Жизнь постепенно налаживалась.
Все попытки правителя наладить нормальную охоту провалились, и приходилось регулярно устраивать облавы. Взрослые смертоносцы леса не покидали — Дравиг посылал «набираться опыта» только молодых пауков и философски, если не с безразличием, воспринимал известия о гибели кого-либо из подростков.
Однажды Найл поинтересовался: почему, если жизнь соплеменников им столь безразлична, в ответ на убийства пауков смертоносцы устраивали показательные казни людей? «Наказывалось убийство, Посланник Богини, — ответил старик. — А наши жизнь и смерть — в руках Великой Богини».
Человек во время облав погиб лишь однажды — гужевой провалился в нору медведки, и та оторвала ему обе ноги.
Зеленые обитатели болот на пришельцев больше не нападали. В конце концов люди расслабились настолько, что даже за водой стали ходить поодиночке, кто когда захочет. Продолжалось это до тех пор, пока в течение дня один за другим не исчезли девять человек. Найл рвал и метал, так что даже на принцессу наорать умудрился. В тростники отправился соединенный отряд людей и пауков, но все, чего они достигли, — это нашли пустые кувшины.
А в общем, пищи и воды хватало здесь всем; мягкие, самоочищающиеся кроны деревьев-падалыциков давали куда больше уюта и удобств, нежели казармы и топчаны. Люди привыкли, приспособились. Смертоносцы тоже «пригрелись» в своих паутинах; трое паучих даже отложили яйца. Жизнь налаживалась. К тому дню, когда над лесом прозвучал крик первого новорожденного младенца, о городе больше никто не вспоминал.
— Мне очень жаль…
— Да врешь ты все. — Мерлью скинула с плеча его руку. — Не жаль тебе ни капли.
— Я сочувствую…
— Ты? Ха-ха! — зло фыркнула принцесса. — Сочувствуешь ты… Да что ты способен понять?! Ты даже имен своих служанок не знаешь! Одной больше, одной меньше… Ты стал настоящим смертоносцем.
— При чем тут смертоносцы?
— Это они так людей воспитывали. Ни отца, ни матери, ни братьев, ни сестер. Ни детей, ни мужа. Рабам вообще на одном месте дважды ночевать не разрешали. А «свободные» по казармам жили, каждый раз на новое место работать отправлялись, между собой разговаривать не могли, за попытку с женщиной познакомиться — смертная казнь. Естественно, когда кто-то из них пропадал — никто и не замечал. Нет среди твоих людей никаких связей. Ни дружбы, ни родства. Каждый за себя. А кто погибнет — «главное, не я». И ты такой же. Не жалко тебе ни своих, ни чужих. Для тебя человеческая жизнь ничего не значит.
— Да нет же, нет! — возмутился Найл.
— Нет?! — зло прищурилась принцесса. — А сколько людей погибло после выхода из города? Знаешь?
— Знаю, — понизил тон правитель. — Около двухсот «неголосующих граждан» и почти сотня «свободных граждан».
— Да, — кивнула принцесса. — Я знаю, что ты умеешь считать. Ты назови их. Хоть одного назови! Даже Шабр человечнее тебя! Знаешь, как он жалел о гибели Русона и Пьеты?
Найл промолчал, лихорадочно припоминая известных ему людей: Риона, Юккулу, Нефтис и Джариту, Сидонию, Танию, Завитру…
— Прости, Мерлью, но все, кого я знаю, живы.
Принцесса с силой прикусила губу, отвернулась.
— Тебе везет… Наверное, забери ты ее тогда… Когда я хотела ее тебе подарить… Может, она тоже осталась бы жива… Нет, это я виновата. Зачем я потащила ее сюда? Почему вообще не осталась в городе?
Найл подошел к принцессе и молча обнял.
— Видела я ее дочку… — всхлипнула девушка. — Сморчок какой-то… Неужели ради этого стоило умирать?
— Ты тут ни при чем, — прошептал Найл. — Женщины умирают во время родов не только в Дельте.
— Но не она… Савитра была сильной… С ней ничего не должно было случиться.
Этого не должно было случиться не только с ней. Родов не выдержало больше десяти женщин. А ведь на свет не появилось еще и половины детей.
Лес вампиров напоминал подвергшийся нападению муравейник: со всех ног бегали туда-сюда люди со свежими листьями пухлянки и кувшинами с водой; тут и там раздавались крики; ученицы медика падали с ног, а сам Симеон, не спавший несколько ночей кряду, угрюмо бродил с красными глазами и разбрасывал по сторонам грубые короткие приказы. Кожа его приобрела буро-коричневый оттенок, а волосы совершенно выцвели.
Шабр тоже не спал, но переносил подобную нагрузку легко, настроение его с каждым часом улучшалось, мысли приобрели некую лихорадочность. Нынешним утром он улучил минуту, подскочил к Найлу и гордо сообщил, что каждый четвертый ребенок рождается здоровым. Не мог, видно, утерпеть, не похваставшись.
— Я хочу похоронить ее, — сказала принцесса.
— Что? — не понял Найл.
— У нас, в Дире, умерших было принято предавать воде, — объяснила девушка. — Мы вывозили их на середину озера и опускали за борт. Не хочу, чтобы она валялась в общей куче, словно мусор. Савитра — не объедки с паучьего стола!
— Хочешь похоронить ее в озере под холмом? — на всякий случай уточнил правитель.
— Да.
— Ну так похорони, — кивнул Найл.
Сам он тоже не раз задумывался о погибших. В городе пауков таких проблем никогда не возникало. Люди там не умирали — они просто-напросто исчезали бесследно, и никаких обычаев, связанных со смертью и погребением, у слуг пауков возникнуть не могло. Когда двуногие обитатели города получили свободу, это даже привело к эпидемии, справиться с которой стоило большого труда.
Семья Найла хоронила умерших в песках. Они вырывали среди дюн глубокую яму, стелили на дно мягкую шкуру и укладывали на нее покойного, положив ему с собой полную флягу воды, крепкое копье и прикрыв лицо панцирем паука-верблюда — чтобы уховертки боялись. Песчаные барханы имеют привычку ползать с места на место, и вскоре могила исчезала, словно растворившись в окружающей пустыне.
Правитель уже неоднократно собирался достойно похоронить умерших, но всякий раз что-нибудь мешало: в роще у реки они спасались от гусениц, на поляне — уходили от человеко-лягушек, сейчас, в лесу, из-за суеты вокруг постоянных родов, для этого не хватало свободных рук. К тому же брошенные мертвые тела ни у кого не вызывали удивления: недавние рабы смертоносцев даже не подозревали, что людей можно достойно проводить в последний путь.
Вот пауки — это да. В каждом случае гибели смертоносца от руки человека его останки торжественно сжигали на центральной площади, нередко сопровождая это событие показательной казнью сотни людей — для острастки.
Возможно, именно это трепетное отношение смертоносцев к насильственному уходу из жизни и побудило Найла не закапывать, а кремировать отца…
— У Нефтис родился мальчик, Посланник Богини, — «услышал» Найл послание Шабра. — Мне казалось, тебе будет интересно это услышать.
— Она жива?
— Жива! Я лично помогал ей при родах, — похвастался смертоносец.
— А как себя чувствует Джарита?
— Начинаются схватки… — И ученый паук исчез из сознания.
«Значит, у меня родился сын…» — понял Найл, но почему-то не испытал при этом никаких эмоций.
Впрочем, за прошедшие дни он вообще мог разучиться чувствовать. Найлу приходилось заботиться о пропитании всей колонии; в голове постоянно крутились мокрицы, гусеницы, кузнечики, саранча, растительные клопы, мухи, вампиры и прочие, и прочие, и прочие… Да еще Симеон каждую свободную минуту тратил на то, чтобы вытребовать у правителя хоть какой-нибудь растительной пищи. Цветы-кровососы успевали подрасти дважды, и оба раза медик состригал их под самый корешок. Раза три пришлось отважиться на весьма рискованные путешествия за «живыми капканами», чтобы тушить в их жиру тростниковые ростки, но почему-то обошлось без жертв. Похоже, воздействие поселившегося на поляне злого божка разогнало и человеко-лягушек, и опасных хищников.
К счастью, благодаря близости Богини выжившие после родов женщины очень быстро набирались сил и вскоре уже могли участвовать в охоте; уведенные из города паучата подросли и набрались опыта. В общем, добычи теперь хватало с избытком, однако Найл настолько привык днем и ночью думать только о еде, что теперь вместо беспокойства о сыне заботился лишь о том, где проводить следующую облаву.
— У Джариты родилась дочь, Посланник Богини, — опять проявился в сознании Шабр. — Надеюсь, тебе это интересно.
— Как она?
— Совершенно здорова. — Паук почувствовал, что правитель беспокоится именно о служанке. — Наверное, ты не знал, Посланник Богини, но стражниц и служанок для тебя подбирал именно я.
В его мыслях звучали нотки торжества.
— Скажи, Шабр, а когда кончится эта волна родов?
— Думаю, в течение ближайших дней. Влияние Великой Богини значительно сократило сроки вынашивания детей, и они рождаются очень… — Тут смертоносец сбился на образ, который можно перевести как «кучно» или «плотно».
— Это хорошо… — кивнул правитель и внезапно спросил: — А о ком еще ты собираешься мне сообщить?
— О Завитре. Она будет одной из последних.
— Так я и знал, что ты следил за нами…
— Я о вас беспокоился, — с некоторым ехидством поправил смертоносец.
— Мерлью была права, — усмехнулся Найл. — Ты совершенно очеловечился.
— Извини… — У Шабра опять кто-то начал рожать.
Перед проходом сквозь колючий кустарник собралось несколько человек. Они держали в руках завернутое в мягкую шкуру тело. Через некоторое время подошла принцесса. Она была в плотном черном платье — переоделась ради своей служанки. Кто бы мог подумать, что всего лишь год назад Мерлью пыталась подарить Савитру ему.
— У принцессы тоже умерла служанка, мой господин? — неуверенно спросил Рион.
— Откуда ты явился?
— Меня прислал Симеон. Он просил передать…
— Что матерям нужны витамины, которые содержатся только в растительной… Я уже наизусть все его послания знаю.
— Да, мой господин, — неуклюже поклонился паренек и подумал, что Юккула в последнее время много двигалась и, наверное, у нее мало сил. Парнишка уже давно до холода в груди боялся за подругу, не мог найти себе места и все свободное время либо бродил за медиком, либо приставал с вопросами к его ученицам.