нное время. Владелец гаража не знал об этом в течение нескольких часов. Он был занят и, как и все в Вашингтоне, считал автомобильные пробки нормальным явлением. Мистера Бейтса уведомили лишь во второй половине дня, и потребовалось еще несколько часов, чтобы убедить взволнованного адвоката в том, что машину действительно украли.
— Но это невозможно! — воскликнула Карен. — «Роллс» уникален. Как можно на нем удрать?
— Как именно это было сделано — пока еще неизвестно. Но именно это и было сделано, к несчастью — нет ни тени сомнения. Из квартиры шофера исчезли все вещи, и сам он исчез тоже. В Вирджинии видели, как автомобиль направлялся на юг по дороге 95 вскоре после часа дня. Полиция Вирджинии уже обыскивает все местные дороги, ведущие от девяносто пятой между Ококуаном и Фредериксбургом, но надежда на успех невелика. Похоже, что автомобиль загнали в большой закрытый фургон, который теперь может направляться... куда угодно.
— О Боже!
— Да, действительно, — мрачно заметил мистер Бейтс.
— Джозеф, бедный Джозеф! Как он это перенес?
— Весьма скверно. Он обвиняет в случившемся себя. Совершенно безосновательно. Никто не совершил ошибки. Были приняты все меры предосторожности.
— Да, я уверена, что это так. Что я могу сделать? Просмотреть фотографии преступников или, может быть...
— Нет, нет, конечно нет. Молодой человек не числится среди местных преступников. Я сам его нанял; едва ли вы можете думать, что я пренебрег проверкой.
— Я уверена, вы сделали все, что могли.
— Я надеюсь, миссис МакДугал разделяет ваши чувства, — сказал мистер Бейтс. — Я позвонил вам только для того, чтобы спросить, нет ли в вашем распоряжении какой-либо собственности миссис МакДугал.
— Что вы имеете в виду, мистер Бейтс!
— Пожалуйста, поймите меня правильно. Я неточно выразился; необходимо признать, что это не была, как говорят в полиции, работа на одного. Были ли остальные участники профессиональными ворами или только любителями, пока неизвестно. Возможно, автомобиль был единственным объектом их интереса. Тем не менее полиция внимательно следит за домом, исходя из маловероятной возможности, что негодяи могут воспользоваться отсутствием миссис МакДугал и ограбить дом. К счастью, наиболее ценные предметы антиквариата были сданы на хранение, а драгоценности и серебро миссис МакДугал хранятся в ее банковском сейфе; но, зная ее эксцентричность и великодушие, я подумал, что, возможно, она отдала вам что-либо на сохранение или, может быть...
Карен не могла больше выдержать этот педантичный осторожный тон. Она поняла, к чему клонит адвокат, и это ей не понравилось.
— Вы имеете в виду, что он, этот здоровяк-шофер, может вломиться сюда?
— Нет, нет, вы меня неверно поняли. Я считаю это крайне маловероятным. Совершенно невероятным. У меня нет намерения пугать вас...
— Нет, есть!
— Значит, она отдала вам...
— Только свою одежду.
Адвокат отрывисто засмеялся:
— Я думаю, воры вряд ли будут беспокоиться из-за старой одежды. Это все?
— Да. О, и еще драгоценности — ожерелье и серьги. Но они недорогие, с полудрагоценными камнями и эмалью. Она дала их мне, когда вышла из машины этим утром, как маленький подарок на память.
— Драгоценности! — голос мистера Бейтса прозвучал глухо. — Они случайно не с черной эмалью, окаймленной серебром, с розетками из жемчуга, изумрудов и алмазов?
Карен схватилась за горло.
— Алмазы? Изумруды? Я подумала, это оливин и горный хрусталь.
— Сами камни недорогие, — сказал мистер Бейтс. — Однако эти драгоценности принадлежали Долли Медисон. Они изображены на портрете Уоррена, и их происхождение достоверно.
— О Боже! Честно говоря, у меня и представления не было, я сейчас их вам принесу в контору. Я не могу...
— Успокойтесь, пожалуйста, миссис Невитт. Если миссис МакДугал отдала вам драгоценности, значит, она хочет, чтобы они были у вас, а посему вы должны хранить их. Я советую немедленно поместить их в ваш сейф...
— Какой сейф? У меня его нет.
— Тогда вам стоит им обзавестись, — сухо сказал мистер Бейтс. — Это все? Вы уверены, что она не отдала вам изумруды работы Билла или не попросила вас взять на хранение коллекцию серебра работы Ревира? Для меня это большое облегчение. Хотя ожерелье и серьги являются исторической ценностью, их цена несущественна, так что, я полагаю, вам не стоит беспокоиться.
Когда адвокат повесил трубку, Карен сняла ожерелье и стала пристально его разглядывать. Хороша же ее экспертиза старинных драгоценностей! Она даже не датировала его правильно. Оно относилось не к викторианской, а к георгианской эпохе, к началу XIX века, когда Виктория еще не взошла на престол.
Значит, мистер Бейтс полагал, что ей не стоит беспокоиться. Он был вполне уверен, что ожерелье и серьги не привлекут воров. Замечательно, что мистер Бейтс так беззаботен.
Даже если банда, к которой принадлежал шофер, решила заняться другой собственностью миссис МакДугал, их вряд ли бы заинтересовало это украшение. Отдельно камни не представляли большой ценности, а все вместе заложить было нельзя — украшение было бы сразу опознано. Но то же самое относилось и к «роллсу». И Хортон знал, что у нее есть эти украшения; он не только видел, как миссис Мак дала ей шкатулку, но, когда они возвращались, Карен достала одну из серег и держала ее так, что можно было видеть, не оборачиваясь, через зеркало водителя.
Ее пальцы почтительно потрогали гладкую поверхность эмали, оправу маленьких камешков. Джеймс Медисон, четвертый президент Соединенных Штатов, возможно, застегнул ожерелье на округлой шее Долли. Долли носила его или взяла с собой, когда она и президент бежали из Вашингтона, а пламя над горящим городом окрашивало красным небо за их спинами, — в тот единственный раз, когда столица была разграблена и разрушена вторгшимся врагом. Долли приняла все как должное — пухленькая маленькая женщина, любительница удовольствий, которая обожала носить тюрбаны, потому что в них она казалась выше. Вашингтон Ирвинг — среди прочих ее почитателей — восславил ее красоту, подчеркнув ее несходство с супругом, маленьким человечком со слабовольным лицом. Очаровательная Долли, как и всякая очаровательная женщина, очень любила красивую одежду и драгоценности...
Карен знала обо всем этом только потому, что накануне вечером читала о Долли Медисон в книге преданий Джорджтауна, которую ей дала Джули. На самом деле дух Долли не принадлежал Джорджтауну, но она, несомненно, была одним из самых «бродячих» вашингтонских призраков, и автор честно признавался, что утонченные привидения сообщают книге особое значение. Долли видели (?) в одном из старых особняков на Дамбертон-авеню, где она, должно быть, много раз танцевала и веселилась на вечеринках.
Карен положила ожерелье обратно в шкатулку и удостоверилась, что серьги надежно закреплены. Она не сможет сегодня попасть в банк. Где же ей на время спрятать украшение? Она вспомнила о потайном ящичке в шкафу Рут. Он был не совсем потайным, так как петли мог разглядеть любой, кто посмотрел бы внимательно, но это было лучшее, что она могла сейчас сделать для Долли.
Она на самом деле не думала, что ее могут ограбить. Хортон не показался ей человеком, которого заинтересовали бы эзотерические произведения искусства. Машины — да. Может быть, он просто влюбился в шикарный автомобиль, как женщина может влюбиться в платье или драгоценность, и убедил кое-каких своих друзей помочь ему завладеть предметом, к которому он так неудержимо стремился. Если бы Карен не переживала так сильно за миссис МакДугал, она бы посмеялась, вспомнив, как с Хортона внезапно слетел внешний лоск манер наемного работника. А его последняя реплика была откровенно вызывающей... Пятидолларовые чаевые, должно быть, показались ему ужасно смешными, если учесть, что он собирался присвоить машину стоимостью в сотни тысяч.
Но пока Карен принимала душ и одевалась, у нее перед глазами стоял Хортон — как тогда в холле, он широко улыбнулся ей: грубые черты лица, широкая грудь, его руки, по размеру в два раза больше ее рук. Вполне безобиден, сомнения нет, но его не хотелось бы встретить в темном переулке или в комнате своего дома.
Из-за телефонного звонка она опоздала на встречу. Задыхающаяся после быстрой ходьбы, она стояла у порога дома миссис Феррис. Внешне дом на улице напоминал дом Рут — джорджтаунское строение из красного кирпича примерно того же периода. В отличие от соседних домов, на которые он тоже походил, у дома миссис Феррис вид был заброшенный, лужайка перед ним заросла сорняками, а окна на первом этаже были занавешены гардинами или закрыты ставнями, напоминая ослепшие белые глаза.
Карен постучалась, на ее стук сразу ответила полная улыбающаяся женщина, чьи седые волосы были уложены в удивительно высокую прическу. Она провела Карен внутрь.
— Я так рада видеть вас, милочка. Я всех рада видеть, честно говоря! Вы не будете возражать, если я буду звать вас Карен, не правда ли? Миссис МакДугал столько о вас говорила, что я как будто уже с вами знакома. Она — почти единственная, кто еще ходит сюда, благослови ее Господь. Я бы совсем рехнулась здесь от одиночества, если бы не она.
Вестибюль казался мрачной пещерой, освещенной единственной лампочкой в люстре.
— Извините за темноту, — вполголоса продолжала экономка. — Она, — многозначительный кивок в сторону темного дверного проема, — она не любит зря расходовать электричество. К старости люди иногда становятся такими. Жадными. Не давайте ей взять с вас лишние деньги за те старые тряпки, которые она пытается продать.
— Не дам. — Карен была довольна, что у нее есть союзница.
Дрожащий ворчливый голос донесся из пещерной темноты гостиной:
— Кто это? С кем ты говоришь, Бетси? Это та самая девушка? Веди ее сюда, веди ее сюда; а то ты стоишь там и сплетничаешь обо мне. Я тебя слышу. Я слышу, как ты обо мне болтаешь.
На первый взгляд миссис Феррис была бесформенным узлом, состоящим из шалей и пледов, в которые она была закутана, несмотря на удушливую жару, царившую в комнате. Экономка включила верхний свет, и в горе пледов стала различимой человеческая фигура. На Карен уставилось морщинистое лицо, она увидела почти совсем облысевшую голову, кожа на которой была прикрыта лишь несколькими сухими белыми клочками волос; но глаза, поймавшие ее взгляд, были живыми и проницательными.