– Ну, вот и все, – произнес Уильям и похлопал ее по бедру. Поправляя рубашку и вставая с постели, продолжил: – Когда у нас родится ребенок, его первым языком будет французский, вы согласны? – Он не стал дожидаться ответа и добавил: – Я оставлю вас, отдыхайте. Сегодня был долгий день. Доброй ночи.
Альва лежала в оцепенении. Та часть ее тела, которую запрещено было называть, место, которое могло приносить невероятное удовольствие, предназначалась для этого?
– Ха! – Она засмеялась, однако то был смех сквозь слезы.
Неужели мы сотворены, чтобы выполнять эти странные действия, приносящие лишь стыд и боль? Неужели так задумал Бог? Кажется, он не сильно позаботился о Еве…
Проснувшись в прекрасной бело-голубой комнате, Альва сперва не поняла, где находится. Потом вспомнила, что произошло ночью, и горло у нее сжалось.
«Я не заплáчу».
Из-за занавесок скользнули лучи солнца, однако в комнате было холодно, а домашнего платья поблизости не наблюдалось. Что же ей делать? И где Мэри?
«Я хочу домой».
То, что Уильям совершил с ней ночью, он будет повторять в любое время, когда ему захочется.
«Ну, вот и все».
И единственная причина, по которой она это терпит, – деньги.
Значит, она – своего рода продажная женщина. Или нет?
Нет, конечно, нет. Альва сказала себе вслух:
– Это неправда. Я делаю это не только ради денег. И для него я не только развлечение. Я буду смотреть за домом, я буду вынашивать его детей. Я стану самой прекрасной хозяйкой в мире. Он меня обожает – разве его поступки говорят не об этом?
Она встала, разожгла огонь в камине и умылась над фарфоровым тазом. Мэри пришла помочь ей с утренним туалетом, и Альва ей ничего не сказала. Не могла взглянуть ей в глаза, даже когда Мэри заметила, расчесывая ее локоны:
– Мама говорит, ваши волосы – настоящее богатство.
Мэри собрала пряди в замысловатый узел, заколола его и закрепила над левым ухом серебряный гребень с бисером – подарок Консуэло.
– Ну вот, все готово, – заявила служанка. Отражение в зеркале подтвердило ее слова. – Какое сегодня выберете платье?
– Желтое… Нет, зеленое. Нет… – Альва спрятала лицо в ладонях. – Я не знаю.
– Зеленое. Цвет радости.
– Да. Хорошо. – Альва отняла руки от лица и постаралась улыбнуться. – Цвет радости. Именно то, что мне нужно.
За завтраком в ресторане на первом этаже Уильям был бодр и весел. Альва старалась ему подыгрывать, хотя никак не осмеливалась смотреть в его глаза. Он тоже, кажется, ее стеснялся. Пока она наслаждалась колбасками, яйцами бенедикт и тостом с джемом, они говорили о повозках и о том, не хочет ли она иметь свою собственную. Уильям сообщил ей, какие лошади в фаворитах на сегодняшних скачках. Сказал, что хочет купить ей новую шляпку. Ей ведь нужна новая шляпка? И несколько платьев? Он заметил, что она обходится малым. Может быть, новый зонтик? Альва смотрела на мужа, не произнося ни слова, пытаясь увязать происходящее с событиями ночи.
По всей видимости, как показали прошедшая ночь и сегодняшнее утро, Уильям – самый настоящий джентльмен, мужчина, который не обременяет свою жену непонятными просьбами, человек с безупречными манерами. А она – доска. Хвала небесам, они вели себя именно так, как положено.
И Альва ответила:
– Благодарю вас, это было бы чудесно.
Набравшись уверенности, Уильям повторял то, что сделал в первую брачную ночь, еще двенадцать ночей подряд. Прервался он, лишь когда Альва сообщила Мэри, что у нее начались месячные. В ту ночь Мэри осталась ждать за дверью спальни. Лежа в кровати, Альва услышала, как она говорит Уильяму:
– Миссис нездоровится. На этой неделе, – добавила девушка и больше не сказала ни слова.
Альва почувствовала невероятное облегчение, хотя и сомневалась, что это правильно. Уильям ведь просто выполняет свой долг. А ее долг – хотеть того же, что и он, – поскорее произвести на свет наследника. А чтобы наследник появился, нужно проводить ночи с мужем. Поэтому она должна этого хотеть. Только вот не хочет.
«Ты не должна подавать виду, будто тебе нравится то, что он делает».
Ха! Если бы на это был хоть какой-то шанс.
Как же все непонятно.
Наверное, она как-то неправильно ко всему относится.
Вернувшись домой после четырех недель, проведенных в пригороде, на ипподроме, играх в конное поло, в театре; недель, заполненных ужинами в ресторанах с многочисленными новыми знакомыми, вечеров, во время которых оживленные беседы скрывали обреченное ожидание того, что случится ближе к ночи, Альва заперлась в своей новой полосатой спальне и целый день лежала в постели, благодаря судьбу, что не видит никого, кроме Мэри.
На второй день после приезда она надела новую шляпку и в своем новом экипаже отправилась к сестрам, которые теперь жили в светлом и просторном доме, где у каждой имелась своя комната, а в кладовой никогда не заканчивалась еда. И все, что для этого требовалось, – вести жизнь замужней дамы, жизнь, к которой она так стремилась, которая дала ей все удобства и привилегии. Да, за них приходится платить не самую приятную цену, однако такова природа брака, и она должна всегда об этом помнить.
– Папа не спит? – спросила Альва у сестер, застав их за обедом.
Через высокие окна, выходившие на улицу, в комнату лился свет. На столе – новые тарелки из фарфора цвета слоновой кости с нежной цветочной росписью по ободку – то, что нужно для весны.
Дженни покачала головой:
– Нет, но, кажется, ему стало легче. Доктор прописал ему морфин.
– Значит, все хорошо, – заметила Альва, хотя все понимали, что слово «хорошо» в данном случае приобрело совсем другое значение. – Едем со мной, к отцу я зайду после. Надо немного развеяться. Заглянем к миссис Бьюкенен.
– Кто это? – поинтересовалась Джулия.
– Портниха. Я хочу сделать вам подарок.
– К чему нам новые платья? – усомнилась Армида. – Лучше расскажи, как прошел медовый месяц. На скачках было интересно?
– За себя говори, – возразила Джулия. – Я люблю все новое.
– А ты, Дженни? – обратилась Альва к третьей сестре.
– Да это лучше, чем Рождество!
Они с Джулией пошли за пелеринами.
Когда они собирались выходить, вниз спустилась Лулу.
– Наша миссис Вандербильт! Вы даже выглядите иначе!
– И это только начало! Мы отправляемся туда, где превращают в настоящих светских дам!
– Моя Мэри обо мне совершенно забыла, – пожаловалась Лулу. – Прислала всего одну открытку, дочка называется. Я надеюсь, от своих обязанностей она так не отлынивает.
– Отлынивает? Напротив – прекрасно со всем справляется. Я без нее как без рук. Просто у нас было слишком много дел. Вы увидитесь с ней в воскресенье. Как папа?
Лулу устремила взгляд вверх.
– Совсем не ест и все время хочет спать. Вы могли бы побыть у него немного.
– Обязательно побуду, когда вернемся. А сейчас у нас важное дело.
Прибыв в магазин, Альва обратилась к строгой даме:
– Встреча нам не назначена, но счет оплатит мистер Вандербильт.
– Миссис Бьюкенен будет рада вас принять.
Через пять дней Альва вновь ехала в новом экипаже и еще одной новой шляпке к новому дому отца, чтобы, сидя у его кровати, увидеть, как он умрет.
Все говорили, что для него это облегчение. Все согласились, что теперь он не будет мучиться.
Нью-Йорк, 1 июля 1875 года
Милая Консуэло!
Этот твой виконт Мандевиль, он же лорд Кимболтон, он же Джордж Монтегю и, наконец, герцог Манчестер[27]– знает ли он, обладателем какого сокровища стал? Признаюсь, я немного тебе завидую… Помнишь, как девочками мы играли в Париже в «герцогинь», выдумывая имена и путая все титулы?
Однажды я обращусь к тебе «Ваша милость» – не позволяй этому вскружить себе голову. А я постараюсь не думать о том, как сильно буду по тебе скучать, – уверена, ты станешь пропадать в Англии и совсем забудешь Нью-Йорк.
И не извиняйся за то, что долго не отвечала на мое прошлое письмо, – ты ведь не можешь постоянно думать о своих замужних подругах, веселиться тоже нужно. И мне бы хотелось сейчас быть с тобой в Саратога-Спрингс и танцевать всю ночь напролет. Хотя теперь я не скоро смогу появиться на балу. Я любила отца, но с обычаем соблюдать траур я не согласна. Почему он должен длиться так долго? Платья, которые я заказала в мае, можно будет надеть только следующей весной. Что, если к тому времени я уже буду ждать ребенка и так и не успею их надеть? Это совершенно бессмысленно и выгодно только портнихам. Папа не был бы против, надень я вместо черного зеленый, желтый или голубой. Даже в алом я бы не скучала по нему меньше.
Спасибо, что прислала записку от нашей дорогой леди Черчилль[28]. Мне показалось, что она скорее без ума от своего новорожденного сына, чем от своего господина и повелителя. Хотя, возможно, я неправильно поняла ее слова об отсутствии Рэндольфа?
Я целыми днями делаю визиты и раздаю задания по дому – так хорошо, что в жизни есть хоть что-то предсказуемое. По вечерам мы часто устраиваем приемы. Юные наследники очень любят Уильяма за его познания в области скачек и рысаков и умения править упряжкой. Он говорит, что Оливер Белмонт, чей отец вместе с отцом леди Черчилль был основателем ипподрома Джером-Парк, стал практически его тенью. Некоторые утверждают, будто Белмонты – евреи, но, поскольку старший мистер Белмонт женился на дочери Командора Перри, я бы этим слухам не верила. Семейство Перри – непреклонные христиане.
Завтра утром мы с Уильямом переезжаем в дом его деда на Статен-Айленде – сам он неважно себя чувствует, поэтому предложил нам, Корнелю и Элис пожить там до конца лета. Как же здорово будет выбраться из города!
Жду твоего ответа. Обещай, что выйдешь замуж здесь, в Нью-Йорке, где все твои друзья смогут искупаться в лучах твоей славы.