Наконец-то прилетели наши пикирующие бомбардировщики и тщательно перепахали всё поле, уничтожив русские танки. Через двадцать минут мы продолжили движение. Обходя воронки, мы добивали брошенную русскую технику.
В три часа пополудни после короткого, но ожесточённого боя, мы выбили русских из городка Жабинки. Русские сопротивлялись упорно, но, потеряв от огня нашей артиллерии и танков много бронемашин и пехоты, отступили в сторону Кобрина.
Следуя приказу командира полка, наш батальон без остановки двинулся на Кобрин. Полевая жандармерия разгоняла с шоссе толпы беженцев из гражданского населения, освобождая дорогу нашим танкам и бронетранспортёрам мотопехоты. Самолёты люфтваффе низко проносились над шоссе, видимо, штурмуя отступавшие русские части.
К концу дня наши передовые подразделения вышли к западным окраинам Кобрина и встретили упорное сопротивление русских. Особенно эффективно действовала многочисленная русская артиллерия, не позволявшая нашим танкам и пехоте ворваться в город. Как мне стало известно, наша и пехотная дивизии окружили город с запада, севера и юга и приостановили наступление до утра.
День выдался тяжёлым. Ребята моего экипажа, да и я сам, от усталости и напряжения еле держались на ногах. Мы осмотрели машину, и я послал Ланца и Шуберта за ужином. Неподалёку от нас оказалась колонка, и нам наконец-то удалось помыться. Ужинали сосисками с варёным картофелем и кофе. Командир роты приказал отдыхать, расположив наш экипаж в сарае для сена какой-то бедной усадьбы. Только мы улеглись и уже собирались заснуть, рядом зарычал танковый двигатель и послышался лязг гусениц. Мы выскочили из сарая, думая, что атакуют русские танки. Оказалось всё просто: подошёл один из танков, потерявших в бою гусеницу. Экипаж восстановил разбитую русским снарядом гусеницу и прибыл на ночлег. В нашем взводе осталось два танка из пяти.
Мы с Гёрлихом помянули наших погибших товарищей, выпив по глотку шнапса, выкурили по сигарете и отправились спать. Уснул я мгновенно.
23.06.41
Мы проснулись от ужасающего грохота. Было пять часов утра. Наши артиллерия и бомбардировщики наносили массированный удар по врагу. Вскоре пехота пошла в наступление, но безуспешно. Русские продолжали упорно сопротивляться. Стало известно, что во многих местах происходили рукопашные схватки. Русские сражались мужественно, но с упорством обречённых.
В полдень наши бомбардировщики вновь дважды нанесли бомбовые удары по позициям русских. Перед нами поднялась стена огня и дыма. Но русские не сдавались и не отступали. Более того, они контратаковали примерно тридцатью лёгкими танками и бронеавтомобилями. Удар пришёлся по мотопехотному батальону дивизии. Потеряв около пятидесяти человек убитыми, пехота отошла под прикрытие наших бронемашин. Мы встретили русских сокрушающим огнём. Оставив подбитыми и горевшими до половины танков, русские ретировались и укрылись в кварталах города.
К 15.00 нашему батальону удалось прорваться к северным окраинам Кобрина, сломив сопротивление русской пехоты. Танки моей роты вышли на Московское шоссе, но около 16.00 у реки Мухац мы попали в артиллерийскую засаду. Русские выкатили на прямую наводку 122-мм гаубицы и чугунными болванками буквально превращали в груду железа легкие Т-II и Т-38. Потеряв шесть танков, наш батальон вновь приостановил наступление.
В 19.00 к реке подтянулись бронемашины 5-го полка нашей 3-й танковой дивизии, и после мощного авиаудара штурмовиков и бомбардировщиков мы вновь атаковали русских. Противник не выдержал этого удара и стал отходить. Уже в темноте наши войска вступили в город.
Но радость победы омрачилась выходом из строя нашей любимой боевой машины. Болванка из 122-мм русской гаубицы угодила в нижнюю часть танка справа, вырвала с корнем шестой опорный каток и погнула края колеса-ленивца. Слава Господу, все остались целыми и невредимыми, но машина требовала серьёзного ремонта.
После лёгкого ужина, состоявшего из галет и колбасы, мы отправились спать в отведённый нашей роте какой-то уцелевший кирпичный дом. Как позже выяснилось, у Советов там располагалось аграрное училище.
24.06.41
Утром нас разбудили командир роты обер-лейтенант Бухтеркирх и старший инженер-механик полка капитан Демберг. Вместе мы пошли осматривать наш танк. После тщательного изучения повреждений капитан Демберг сказал, что в случае прибытия в ближайшее время в Кобрин дивизионных мастерских ремонт займёт от трёх до пяти суток. Оказалось, кроме нашей машины ремонта требовали ещё девять Т-III полка, получившие повреждения разной степени. По его словам, двадцать два подбитых лёгких танков и бронетранспортёров восстановлению не подлежали, они просто сгорели, и только семь ещё можно было вернуть в строй.
Обер-лейтенант Бухтеркирх выдал мне на руки приказ командира полка об откомандировании моего экипажа в распоряжение дивизионных мастерских на время ремонта танка, продовольственные аттестаты и талоны для питания в солдатском казино, которое должно быть открыто при военной комендатуре Кобрина. Он на прощание пожал руки всем членам экипажа и велел после ремонта немедленно догонять полк, который уже выстраивался в походную колонну, имея целью наступления Минск.
Оставшись одни, мы решили побродить по Кобрину. Окраины городка, разрушенные огнём нашей артиллерии и авиации, всё ещё горели, так как состояли в основном из деревянных строений. Удушливый дым окутал все городские улицы. Если учесть, что стояла тридцатиградусная жара и было полное безветрие, можно представить, как трудно приходилось немецким солдатам.
Интересно, что Кобрин наши войска за последние два года берут уже второй раз. В сентябре 1939 года, во время Польской кампании, город брала 2-я мотопехотная дивизия. Тогда поляки сражались самоотверженно, наши войска лишь через неделю смогли одолеть противника. Сейчас же нам потребовались всего сутки. Но, по словам командиров, за эти сутки русские отобрали больше жизней немецких солдат, чем это сумели сделать поляки за неделю. После взятия Кобрина по соглашению с русским правительством германские войска в сентябре 1939 г. отступили на запад, за Буг, который стал государственной границей рейха.
До недавнего времени в Кобрине проживало 15 тысяч жителей, в основном евреев. Жили здесь и поляки, русские, украинцы и местные русские, которые зовут себя белорусами. В городе много магазинов и лавок, кафе и ресторанов, пивных и закусочных. Но сейчас все они закрыты.
В городе много деревьев и всевозможных кустарников, цветов. Нельзя сказать, что город красивый (с моим родным и любимым Цинтеном его не сравнить), скорее он зелёный и какой-то сельский. Город омывается водами реки Мухац и впадающей в неё реки Кобринка. Берега рек необустроены. Улицы мощёны брусчаткой, много деревянных зданий. Есть несколько католических и русских ортодоксальных церквей. Есть даже синагога. Интересно, все евреи успели бежать из города?
В центре, неподалёку от Торговой площади, нас остановил патруль фельд-жандармерии. Оберфельдфебель, старший патруля, проверив наши документы и с большим уважением оглядев мой мундир, украшенный Железным крестом 2-го класса, медалью «В память 13 марта 1938 года»[14], нагрудным знаком «За ранение» и Штурмовым танковым знаком, отдал честь и посоветовал быть осторожными. В городе скрываются вооружённые русские. Мы поблагодарили фельджандармов за совет и показали им пять наших автоматов МР-40 и гранаты, висевшие на наших ремнях.
Примерно в полдень на одной из улиц города мы обнаружили полевую кухню какой-то пехотной или сапёрной части. Два повара большими черпаками усиленно что-то мешали в котле. Запах горохового супа ударил в ноздри, и наши бедные желудки, со вчерашнего дня, не знавшие горячей пищи, грозно заурчали. Граббе с Ланцем предложили подойти и потребовать по тарелке супа. Я ответил, что так нельзя. Часть чужая, и они не обязаны нас кормить. Но, сказал я, если они желают, могут сходить и попросить. Бюхнер, Граббе, Ланц и Шуберт достали свои котелки, а Шуберт прихватил ещё и мой, и решительно направились к кухне. Без особого труда они раздобыли нам прекрасного горохового супа, две буханки свежего хлеба и пять кусков колбасы. Мы славно пообедали на лужайке в тени зарослей сирени.
Через город сплошным потоком шли пехотные части, артиллерия, сапёры, обозы. Танковые и моторизованные части, обойдя город, двигались на восток по Московскому шоссе.
Мы вскоре узнали, что в одном из бывших административных зданий размещается военная комендатура, а рядом с ней – солдатское казино. Я послал на разведку Шуберта. Вернувшись, он сообщил, что казино разворачивается вовсю, и вечером мы уже можем там поужинать. Это нас порадовало.
На обратном пути мы увидели, как под конвоем пехотинцев через город на запад двигалась большая колонна русских пленных. Не менее тысячи уставших, измотанных русских, многие из которых были ранены и в грязных бинтах, в грязной, часто изорванной форме, без ремней, а многие без обуви, двигались безмолвно, опустив головы, стараясь не глядеть нам в глаза. Некоторые лица несли печать отчаяния, равнодушия, безразличия. Многие выражали страх и обречённость. Но некоторые шли с дерзкими, презрительными улыбки, гордо подняв головы. Это было удручающее зрелище. Интересно, что в будущем ждёт этих парней? Захотят ли они присоединиться к германской армии в целях освобождения России от коммунистического режима Сталина?
В город прибыли дивизионные ремонтные мастерские, и я немедленно отправился договариваться о ремонте. Мне повезло. Так как я первым прибыл к господину майору Вюрцу, начальнику мастерских, он и поставил в список ремонта наш танк первым. Но предупредил, что экипажу придётся помогать ремонтником и утром всем необходимо явится в мастерские.
Вечером мы ужинали в казино, разместившемся в бывшем кафе. Мы взяли сосиски с картофелем и тушёной капустой и много пива. Рядом с нами ужинали солдаты в серо-зелёной форме войск СС. Но говорили они на непонятном языке. Мой наводчик Томас Граббе спросил их, кто они, и мы узнали, что эти ребята из специального батальона войск СС. Их батальон вошёл в Кобрин с целью выявления и уничтожения евреев. А сами они латыши. У них был богатый опыт расстрела евреев в Польше