаться с командой «Океана» я успел, они, похоже, теперь до конца войны так тут и простоят. Отправив двух матросов, сидевших на вёслах, обратно к крейсеру, Бета убрал вещи в хранилище и побежал к берегу.
С Альфой за прошедший день ничего особенного не случилось, его не нашли, хотя прятался он в кладовой для припасов. Японец после разгрузки отошёл от причала и встал на якорь. Как подслушал Альфа, из-за появления русского рейдера им запретили покидать Циндао – пришла телеграмма из Токио. Будут ждать конвой, который сейчас формировался в Шанхае. С германскими властями уже договорились, что их не интернируют, пока они тут стоят. (Напомню, что судам воюющих стран в нейтральных портах нельзя находиться больше суток. Это касалось как боевых кораблей, так и гражданских.)
Поэтому после проведённого на борту светового дня Альфа, как только стемнело, поджёг склад горюче-смазочных материалов, и пожар начал быстро распространяться по судну. А Альфа тем временем вплавь добрался до берега бухты и побежал к другому берегу, уже омываемому водами Жёлтого моря. Там он достал шлюпку и погрёб навстречу Бете.
Да, Бета пока ещё не имел своего корабля, но активно к этому стремился. Десять километров он отмахал. Добравшись до берега, разделся и вплавь ушёл подальше от берега, проплыл через минные поля, там достал лодку и погрёб навстречу одной из пар миноносцев. Небольшие кораблики, номерные, узлов двадцать на пределе дадут, не более. Древность сюда засылают японцы.
Миноносцы шли где-то на двенадцати узлах. Когда курс одной из пар должен был пересечься с местом нахождения Беты, он скользнул в воду, передав шлюпку Альфе (она ему как раз и была нужна), и стал смещаться в сторону.
Первый миноносец я перехватить не успел, чуть в стороне прошёл, а второй оказался в зоне доступа. Зацепиться было не за что, но я подготовился. В хранилище был крюк-кошка с верёвкой, обмотанный тряпками, чтобы не звякнул. Я закинул его, и меня сразу потащило следом, прижимая к борту. Конец верёвки (пять метров отрезка всего) был привязан к кисти правой руки, так что я не опасался его выпустить. Ну, и начал подтягиваться. Сопротивление воде от движения миноносца забрало у меня много сил, но я всё же забрался, перевалился через леера на палубу и лёг на спину, отдыхая.
Кстати, выбрался я у мостика и видел головы офицеров и матросов наверху, да у пушек стояли сокращённые расчёты. Меня не заметили, тёмные одежды помогали. Убрав крюк, я свернул верёвку, достал два нагана и приготовился атаковать. Мне нужен этот миноносец.
Мельком глянул на нос – там двое. И на корме двое, да ещё трое на мостике. Это всё. Прицелившись с двух рук, я выстрелил в расчёт пушечки на корме, имевшей калибр пятьдесят семь миллиметров – самый крупный на этом судне, не считая самодвижущихся мин. Пули попали, куда я и метил: одному в грудь, другому в спину – кто как стоял ко мне.
Сделав два быстрых шага ближе к корме, откуда открывался отличный вид на мостик, я расстрелял в спины офицера и двух матросов на мостике, после чего сделал прицельные выстрелы по двум канонирам у носовой пушки, которая была уже мельче калибром, чем на корме. Попал. Пробежавшись, добил подранков, таких аж трое было. После чего поднялся на мостик и чуть повернул штурвал, уходя от напарника, который, патрулируя, продолжал движение и не сразу заметил пропажу ведомого. Я уже отключил ходовые огни и дал семафором восемнадцать узлов. Надеюсь, искр из труб (их две на борту) не будет.
Я закрепил штурвал, и миноносец, разгоняясь, побежал в сторону Циндао, оставив в стороне безбронные крейсера и другие миноносцы. А я начал избавляться от тел. Сначала выкинул за борт тех, что были на мостике, потом артиллеристов. Заодно ещё троих, поднявшихся подышать свежим воздухом – похоже, вахта кочегаров. Всего на таких миноносцах двадцать восемь членов команды, из них два офицера. То есть осталось где-то восемнадцать.
Тут и заработали прожекторы на ведущем миноносце ограбленной мной пары: видимо, он наконец обнаружил пропажу коллеги. Да поздно, я уже ушёл за зону поиска, и помогали мне в этом японские кочегары, выполняя все мои приказы с мостика. Хм, как бы тихо и незаметно ликвидировать остальную команду? Как-как, понемногу. И начинать нужно сейчас, пока они не обнаружили на борту своего врага и все вместе мне не наваляли. Этим я и занялся, тихое оружие мне в помощь.
А Альфа грёб навстречу Бете. Если ничего не изменится и Бета, в одиночку управляя миноносцем, сможет удерживать высокое давление, часа через четыре они встретятся. Главное – избавиться от японцев, зачистив корабль. Пленные тут как раз ни к чему, не та ситуация.
С японцами Бета справился, уничтожая их по одному. Где револьвер использовал (в основном на палубе), где нож (это под палубой). Последними были кочегары, Бета к тому времени уже находился в машинном. Дальше началась тяжёлая и нудная работа: постоянно держать давление и вытаскивать по одному тела японских моряков, переваливая их через леера. Под палубой оказалось шестнадцать японцев – чуть меньше, чем предполагалось. Проблем не было, я всегда появлялся неожиданно и уничтожал быстро. А резать спящих (всё же ночь) так и вовсе несложно.
Вот так и занимался грязным делом. Спускаюсь в кочегарку, подкидываю угля, потом беру на руки очередное тело, выношу наверх – и за борт его. Потом быстро на мостик, осматриваюсь, проверяя курс, и снова вниз. И так шестнадцать раз. Потом из бункера наносил корзин угля, вывалив в кучу, чтобы подкидывать можно было. И не стоит думать, что раз два котла, то они вместе стоят. Нет, котельных две, и с палубы два люка, чтобы попасть внутрь, и держать давление нужно у обоих, что я и делал.
Наметилась и первая проблема: угля до Владивостока, куда я собирался, чтобы получить новое судно, да и Алексеева грохнуть, не хватит. Угольные бункера на миноносце отнюдь не полны, едва на две трети заполнены, а дальность хода у таких миноносцев при полных бункерах едва полторы тысячи километров. Видать, недавно пополнялись. А какой порт для японцев ближе всего? Да Дальний, захваченный ими. Думаю, оттуда они и пришли.
Снизив скорость хода до пятнадцати узлов – встреча с Альфой не горит, а при такой скорости уголь расходуется быстрее, – я продолжал держать давление и заниматься приборкой. От крови корабль отмывал. Я вообще чистюля, не люблю грязь. Довольно серьёзно устал, но за пять часов всё сделал.
Уже часа два как рассвело, когда Бета вышел к Альфе, который на шлюпке двигался в пределах видимости берега. Тут он смог его подобрать, шлюпку отправил в хранилище, и миноносец двинулся дальше. Пока Альфа следил за обеими кочегарками, Бета помылся, кидая ведро за борт, отстирал свою одежду и надел форму поручика по адмиралтейству. Альфа был в форме матроса японского военно-морского флота: взял со склада своего размера. А роба нужна, работа в кочегарке грязная.
Подумав, я отправил Бету отдыхать, пусть поспит часов пять, Альфа пока подежурит. А потом я поменяю его на вахте.