Чтобы собственными глазами увидеть, как далеко зашли их отношения, Альва сказала своему скрытному ребенку:
– Разумеется, не против.
Они покатили через Центральный парк к Риверсайд-драйв. Хотя природа еще не проснулась после зимы, день выдался мягкий и безветренный, в воздухе пахло влажной землей. Альва болтала с Армидой и Гарольдом и наблюдала за парочкой влюбленных, – те понемногу увеличивали расстояние между ними, пока не отъехали достаточно далеко, чтобы их не было слышно. Альва с интересом проследила, как они остановились. Резерфорд, по всей вероятности, просил о чем-то. Консуэло оглянулась на Альву и что-то ему ответила. Она вся светилась от радости.
– Ты же понимаешь, что там сейчас происходит? – спросила Армида.
– Уильям уже разъяснил ему, что Консуэло – не для него.
– Кажется, он плохо слушал.
– Да. И я очень сомневаюсь, что его появление здесь на ее день рождения – чистая случайность.
– Думаешь, он сделал ей предложение?
– А ты взгляни на нее.
– Что ты предпримешь?
– Сейчас? Увезу ее в Европу. И буду следить за почтой.
Консуэло совершенно не умела врать. Хотя Альва ничего у нее не спрашивала о Резерфорде, дочь принялась объяснять, что он всего лишь хотел поговорить с ней об отце («он не хотел делать это при вас, чтобы не расстраивать») и об их общей подруге («она очень страдает – джентльмен, в которого она влюблена, ей отказал»), и о кузене Нейли («он встречается с девушкой, которая не нравится тетушке Элис и дядюшке Корнелю»). Последнее было правдой – все говорили о его увлечении мисс Грэйс Уилсон, девушкой, которая когда-то была влюблена в его брата Билла. По словам Мэйми Фиш, отец с матерью запретили Нейли видеться с Грейс и пригрозили, что перестанут его содержать и лишат наследства. «Это лишь разозлит его, – говорила Мэйми. – Детям нельзя ничего запрещать – они только возненавидят тебя и будут продолжать делать по-своему».
Насколько радостной была Консуэло в свой день рождения, настолько же подавленной и нервной она стала во время их путешествия через Атлантику в Париж. Альва ничего ей не говорила, чтобы их отношениям не мешали (пока что) ненужные обсуждения или запреты. Дочери всего лишь кажется, что она влюблена.
Это – беспочвенная и бессмысленная любовь, любовь, вызванная лестью и вниманием со стороны человека, который умел казаться искренним, но в итоге принес бы ей только вред. Эта любовь пройдет – и Альва об этом позаботится.
Европейским джентльменам, которые интересовались Консуэло, не было никакого дела до развода ее отца – разумеется, до той поры, пока он оставался владельцем десятков миллионов американских долларов. Поэтому нынешняя весна Консуэло, как и прошлая, была заполнена походами по магазинам, вечерами в салонах, зваными ужинами, балами и предложениями о замужестве, которые порой поступали даже от самых скучных и предвзятых мужчин. Альва объясняла дочери, в чем заинтересован каждый из них, пока однажды уже сильно разочаровавшаяся в кандидатах Консуэло не воскликнула:
– Мне кажется, я для них всего лишь чистокровная кобылица!
– Для некоторых – нет.
Консуэла не знала, почему «Уинти» до сих пор не удосужился ответить на ее письма. Не появлялся он и на тех вечерах, где она ожидала его увидеть. Дочь ничего не говорила об этом, однако с головой выдавала себя своим поведением. Резерфорд не получал письма Консуэло по одной простой причине – их перехватывали. Она не получала от него вестей по той же самой причине. А не встречались они потому, что Альва уведомила хозяек главных домов Парижа – мероприятия, на которые приглашен мистер Резерфорд, мисс Вандербильт посетить не сможет.
Альва уже забеспокоилась, станет ли герцог Мальборо исключением из череды безразличных к делу о разводе европейских кавалеров – а точнее, титулованных джентльменов, нуждающихся в материальной поддержке, когда получила от него записку:
«Весной я был в разъездах, но теперь надеюсь увидеть мисс Вандербильт в Бленхейме».
Альва передала записку Консуэло на прогулке в Люксембургском саду. Погода стояла ясная, пышная листва покрывала деревья, в их кронах гонялись друг за другом певчие пташки. Свежий ветерок рябил поверхность пруда. Считалось, что призрак Марии Медичи благоволит молодым влюбленным, которые приходят в парк. Альва надеялась, что это благоволение распространяется и на тех, кого должно соединить, а потому, даже если до парка добирается лишь один из предполагаемой пары, все просто обязано получиться.
– Но мне не очень хочется ехать, – запротестовала Консуэло. – В прошлом году он общался со мной только из уважения. Мне показалось, дальше дружбы дело не зайдет.
– Разве его приглашение не говорит об обратном?
– Не понимаю.
– Он хочет произвести на тебя впечатление. Остальные просто приходят и говорят: «Я хочу жениться на вашей дочери, прошу вашего согласия». А герцог не тешит себя мыслью, что ты в нем не заинтересована, и поэтому пытается тебя завоевать.
– Он сам говорил об этом?
– Об этом говорит логика.
– Логика также говорит, что ему нужны деньги, поскольку его мачеха перестала выдавать средства на поместье.
– Ты еще в таком нежном возрасте, а уже столько цинизма.
– Разве я не права?
– Замку действительно не помешают деньги Вандербильтов. Но почему он в таком случае не начал искать расположения Гертруды, а выбрал тебя? Ее отец богаче, и их семья не замешана в скандалах.
Консуэло задумалась.
Альва продолжила:
– Кроме того, есть множество наследниц с фамилиями менее звучными, чем твоя, отцы которых с радостью приобретут за свои миллионы титул для дочери. Будь герцог к тебе действительно безразличен, он мог бы легко найти себе такую жену.
– Наверное, вы правы.
– И даже если ему не удастся тебя завоевать, – разве ты не хочешь увидеть Бленхейм? Это же историческое место! Рядом с ним меркнет даже Оксфордшир.
– Если вам так хочется, я не против съездить.
– А что же еще нам делать летом? – произнесла Альва беззаботно. – Английские пейзажи ничуть не хуже других.
Каждого, кто видел Бленхейм впервые, потрясали его невероятные размеры и великолепие дворца. Он напоминал Версаль, но без позолоты.
Консуэло при виде замка только и смогла вымолвить:
– О боже….
Альва, которая ехала вместе с ней в повозке, спросила:
– Представляешь себя его хозяйкой? Лично я представляю.
– Я и подумать не могла…
– А он обязательно на ком-нибудь да женится.
В мощенном камнем парадном дворе их встретил герцог.
– Предпочитаете отдохнуть после дороги или сперва осмотреть дворец?
– Дворец, – сказала Консуэло.
Он предложил ей руку:
– Тогда позвольте мне быть вашим проводником.
Альва чуть замешкалась, чтобы следовать за ними на небольшом отдалении. Герцог немного уступал Консуэло в росте, но выглядел безупречно. От идеально причесанных волос до жакета, брюк без единой складочки и новых туфель, он являл собой воплощение «утонченного сквайра в домашней обстановке».
– Итак, для начала общие сведения: в тысяча семьсот четвертом году первый герцог Мальборо, Джон Черчилль, разбил французов в сражении при местечке Бленим. В награду королева Анна пожаловала ему земли, внушительную сумму денег и разрешение на постройку дворца. Как вы можете заметить, он принял ее волеизъявление слишком близко к сердцу. Не могу не добавить, что это единственный в Англии дворец, который не принадлежит короне.
– Вы имеете полное право им гордиться, – заметила Консуэло.
Герцог провел гостий внутрь.
– Также, как вы наверняка уже поняли, мой отец оказался не самым безупречным хозяином – окна необходимо застеклить, крыша течет. – Он указал на пятно на потолке в зале, где они стояли. – Мне бы хотелось вернуть дворцу прежнее величие. Я наслышан о пышности ваших домов, поэтому уверен – вы знаете, как приятно, когда за прекрасными вещами ведется должный уход.
– Это правда, – ответила ему Консуэло. – Моя мать сама почти архитектор.
– Да, – подтвердила Альва. – Мы относимся к подобным вещам довольно серьезно.
Герцог улыбнулся:
– Вот и отлично.
Они провели целый день, осматривая дворец и сады. Герцог Мальборо был обходительным гидом, Консуэло – жадным до нового туристом. И хотя Альве сложившиеся между молодыми людьми отношения показались не более чем дружескими, когда Мальборо упомянул, что летом собирается посетить Соединенные Штаты и был бы рад возможности погостить у них в Мраморном доме, Альва подумала – дружбы может быть вполне достаточно. А вот что думала об этом ее дочь – другой вопрос.
Замок Кимболтон, 18 марта 1895 года
Моя милая Альва!
Прошлым летом, узнав, что ты в Лондоне, я была ужасно расстроена тем, как сильно тебя обидела и чем все обернулось, поэтому решила не докучать тебе своим присутствием и держаться поодаль. Ты имела полное право игнорировать меня, не отвечать на мое признание и избегать встречи со мной. Но сейчас я услышала, что ты снова посетила наши края, и надеюсь, что это письмо найдет тебя скоро и в добром здравии.
В прошлом году я не говорила друзьям, что Мэй больна. Мне казалось, нет нужды кого-то беспокоить – еще меньше мне хотелось напрашиваться на жалость. Мне, женщине, что так бессовестно предала тебя и поставила под удар. Я молчала в надежде, что мои подозрения о чахотке ошибочны. Мэй и вправду стало лучше, она, конечно, была еще слаба, но, кажется, начала поправляться.
Четыре дня назад мои надежды рухнули. Во время поездки в Рим моя милая, прекрасная девочка потеряла сознание и не очнулась. Альва, ее больше нет.
Не знаю, кто переживает это тяжелее – я или ее сестра. Ведь они с Элис близнецы, и, несмотря на то, что жили в двух телах, всегда казалось, что сердце у них одно. Правда, Элис приходится переживать только утрату, я же помимо этого чувствую ужасающую вину за то, что не смогла защитить Мэй или вылечить ее. Я не смогла стать той матерью, которую она заслуживала.