В противоположном углу, окруженный свитой помощников, приятелей, репортеров и фотографов, сидел чемпион мира Джимми Берне и о чем-то весело болтал. Вот он поднялся на ноги перед фотоаппаратом, и казалось, что это гризли поднялся на задние лапы. Снова гром аплодисментов и рев восторга.
Хищные глазки Джимми спокойно, по-медвежьи, озирались вокруг.
– Пропал, Джек, – насмешливо, под общий хохот, крикнул кто-то в партере.
Но вот начались приготовления к схватке. Боксеры надевали перчатки. Старый Боб снова начал волноваться. Ни жив, ни мертв, он машинально повторял:
– Спокойно. Спокойно.
– Время! Время! Время! – неслись нетерпеливые голоса с мест. Посторонняя публика уходила с ринга. На ринге остались только боксеры и рефери. Жюри разместились у ринга. Убрали стулья. Стало тихо. Только слышен был раздражающий скрип скамей. Наконец, резко прозвучал удар гонга. Два гиганта, черный и белый, легко сорвавшись с мест, шагнули навстречу друг другу. Джек, как полагалось, протянул руки для пожатия, но руки его повисли в воздухе. Джимми Берне не пожелал пожать руку негра… Оглушительный хохот, аплодисменты и рев одобрения пронеслись по рядам. Джек опешил. Он отступил. А чемпион улыбался публике. Но смущение недолго владело Джеком. Сверкнули его черные глаза, белки налились кровью. Таким Боб его никогда не видел. Почувствовав спиной канаты, Джек в бешенстве с такой силой нажал на них, что канаты, затрещали и выгнулись дугой, вот-вот лопнут. Джек приготовился к рискованному и страшному прыжку: оттолкнувшись от натянувшихся канатов, как от пружины, ринуться всем телом на врага и сразу кончить бой.
Но стоило Джеку промахнуться и нарваться на встречный удар увернувшегося противника, чтобы самому оказаться нокаутированным в самом начале схватки. Боб, старый боксер, моментально учел обстановку. Так рисковать нельзя, тем более, что чемпион смекнул, в чем дело, и приготовился. Какая-нибудь доля секунды – и будет поздно. Джек услыхал голос Боба: «Спокойно. Спокойно». Голос, в котором таилось столько тревоги и мольбы, что Джек сразу отрезвел. Он не тронулся с места.
В хищных глазах чемпиона мелькнула досада, но тут же вспыхнула мысль: «Пока негр прижат к канатам, надо воспользоваться этим моментом». Сделав двойной, ложный выпад левой, он бросился в атаку, с силой выбросил правую.
Джек мгновенно пригнулся. Правой рукой чемпион рассек воздух над головой негра, и грудь его ударилась о канаты. Для начала неплохо. Даже у части враждебно настроенное публики вырвался гул одобрения. А старый Боб, умильно улыбаясь, зашептал:
– Хорошо, мой мальчик! Хорошо…
Первый раунд, после этой первой атаки, прошел в осторожном прощупывании друг друга.
Во время минутного перерыва Боб, обмахивая Джека полотенцем, спрашивал:
– Надеюсь, ты не будешь больше горячиться?
– Постараюсь, – ответил Джек.
Следующие два раунда прошли в таком же темпе. После трех раундов можно было задать вопрос:
– Ну как, Джек?
– Прощупываю.
– Только не торопись. Время есть. Еще семнадцать раундов.
– Это слишком долго, – сказал Джек.
– Не забудь, ты имеешь дело с чемпионом.
– Вот именно, – загадочно усмехнулся Джек.
– Ну как? – спрашивал мэнеджер[1] Джимми Бернса.
– Будет бит, – ответил чемпион.
Гонг. В четвертом раунде чемпион, приподняв широкие плечи, спрятав между ними свою голову и согнувшись, чтобы защитить живот, повел наступление. Словно ветер прошел по рядам. Чемпион легко и быстро кружил вокруг своего противника. Его могучие руки несколько раз пробили защиту Джека. Ведя расчетливую атаку, не давая противнику передышки, чемпион рано или поздно должен был вымотать его силы, чтобы потом, улучив момент, «достать» его своим тараном.
С этого раунда ставки на Джимми еще повысились. Джек при всей своей ловкости и увертливости был скуп в движениях. В своей защите Берне прикрывался. Джек, словно провоцировал удар и почти не прикрывался, надеясь на свои молниеносные уходы и угрожая встречными хуками. За первые пять раундов он не получил ни одного серьезного удара, хотя Берне все время атаковал. Почти незаметное отклонение головы или корпуса в сторону, назад или вперед, и удар проносился мимо, на расстоянии какого-нибудь сантиметра от цели. Движения Джека так же быстры и неуловимы, как движения пальцев фокусника во время сеанса.
После пятого раунда Берне сказал менеджеру:
– У него большая выдержка и спокойствие. Придется с ним повозиться.
Тогда мэнеджер нагнулся к его уху и что-то шепнул.
– Попробуйте, – ответил чемпион.
Мэнеджер вынул из кармана белый носовой платок, снял шляпу и, прежде чем вытереть со лба пот, сильно встряхнул платок в воздухе. Тотчас же со всех сторон раздались крики:
– Кунь! Кунь! Кунь!
Боб в этот момент хотел что-то сказать, но рот его так и остался открытым. У него задрожала нижняя челюсть. Джек изменился в лице. Слово «кунь» – название черного, вонючего животного – относилось к ним. Самое страшное оскорбление для цветнокожих. Это было уже слишком. Джек вырвал из рук Боба полотенце, которым он его обмахивал, и соскочил со стула. Боб тоскливо оглядывался по сторонам, как бы умоляя публику прекратить это безобразие.
– Они хотят меня вывести из равновесия. Ладно. Я им доставлю это удовольствие, – глухо произнес Джек.
С дубинками в руках показались полисмены. Сильный удар в гонг прекратил шум. Куда девались хладнокровие и выдержка Джека? Как бешеный, носился он по рингу, нападая на Бернса. Кулаки его в черных перчатках мелькали, как мячи жонглера. Растерянный Боб с ужасом следил за его движениями. Возбужденные зрители не в состоянии были сразу успокоиться, и за общим шумом Джек не мог слышать голоса дяди. Да и вряд ли что успокоило бы его. Боб с отчаянием видел, что бешеная атака племянника не производила на Бернса никакого впечатления. Это была попросту трата сил. Чемпион был неуязвим. – По рингу двигалось его огромное и, казалось, безголовое туловище, временами сбрасывающее длинные могучие руки.
– Джек! Джек! – шептал Боб. – Что ты делаешь?! Что ты делаешь?!
– А! – вскрикнул Боб.
Джек нарвался на удар в челюсть. Он упал на колено.
С криком: «Гурей! Джимми, Гурей!» – партер вскочил на ноги.
На четвертой секунде, при счете рефери «четыре», Джек встал… Его движения стали значительно медленней.
– Что, съел? – кричали с мест.
– Скажи спасибо! Это тебе на пользу!
– Пари. Сто против одного, что негр уснет в следующем раунде! – кричал потный краснощекий мистер с огромным сверкающим бриллиантом в галстуке.
Удар, нанесенный чемпионом, повидимому, помутил сознание Джека. Впервые за все свои бои на ринге негр прикрыл лицо перчатками и почти надвое согнулся.
Джек был жалок. Джек превратился в мешок для ударов. У Боба выступили на глазах слезы.
– Тайм – перерыв…
Тайм – время.
Небрежно развалившись на стуле, усердно обвеваемый двумя полотенцами, чемпион с наслаждением подставлял свое разгоряченное тело освежающему ветерку. Сияющий мэнеджер подмигнул чемпиону:
– Ол-райт?
– Ол-райт, – мигнул в ответ Берне.
А напротив него, устало раскинув руки на канаты и запрокинув голову, тяжело дышал Джек. Боб, смешно сгорбившись, вяло, словно через силу, помахивал полотенцем. Его фигура смешила публику.
– Эй, горбатый! Помахай лучше своими штанами!
– Махай, не махай, ничего не вымахаешь!
– Дуй на него! Дуй!
И снова хохот.
Старый Боб обалдел от шума и переживаний. Ему было так стыдно за племянника, что он готов был провалиться сквозь землю, Он даже не успокаивал Джека.
– Не волнуйся, дядя, – услышал он злой шопот. – Я их дурачу…
Боб поднял голову. В черных глазах племянника таилась свирепая и вместе с тем лукавая усмешка.
– Но это рискованно! Ты потеряешь контроль над собой.
– Я спокоен, как никогда, – твердо сказал Джек. – И я их изведу.
Боб недоуменно пожал плечами.
В седьмом раунде чемпион не давал Джеку ни передышки, ни возможности притти в себя. В воздухе стоял сплошной гул от криков и аплодисментов.
– Кончай его! Кончай! – кричал мистер с бриллиантом на галстуке.
Боб опустил глаза. Лицо его болезненно морщилось. И вот грохот падающего на помост тела, зловеще напряженная тишина и четкий счет рефери:
– Раз, два, три, четыре…
Боб решил поднять глаза. «Притворяется?» – недоумевал он. Над распластанным телом Джека рефери считал секунды.
На четвертом счете тело Джека зашевелилось, на пятом, опираясь на руки, приподнялось, на шестом снова бессильно упало.
– Прощай, Джек! – кричал голос из публики. – Спокойной ночи!
– Семь, восемь, девять, – продолжал рефери.
«Доигрался», – с ужасом подумал Боб и вдруг ахнул, а вместе с ним ахнули и все сто тысяч человек. Перед последним, десятым, счетом, Джек вскочил с такой быстротой, какой позавидовал бы лучший акробат. Эластично и мягко ступая по рингу, он смеялся, сверкая белизной зубов. Он был свеж и бодр, как в начале боя. В задних рядах дружно захлопали и кричали:
– Ура! Джек! Ура!
Обманутый партер ответил звериным ревом и воем.
– А здорово я сыграл? – весело спрашивал Джек во время перерыва. – Смотри, что делается. Настоящий зверинец.
Действительно, люди потеряли человеческий облик: налитые кровью лица, оскаленные зубы, озверелые глаза.
Джек смеялся. Но Боб был мрачен.
– Мальчишество, – ворчал он. – Мальчишеетво. Разве можно так рисковать? Безумие…
– Погоди, не то еще будет, – ответил Джек. – Посмотрим, кто кому больше испортит крови. Посмотрим.
– Спокойно. Спокойно. Без глупостей. Умоляю. Ради меня. Ради твоей матери! – чуть не плакал старик.
Чемпион мира несколько побледнел и растерялся. В следующем раунде он пятился, как испуганный медведь перед укротителем, а даже не заметил, как очутился прижатым к самому углу, ринга. Но Джек не воспользовался