Она повернула голову и побледнела, увидев смерть в его глазах: яркий мерцающий свет, который казался потусторонним.
— Да… да, Флетчер, я здесь, — сказала она и взяла его сухую горячую руку.
Взгляд мальчика переметнулся на Эрика Рамсона, который спал, свернувшись калачиком неподалеку, на таком расстоянии от своего друга, где, он знал, его не прогонят.
— Эрик — неплохой боец, — сказал он снисходительно, как тринадцатилетний о десятилетнем.
Комок подступил к горлу Ганны.
— Да, да, конечно, неплохой.
Губы Флетчера скривились в усмешке:
— А я лучше, — сказал он. Потом была длинная пауза, так как он задыхался, а свет в его глазах начал тускнеть: — Мисс Ганна, — неожиданно вскрикнул он, и его тело выпрямилось, — Мисс Ганна, я боюсь!
Сдерживая слезы, Ганна стала успокаивать его:
— Тебе нечего бояться, Флетчер. Я здесь, с тобой. Бог тоже с тобой, и Иисус наблюдает за своей испугавшейся овцой…
— Но я не вижу его! Я… я вас тоже не вижу, мисс Ганна, — сказал он и стал размахивать руками.
Ганна обняла его.
— Я не покину тебя, — пообещала она, — и ты можешь слушать меня, как… как Бог слышит нас. Он всегда с нами, Флетчер.
От крика Флетчера проснулись дети и сидели сейчас рядом со своим другом на дозволенном им расстоянии.
— Я здесь, Флетчер, — с трудом подавляя слезы, сказал Эрик Рамсон. — И… и я хочу, чтобы ты знал, что ты лучший парень из всех, кого я знал.
— Я тоже так думаю, — тихо произнес Свен.
Другие дети подтвердили это. Казалось, Флетчер успокоился, его веки закрылись.
Ганна обняла его и сидела с ним так, пока дети не начали плакать. У Флетчера вырвался еще только один звук, а потом его тело обмякло. Держа его на руках, Ганна наконец-то позволила вырваться слезам наружу, и они упали на светлые волосы мальчика. Она, почти обезумевшая от горя, качала его, как маленького ребенка, не заботясь о том, что дети видят это.
Свен Джохансен подошел и мягко разжал руки Ганны. Он положил Флетчера на его подстилку и натянул одеяло на умиротворенное лицо, потом тихо сказал:
— Мы знаем, что все это делается для блага тех, кто любит Бога…
— Это правда, мисс Ганна? — перебил его Эрик. Лицо его было искажено от страданий. — Да?
Она кивнула и, глотая слезы, заверила Эрика и остальных детей, что, видимо, была причина для преждевременной смерти Флетчера.
— А какая? — спросила Маленькая Птичка. Ее глаза были полны слез. У нее был сильный характер, прошедший тяжелые испытания. Она стояла, поджав губы. — Почему он должен был умереть? Почему мы должны так страдать? Почему?
Беспомощно качая головой, Ганна пыталась вспомнить какую-нибудь цитату из Библии, которая смогла бы ответить на их вопросы. О, если бы она была так же набожна, как ее отец! Джошуа Макгайр должен был знать. Он смог бы успокоить детей…
Помощь пришла совершенно неожиданно. Джессика Грэй, языкатый, циничный ребенок, постоянно настаивавший на твердых подтверждениях, мягко произнесла:
— Скорбь нужна для страданий. Моя рана мучительна, но я сказала себе: «Да, действительно это мое горе, и я должна вынести его».
Удивленная, Ганна благодарно кивнула:
— Спасибо, тебе, Джессика…
Лежавшая недалеко от них Ребекка начала метаться, сбрасывая с себя одеяло. Ганна кинулась к ней.
Прошло еще несколько часов, ночь стала сменяться утром, потом полуднем, и стало очевидно, что Ребекка выживет. Молитвы были услышаны. Ганна с облегчением упала на свою подстилку. Вокруг глаз у нее появились темные круги, в уголках губ — складки. Ее платье, теперь без нижних юбок, прилипало к бедрам, а спутанные волосы беспорядочно спадали на лоб.
— Нам ведь надо похоронить Флетчера? — подошел к ней Свен.
— Похоронить? Да, конечно. У нас, правда, нет Лопаты, но мы найдем ему место между камней, — решила Ганна. — И мы обязательно должны отслужить по нему службу.
Все начали собирать камни, которых, к счастью, было в изобилии. Камешки поменьше положили на одеяло, в которое завернули Флетчера, а сверху заложили большими серыми камнями. Они выложили высокую гору, чтобы животные не смогли докопаться до тела. Из двух веток орешника, связав их толстой лозой, Фрог сделал крест. Его установили в изголовье маленькой могилы.
Ганна отслужила мессу, процитировав стихи из Библии, и предложила помолиться за мирный сон Флетчера. Не успела она закончить, как они услышали топот копыт, эхом раздававшийся в лесу.
— Мисс Ганна! — нервно сказал Эрик и прижался к ней.
— Спокойно, дети. У тебя ведь есть оружие? — тихо спросила она и, когда Свен кивнул в ответ, попросила принести его. — Мы должны быть осторожными, но не глупыми, — сказала она детям.
Крид Браттон въехал на площадку и столкнулся с направленным на него оружием.
— Эй, не стреляйте. Это я вернулся.
Ганна опустила пистолет.
— Мы просто прибегли к мере предосторожности.
— Рад слышать это. Рад, что посмотрели, прежде чем прострелить мою шляпу, — пробормотал он. — Мне было бы очень жаль, если бы это случилось.
— Почему? — спросил Эрик. — Вы всегда беспокоитесь о ней. Ведь она такая старая, что…
— Нет, это не какая-то старая шляпа, мальчик, — ответил Крид. — Но неважно. — Он указал на могилу. — Я понимаю, настои не помогли.
Проглотив комок в горле, Ганна покачала головой.
— Нет, по крайней мере, Флетчеру. Но Ребекке, кажется, полегчало. Ты нашел доктора?
Откинув шляпу, он долгим взглядом посмотрел на нее.
— Нет, не нашел. Объясню позже.
— Позже? Но…
Кинув поводья Свену, Крид отдал приказание мальчику позаботиться о его коне, пока он поговорит с Ганной. Твердая рука подхватила ее за локоть и повела к отлогому берегу озера.
— Слушай, — начал он в своей знакомой грубоватой манере. — Я уехал из лагеря только для того, чтобы немного поддержать всех, а не для того, чтобы привезти доктора…
— Ты что? — выдохнула Ганна. — Не хочешь ли ты сказать, что даже и не пытался отыскать доктора в «Сердце стрелы»?
Ему показалось, что она собирается уйти. Крид схватил ее за руки, чтобы удержать.
— Ганна, послушай меня. Никакой доктор ничего не смог бы сделать с этими детьми. Девочке повезло выжить, а мальчик… ну, он не оказался таким счастливчиком. Я не видел смысла попусту гонять коня и только подумал, что смог бы избежать некоторых возражений тем, что притворился…
— Притворился?! Зачем… зачем? Ты трус! Ты обманщик! Ты заставил меня думать, что ушел за помощью. Я ждала и ждала, а ты все не приходил, и Флетчер умер…
Крид встряхнул ее, прерывая поток оскорблений.
— Послушай меня! Флетчер все равно бы умер. Ты понимаешь это, Ганна? Если бы я проскакал весь путь до лагеря, нашел доктора, уговорил его пойти со мной, потом скакал во весь опор сюда, я бы все равно не успел. Ты понимаешь это?
Вырвавшись от него, Ганна прислонилась к шершавому стволу сосны и смотрела поверх его головы на голубое озеро, на отражения в нем заснеженных вершин гор. Она чувствовала Крида перед собой, чувствовала его тяжелый взгляд. «Как у него получается, что он всегда прав, даже если его побуждения такие неправедные? Или все это не так?»
— Ганна… мисс Макгайр… — Крид положил руки ей на плечи, повернул к себе лицом, огрубевшими пальцами взяв за подбородок, поднял ее лицо. Его рот — тот самый, что так возбудил ее ночью, был сжат как обычно в тонкую полоску, а голос был даже грубее обычного. — Я не должен был обманывать тебя, — резко сказал он, пугая ее своей уступчивостью.
— Нет, должен, — помолчав, не согласилась она. Затем с уверенностью добавила: — Да я и не оставила тебе никакого выбора.
— Нет, оставила.
Сопротивляясь порыву прильнуть к нему и попросить не выпускать ее из защищавших объятий, Ганна оживленно сказала:
— Хорошо, давай оставим это. Мы же не можем идти назад, нам нужно только вперед.
— Верно. И нам все еще осталось пройти тридцать миль, чтобы добраться до «Сердца стрелы». Как вы думаете, мисс Макгайр, сможем ли мы пройти их, ни разу не поспорив?
Она улыбнулась.
— Я не знаю, мистер Браттон, но давайте постараемся.
Крид пожал плечами.
— Я выигрываю, если ты начнешь.
— Мир?
— Мир…
Перемирие продолжалось до конца дня и закончилось поздно ночью, когда дети, завернутые в одеяла, уже спали, а огонь уже догорал. Они снова поругались.
Крид, развалившись, сидел на бревне, глядя на огонь. В уголке его рта была зажата сигарета, он держал бутылку виски.
— Тебе обязательно пить крепкие напитки? — неодобрительно спросила Ганна. — Я нахожу их отвратительными.
— Ну, и не ней, — пробормотал Крид, не глядя в ее сторону.
— У меня и нет никакого, желания пить такую мерзость! — ответила она, сдерживая себя, чтобы не сказать большего.
Она понимала, что не должна была выговаривать ему по этому поводу, но когда он опрокинул бутылку и проглотил половину содержимого, она не смогла удержаться от возмущения:
— Мистер Браттон, очень нехорошо, что вы погрязаете в пьянстве, — прибавила она, когда бутылка снова оказалась у его губ.
Крид порывисто сел.
— Мисс Макгайр, очень глупо накликивать беду своим болтливым языком!
— Я только пытаюсь показать, в какую ловушку вы можете попасть с этим напитком и…
— Нет, вы пытаетесь запихнуть меня в рамки вашего чертового представления о мужчине! Ну, уж это не сработает, мисс праведница! Вам не удастся подвести меня ни под какой шаблон, поэтому перестаньте даже пытаться!
— Я совсем и не собиралась этого делать, — начала она примирительно, но Крид уже поднялся со своего бревна и возвышался над ней с видом, заставившим ее задрожать от страха.
Сердце девушки неистово забилось, во рту внезапно пересохло, и она посмотрела на него широко открытыми от страха глазами. Как она могла хоть на секунду забыть, что этот человек может быть таким грубым и свирепым? Как она могла призывать его к чему-то, зная что у него так мало принципов? Он же ведь может в любой момент, не колеблясь, бросить их? И удивительно, почему он еще не сделал этого. Наверняка она переоценивала его, приписывая ему те черты, которых у него никогда и не было.