Спала так долго, что ненавижу себя
7 января, четверг
Все очень сильно двоится, оба объекта четкие
12 января, вторник
От вечерних таблеток немеет кончик языка
Во время подготовки этой книги я написала некоторым девочкам, чьи контакты у меня есть, чтобы узнать, не против ли они, если я опубликую заметки о них. Оказалось, что Ж. тоже ведет запись своих ощущений и впечатлений. Мы решили, что будет хорошей идеей вставить это сюда – еще один взгляд изнутри.
Заметки Ж
Здравствуйте. Вы не знаете, как меня зовут, но, может, это и к лучшему. Потому что почти постоянно я чувствую себя так, будто растворяюсь в реальности. Растворяюсь в людях: в глазах, в жестах, в речи, в объятиях. Растворяюсь в окружении: в переулках, в парках, во дворах, в метро и трамваях. Растворяюсь в искусстве: в музыке, танце, живописи и плёночных кадрах моих знакомых. Я – Никто. Меня нет. Я растворяюсь в мире. У меня много увлечений, много учёбы, много друзей. Много тараканов в голове. Что я здесь делаю? Почти год назад мы с автором этой книги оказались заключены в один общий маленький мирок – мирок психиатрической больницы. Не стоит пугаться, я не опасен, Л тоже. В следующей части книги – мои размышления и тексты из разных психиатрических больниц. Я не прошу сострадания, наоборот, скорее пытаюсь показать, что в этом нет ничего страшного. Я уже говорил, что часто растворяюсь в музыке, топлю в песнях самые тёплые и самые тяжёлые эмоции. Присмотритесь – в тексте много строчек из песен, под которые я переживал те или иные моменты. Я растворился и превратился в текст на этих страницах. Мне хотелось бы сказать больше, но я не знаю, что. Хотелось бы рассказать о трудностях, которые переживает человек с психическими расстройствами в современном мире. Наверное, нужно сказать вот что: если бы люди были внимательнее к окружающим, возможно, наша с Л жизнь была бы проще. Если бы нас слышали и слушали и хотя бы пытались понять, было бы гораздо легче дышать. Иногда мне кажется, что перекрывают кислород. В этот момент мне нужно выйти в соседний двор, включить музыку и поднять голову в небо. Мысли вытекают из меня и становится чуть легче. Я прошу вас: прислушивайтесь и присматривались к тем, кто вам близок, потому что важно быть рядом, даже если кажется, что всё в порядке. Читайте, слушайте и слышите, смотрите и будьте счастливы, насколько это возможно. Обнимаю всех.
Не так.
Кем ты хочешь стать, когда выживешь?
окна, заклеенные бумажным скотчем и поросшие плесенью.
за окнами – высокое небо и провода,
смешная панда и букет красных гвоздик в доме напротив.
там, внизу, изредка проходят люди,
а здесь – таблетки, невыветривающийся запах больницы и много потрёпанных книг,
слова, как в новом альбоме Земфиры или, ей-богу, как у Бродского,
много боли и страха, любви и света.
это такое место, где люди встречаются будто бы вскользь,
полежав в одной палате всего несколько дней или и вовсе всего однажды встретившись в курилке.
я знаю одну женщину, она ходила по отделению и искала свою дочь.
я знаю одного мужчину, он постоянно носил чёрные очки,
потому что боялся, что его найдут,
только вот – кто?
я знаю одного парня, он не спал три недели, потому что учился,
и одну девушку, она наглоталась таблеток.
иногда одна буква решает всё.
иногда одно слово убивает,
а иногда – приводит сюда заплутавшую душу сюда.
теперь, спустя десять дней и две бессонные ночи, мне снова кажется,
что это место – пристанище заблудившихся в большом мире душ
только все они плачут, и каждая – о своём.
кулер, холодильник, два дивана и маленький круглый столик,
кровати и тумбочки,
душ, в котором каждый вечер заканчивается горячая вода.
и в телефонной трубке одни гудки.
не дозвониться нынче до ада,
а может, до рая,
я такой дурак, что не помню, куда звоню,
я только хочу быть услышанным.
я покажу тебе, как светят звёзды, стоит только повыше поднять голову.
я рассскажу тебе, как больно умирать, стоит только взять в руки лезвие.
ты увидишь моими глазами, наконец, каково это – мучительно быть.
Она была так прекрасна, что у меня нет слов.
выбиты стёкла домов в дальнем районе.
мы проснёмся на прохладной траве Тропарёвского леса на рассвете.
и, знаешь, всё снова будет хорошо.
нам будет снова тринадцать,
у нас не будет бесконечного количества шрамов на предплечьях,
мы не будем курить пачками по ночам,
не будем забываться после второй банки дешёвого сидра.
ты не будешь больше пытаться покончить с собой,
а я не буду бестолково истерить над твоим неподвижным телом,
пытаясь выдавить хоть слово.
мы снова поедем в Сочи.
и будем наперегонки бегать на закате
на каменистый пляж через мост и дальше,
по длиннющей винтовой лестнице.
мы снова поедем в Грузию,
будем с восторгом вдыхать солнце и пыль старых разбитых автодорог,
спать на соседних кроватях и болтать по ночам.
мы снова будем играть на школьной сцене,
переливаясь всеми цветами эмоций немой куклы,
зажигая огонь в глазах маленькой девочки, сидящей в первом ряду,
или вызывая улыбку у нашей классной руководительницы,
сидящей чуть справа от сцены.
мы снова поедем, наконец, в злополучную Рязань,
поплачем вместе над могилой нашего детства,
над выброшенным в истерике в окно моим тонким лезвием
и бордовым от твоей крови одеялом.
нам снова будет тринадцать,
и всё снова будет хорошо.
I'm just a kid.
Привет. Меня зовут Ж. И да, я снова попал в больницу. Не поверите, последний раз я лежал в подобном заведении 2 месяца назад. У меня опускаются руки.
Вино и сигареты – это всё, что нам осталось.
Моя врач обнимает меня, я буквально плачу у неё на руках. Снова. Снова. Снова. Иногда мне кажется, что она единственная, кто по-настоящему понимает меня. Сегодня первый день в больнице, и я пока с осторожностью отношусь к девушкам, которые лежат в отделении. Надеюсь, это пройдёт. Слушаю лекцию. Я не могу перестать учиться даже в больнице – скоро сессия, и я не могу себе этого позволить.
Ты бей и издевайся.
Вселенная бьёт меня, я бью в ответ. Сейчас я попал в больницу совсем на грани. МНЕ НЕ ЖАЛЬ.
Save you.
Сегодня утром АВ приходит ко мне с какими-то бумагами в руках, смотрит как будто немного гневно и разочарованно. Я пугаюсь.
– Что случилось?
– Это Ваши анализы. Через две недели Вы умрёте.
И у человека дыра в груди.
Чёрт. Это всё-таки случилось. Понимаете, у меня РПП – "расстройство пищевого поведения" и последние 6 лет и ни разу не ел нормально – без дикого чувства вины, ненависти и страха. Когда заканчивал школу полтора года назад, весил больше 70, а сейчас – меньше 50. Впрочем, это не так важно. Я довёл себя. Снова начинаю плакать. Мне больно. Спасите. Умоляю, сделайте что-нибудь…. АВ разводит руками. Я не могу встать с дивана в холле с первого раза. Больно. Страшно. Я умираю.
И полетим. Выше, выше.
Я верю, что однажды стану бабочкой и взлечу. Мне очень страшно.
Try.
Мы сидим в курилке. Вообще-то это туалет, но всем на это наплевать. Я здесь уже две недели, и за это время неплохо социализировался. Таблетки, капельницы, подготовка к экзаменам, лекции, семинары в очереди на обед. Кстати, была на днях чудесная история. Я сидел на одном из последних семинаров по философии, мы обсуждали Ницше. Очень зацепились за фразу Заратустры "Бог умер" и буквально кричали друг на друга. П сидела и смотрела на меня огромными безумными глазами, смеялась, отпускала комментарии. И в этот момент нас позвали обедать. Представьте себе, стою я в очереди на обед и на весь коридор кричу в динамик телефона: "Но ведь бог умер, а значит его больше нет!" И кто после этого сумасшедший???
Все пилигримы, с закатом в глазах.
Иногда мне кажется, что я никогда не выберусь из этой пропасти. Девочки обнимают меня, если я плачу, за эти две недели я ни разу не плакал в одиночестве, если не считать ночей. Я плохо сплю и практически не ем, у меня совершенно нет сил. Не хочу так больше.
Заткнись и целуй меня.
Л – прекрасное кудрявое чудо, когда А вернулась из больницы, мы сидели вечером с кальяном и она рассказывала мне про "местных", но, кажется, у меня получилось выстроить связи несколько лучше. На Н мне больно смотреть, потому что она до дикой боли напоминает мне женщину, в которую я влюблён всем сердцем.
Давай никогда не взрослеть?
Мы с Л сидим вдвоём на подоконнике в курилке, она держит меня за руку, я плачу, плачу так, что начинаю задыхаться, сползаю на пол и всё плачу и плачу. Она пошла за АВ. Может быть, она ещё здесь и поможет. Я больше не могу. Мир двоится перед глазами.
Отпусти, прошу, отпусти.
Мальчики не плачут.
И девочки. И небинарные люди тоже. Меня всю жизнь учили, что нельзя громко плакать и громко смеяться. Сейчас АВ по сантиметру в день учит меня выражать чувства и принимать себя. Девочки ей помогают. Я начал закатывать рукава. Первое время было страшно. Сейчас – ничего.
Мама и папа, простите, я странный.
Мне не жаль вас. Ни капли. Точно так же, как не жаль себя, только других. Отец пытается изображать помощь, мать просто звонит примерно через день и мы обмениваемся дежурными фразами. МНЕ НЕ ЖАЛЬ.
Удивился, что снова начал писать стихи. Но больше, чем писать, я люблю их читать и почти каждый день нахожу для АВ новые стихи. Она даже попросила меня найти стихи про несчастную любовь, которые выражали бы мои чувства. Она удивительная.
Я по частицам собираю твой портрет.
Точно так же я по маленьким кусочкам пытаюсь собрать себя. Каждый кусочек мучительно больно встаёт на место. Медленно. По миллиметрам. С криком. С болью. Без пути назад.