В правом верхнем углу обложки помещалась рождественская картинка в виде украшенной золотистой мишурой еловой ветви. Возможно, этот дешёвенький блокнот был подарен обер-фельдфебелю Йозефу Транке, командиру подбитого танка, накануне Рождества сорокового года, когда он находился в отпуске дома, в небольшом городке Цинтен, что в Восточной Пруссии, в сорока километрах западнее Кёнигсберга.
Обер-фельдфебель Йозеф Транке служил командиром танка в первой роте третьего батальона 6-го танкового полка 3-й танковой дивизии 2-й танковой группы генерал-полковника Гейнца Гудериана. В найденном блокноте Транке вёл дневник, начатый 21 июня 1941 года, ровно за сутки до вторжения его дивизии на территорию СССР.
Записи производились ежедневно, автор старался скрупулёзно фиксировать события в хронологическом порядке. По тексту видно, что Й. Транке вёл записи и в походных условиях, находясь в танке и старясь зафиксировать увиденные им события и факты.
Текст написан чёрными чернилами высокого качества, ровным почерком, грамотным языком. Крайние даты дневника: 21 июня – 15 июля 1941 года.
21.06.41
В соответствие с приказом командира дивизии части ранним утром выходят в район исходных позиций.
В 7.45 мы видим группу генералов и старших офицеров, идущую вдоль нашей танковой колонны. Это командиры корпуса и дивизии в сопровождении командиров полка и батальонов посещают готовые к движению подразделения.
После сытного завтрака, состоявшего из больших порций сосисок и доброй кружки кофе, я приказал моему экипажу ещё раз проверить машину к походу и боевым действиям. Механик-водитель фельдфебель Карл Бюхнер, наводчик обер-ефрейтор Томас Граббе, заряжающий рядовой Герман Ланц и стрелок-радист ефрейтор Вилли Шуберт – все ребята надёжные, прошедшие со мной Польскую кампанию. Бюхнер, как и я, награждён Железным крестом 2-го класса. Проверяем боеукладку снарядов, патронные коробки танковых пулемётов, запас воды, санитарный ящик.
В 10.30 подошли автозаправщики, и все машины нашей роты пополнили баки бензином под горловину[10].
В январе этого года мы получили новую машину Pz.III серии «Н»[11], более современную и совершенную. Корма башни этой машины изготовлена из цельной гнутой 30-мм бронеплиты. На лобовую часть корпуса наварен дополнительный 30-мм броневой лист, в котором имеются отверстия для смотрового прибора механика-водителя и курсового пулемёта. Лобовая броня корпуса увеличилась до 60 мм. Машину оснастили удобной командирской башенкой новой конструкции с пятью отверстиями для приборов наблюдения, более широкими 400-мм гусеницами, шестискоростной коробкой передач типа Maybach SSG77 взамен устаревшей и капризной десятискоростной. Хотя масса танка возросла на тонну и достигла 21,6 т, на манёвренности машины это не сказалось. Пушку установили прежнюю, «короткую» 50-мм, с длиной ствола в 42 калибра. Она может поражать все советские танки кроме новых Т-34 и КВ[12].
В целом усовершенствованный Т-III оказался, по-моему, надёжной, легкоуправляемой машиной с высоким уровнем комфортности для экипажа и прекрасной радиостанцией. Мы полюбили свой танк и гордимся им.
В 12.10 из штаба дивизии получено кодовое слово «Дортмунд». Это означало начало операции.
В 14.00 обедаем густым гороховым супом со свининой и польскими хрустящими булками с маслом и кофе. Каждому выдали по пять пачек дорогих польских сигарет «Wawel» и по десять пачек всем привычных «Eckstein-Halpaus, Dresden».
В 15.30 нас, командиров взводов и танков, собирает командир роты. Он уточняет окончательную очерёдность движения взводов на переправе через Буг. Он же приказал всем экипажам выспаться.
В 20.00 ужинаем. Шуберт и Ланц притащили термос, доверху наполненный тушёным картофелем со свининой и свежеиспеченный хлеб.
В 22.00 дивизия получает письменное обращение фюрера к войскам на Восточном фронте. Командир роты обер-лейтенант Бухтеркирх зачитал его личному составу перед строем. Таким образом, поход на Россию начнётся 22.06.41 в 3.15.
В 23.30 мы докладываем ротному о готовности и занятии последних исходных позиций. Я немного нервничаю. Что ждёт нас там, за Бугом? От напряжения не спится. Это плохо, неизвестно, когда теперь удастся соснуть.
А ночь чудесная. Звёздами усыпан весь небосвод. Интересно – какая она, Россия?
22.06.41
В три часа ночи весь западный берег Буга озаряется огнём выстрелов сотен артиллерийских орудий. Грохот канонады такой, что даже мы, сидящие в танке с надетыми шлемофонами, ощущаем его рокочущий гул. Одновременно сотни бомбардировщиков люфтваффе сбрасывают свой смертоносный груз на гарнизоны, склады, позиции русских. Не хотелось бы мне в этот момент оказаться в шкуре русского солдата. Думаю, после работы нашей артиллерии и люфтваффе мало кто остался в живых.
В 03.40 получена радиокоманда «вперёд». Мы идём с включенными фарами. Дистанция – 20 метров. Впереди нас движется рота лёгких танков Т-II и Т-38, а в авангарде полка – мотоциклетный батальон.
Понтонные переправы, наведённые сапёрами, освещены мощными прожекторами. Мы быстро форсируем Буг и вырываемся на русский берег. Никакого сопротивления со стороны противника.
Хотя действует строгий приказ о движении только с закрытыми люками, все командиры танков и взводов стоят в открытых люках командирских башенок. Все желают рассмотреть вражескую территорию.
Справа от нас, в той стороне, где расположен Брест, полыхает зарево пожаров. Оттуда доносится гул орудийной канонады. Там, в городе, мощная крепость с сильным гарнизоном. Видимо, идёт тяжёлое сражение.
В 04.30 рассветает, на обочинах дороги стали попадаться трупы русских солдат с зелёными петлицами на мундирах. Как нам говорили, это русские пограничники. Рядом с ними лежат винтовки, ручные и станковые пулемёты. Похоже, наши мотоциклисты-разведчики и ребята из роты лёгких танков хорошо поработали.
В 05.15 мы, не сбавляя скорости, миновали развилку дорог. У русских там был узел противотанковой обороны. Несколько их малокалиберных противотанковых пушек валялись разбитые, с покореженными стволами и станинами. Кругом ещё дымились воронки от бомб немецких бомбардировщиков.
Но вот и первые наши жертвы. По обеим сторонам дороги мы увидели уничтоженные или повреждённые русским огнём мотоциклы наших разведчиков и два горевших бронетранспортёра. Убитых и раненых мы не видели, их, видно, уже убрали санитары.
Наш полк обошёл Брест с севера. Пройдя около тридцати километров от границы, мы в двадцати пяти километрах восточнее Бреста вышли на шоссе Брест – Кобрин. Вскоре поступил приказ свернуть на северо-восток и по просёлочной дороге вдоль берега реки Мухац[13] двигаться в сторону городка Жабинки, расположенного в 60 километрах от границы. Там, похоже, у русских укреплённый район.
К восьми утра солнце пекло вовсю. Я по просьбе экипажа разрешил открыть боковые люки, и все мы об этом пожалели. Просёлочная дорога была песчаной. Идущие впереди нас десятки бронетранспортёров и танков подняли такие тучи песчаной пыли, что дышать стало нечем, в пору было надевать противогазы.
В 09.00 поступил приказ остановить движение, личному составу завтракать, пополнить бензобаки. Появилась колонна машин фронтового подвоза, автоцистерны потянулись к танкам, а экипажи отправили людей к полевым кухням.
Мы остановились неподалёку от реки, и мой механик-водитель Бюхнер попросил разрешение сходить искупаться. Мы только начали обсуждать с ним этот вопрос, как по рации поступил приказ обер-лейтенанта Бухтеркирха не удаляться от бронемашин. Ослушание грозило суровым наказанием. И мы были вынуждены завтракать грязными.
Примерно через полчаса с востока раздалась ружейно-пулемётная стрельба. Били не наши пулемёты, этот частый стрекот русских станковых пулемётов нам пока ещё был незнаком. Вскоре загрохотали русские противотанковые орудия и танковые пушки. Поступили команды «по машинам» и «к бою».
Малым ходом мы двинулись вперёд, вдоль берега реки. Открывшаяся передо мной картина ошеломляла. На большом поле горело свыше десяти танков Т-II и Т-38 роты капитана Кюммеля, несколько бронетранспортёров, повсюду валялись обломки мотоциклов батальона разведки. Я увидел несколько трупов наших танкистов и множество трупов разведчиков-мотоциклистов. На некоторых ещё горели комбинезоны. Зрелище жуткое.
Уцелевшие танкисты, прячась за прибрежными кустами, бежали в тыл. Прикрытые бронёй бронетранспортёров санитары собирали раненых.
Через приборы наблюдения командирской башенки я заметил впереди пять русских бронемашин, идущих на нас и стрелявших из пушек в нашу сторону. Это были старые легкие танки Т-26, вооружённые 45-мм пушками. Лобовую броню наших Т-III снаряды этих пушек не пробивали, но могли порвать гусеницы.
Я приказал заряжающему Ланцу дослать в пушку бронебойный снаряд, а наводчику Граббе взять на мушку крайний справа русский танк. Но в тот момент, когда я собирался приказать механику-водителю Бюхнеру остановиться для производства выстрела, все русские танки исчезли из поля зрения. Я сообразил, что они скрылись за прибрежными кустами, и направил машину именно туда. Но по рации прозвучал приказ командира роты двигаться только вперёд. Обходя наши горевшие машины, мы вновь пошли по полю в сторону городка Жабинки.
И тут началось светопреставление. Русские танки, почти полностью уничтожив роту капитана Кюммеля, зашли к нам в тыл и из кустов стали обстреливать танки нашей роты. Я увидел, как шедшая слева от меня машина фельдфебеля Гёрлиха, потеряв гусеницу, завертелась на месте, а потом, видимо, после попадания русского снаряда в моторный отсек, загорелась. Из неё выскочили члены экипажа и бросились к нашему танку. Но один из них, сражённый очередью русского танкового пулемёта, не добежал. Я приказал Бюхнеру остановиться. Оставшихся в живых танкистов мы взяли на броню и задним ходом стали уходить назад. Я своими глазами видел, как русские расстреляли два танка нашей роты. Они били в корму, где броня была менее мощная, и, разбив двигатели, подожгли машины.