Солли забарабанил пальцами по креслу.
– А зачем Трипли – Кайлу Трипли – нужна была бы модель?
– Не знаю. Получи ответ на это – быть может, и все остальные ответы прояснятся.
– Ладно, – сказал Солли. – Сменим тему.
– Да?
– Ты была права. Журналы полностью поддельные. По крайней мере с того момента, как произошла поломка двигателей.
– Возможно, это и есть первый вопрос. Была ли поломка?
– Вероятнее всего. Если нет и если при этом контакт был, он выглядит как запланированная встреча. А это сильная натяжка. Нет, думаю, можно допустить, что поломка была настоящей.
– О'кей. Если то, что мы видели в журнале, точно ее описывает, достаточно ли было ее, чтобы заставить корабль выйти из гипера?
– Несомненно. При любой неполадке двигателя надо сначала выйти из гипера, а потом начинать с ней возиться. Правило техники безопасности. Потому что иначе, если что-то случится, о тебе никто никогда ничего не узнает.
– Это уже кое-что. Теперь мы знаем, что журналы верны до момента возникновения неисправности. И что виртуальная Эмили появляется примерно в это время.
– И каков будет наш следующий шаг? – Солли заговорил чуть более низким голосом – прилив тестостерона подтолкнул его в ту сторону, в которую он идти не намеревался. – Что, если я прилечу в Северин и посмотрю, не удастся ли мне заснять эту штуку?
– Нет, Солли, я ее боюсь. Не хочу вообще иметь с ней дела.
– Не слишком научный подход.
– Плевать.
– Ладно.
Ким видела, что Солли несколько неловко, будто он думает, что должен немного поспорить, может быть, настаивать на том, чтобы прилететь. И она сменила подход:
– Ты уже решил насчет полета к Таратубе?
– Пока нет. А что? Ты тоже хочешь?
– Я хочу поговорить с Мэттом, не даст ли он мне взять «Мак». Если да, мне нужен будет пилот.
«Мак» – это был «Карен Мак-Коллум», один из двух звездолетов Института, находящихся сейчас на Гринуэе.
– Зачем тебе звездолет? Куда ты собралась?
– Хочу взять быка за рога.
– Не говори красиво. Что ты имеешь в виду?
– Надо выяснить, действительно ли была встреча «Охотника» с чужим кораблем.
– И как ты предлагаешь это сделать?
– Полететь туда и пошарить вокруг.
– Ким! – Он разглядывал ее, пытаясь найти в ее предложении смысл. – Речь идет о событиях почти тридцатилетней давности.
– Если они нашли цивилизацию, она никуда не делась.
– Но мы, кажется, говорим о корабле. И ты думаешь, этот корабль до сих пор там околачивается?
– Может, и нет, но это не важно.
– Как это?
– Следы все равно остались.
Ким сошла с поезда в заповеднике Бланшет и взяла такси до Темпеста, где располагался университет Орлин. Она впервые прилетела сюда после выпуска из университета, и ее поразило, как изменился город. Рекреационный комплекс «Мак-Фарлен» был заброшен, большая часть восточного кампуса стала общественным парком, а дома, кроме одного-двух, вылиняли и облупились.
И все же приятно было снова увидеть знакомые места, быть может, из-за их обыденности, принадлежности к солидному, предсказуемому миру. Здесь призракам делать нечего. От университета исходило спокойствие – от астрономического центра Томпсона, где все так же принимали постоянный поток изображений со всех обсерваторий из Рукава Ориона, от студенческого клуба «Пьяччи» с кафетерием, от парка Палфри, где она часто делала задания в хорошую погоду. К северу стоял лесок, и через него почти был виден дом, где Ким когда-то жила.
А вот тут, у конца тихой улицы, стоял дом, где Шейел Толливер собирал группы аспирантов и преподавателей на ланч и дискуссии по любым вопросам.
Никогда не ищите в дипломатических решениях сложности. За очень редкими исключениями, все они исходят – и это точное слово – из чьих-то эгоистических интересов. Кстати, не национальных интересов. Мы говорим о личностях.
Тогда Ким в это не поверила, приписав растущему с возрастом цинизму стареющего преподавателя. Она была идеалистки. Сейчас, несмотря на сохраненную веру в достоинство среднего человека, она была убеждена, что людям, чьи стремления направлены к власти, доверять нельзя – они, преследуя личные цели, забывают о благе людей.
Последний сбор неформальной дискуссионной группы Шейела случился за два дня до диплома. Это был прощальный сбор, студенты принесли сувениры для обмена, а Шейелу дали медаль с надписью ЗА НЕОСЛАБНУЮ АДЕКВАТНОСТЬ. Обыгрывалось его утверждение о том, будто стандарты группы настолько высоки, что даже адекватность – уже достижение.
Дом был построен из камня и стекла в стиле лесной усадьбы, с садом на крыше и большим эркером, выходящим сельскую дорогу. Над восточным крылом господствовал портик, сзади располагался бассейн. Уличный фонарь был включен для встречи Ким.
Она вспомнила, как стояла у бассейна на последнем собрании и пила лимонад – странно, какие мелкие детали застревают в памяти – с Шейелом, еще одним преподавателем и несколькими студентами, и разговор как-то перескочил на прискорбное состояние истории человечества: бесконечный калейдоскоп крови, отчаяния, коррупции, упущенных возможностей, угнетения, а зачастую – самоубийственной политики. И Шейел высказался по поводу того, что считал коренной причиной:
Есть обратная зависимость между властью, которой обладает человек, и уровнем функционирования его разума. Человек ординарного ума, приобретая власть любого рода, приобретает преувеличенное представление о своих способностях. Возле него собираются подхалимы. Решения перестают подвергаться критике. А возможности вмешиваться в жизнь других растут, и склонность это делать укрепляется. В конце концов получается Людовик Четырнадцатый, считавший, что сделал Франции много добра, хотя оставил после себя разрушенную страну.
Открылась дверь, и вышел Шейел. Посмотрев вверх, он помахал снижающемуся такси. Ким помахала в ответ. Флаер сел на площадку, и Шейел подошел подать ей руку.
– Рад тебя видеть, Ким, – сказал он. – Словами не передать, как я тебе обязан.
– Я рада была помочь.
Они стояли на ярком солнце, разглядывая друг друга. Шейел был одет в темно-синюю свободную рубашку с длинными рукавами и светло-серые штаны. Ким обратила внимание на бледность, которой на виртуальных изображениях не было заметно.
Такси улетело.
– Какие у тебя планы на этот день? – спросил он. – Можно тебя соблазнить остаться к ужину?
– Это очень мило с твоей стороны, Шейел, – сказала она. – Я бы хотела, но у меня напряженный график.
– Жаль, – сказал он, пропуская Ким в дом.
Она не помнила деталей обстановки, но книжные полки вдоль стен были на месте, и все те же стеклянные двери вели во внутренний двор. И в деревянной раме все та же копия Главного Листа, принципы которого легли в основу Устава правления.
– Я как раз вспоминала времена, когда ты нас тут собирал, – сказала Ким.
Он, казалось, был озадачен, и Ким было решила, что он забыл, как был открыт его дом для студентов.
– Да, – ответил он после паузы. – Сейчас я этого уже не делаю.
– Жаль, – сказала Ким. – Это было очень интересно.
– Сейчас приняли правила, которые запрещают собрания вне кампуса. – Шейел пожал плечами, оставляя тему. – Что прикажешь тебе налить?
Ким выбрала красное вино, и они ушли в кабинет Шейела.
– Мне жаль, что мы так мало выяснили о Йоши, – сказала она. – Полицейские сказали, что будут этим заниматься, но, как я уже говорила, я в этом далеко не уверена.
Она не поняла, что он смешал для себя. Цвет был лимонный, а пахло мятой.
– Я вполне понимаю, Ким. Ты что-нибудь узнала о своей сестре?
Она задумалась, не зная, как это сказать. Что-то, конечно, узнала.
– Нет, – сказала она. – Никаких следов.
– А как ты себя чувствуешь? – спросил он. – Я читал репортажи, ты чуть не погибла.
– Да, это было приключение, – согласилась она.
Он поднес бокал ко рту.
– Мы всегда гадали, то ли Йоши была как-то ранена, то ли заблудилась – кто знает?
В кабинете были два ее портрета в рамах: на одном ребенок лет четырех стоит в патио, держа Шейела за руку. На второй, выпускной фотографии, девушка была во всей своей элегантности.
– Не знаю, утешение это или нет, – сказала Ким, – но она, по всей видимости, погибла сразу.
Предварительный отчет полиции еще не был составлен, и Ким не знала, страдала ли Йоши перед смертью. Но сказать такое все равно было уместно.
Шейел поглядел влажными глазами.
– Ужасно, когда так резко прерывается молодая жизнь.
Ким ничего не сказала.
Он посмотрел пристально:
– Я полагаю, ты вряд ли прилетела просто меня проведать. Что ты хочешь мне сказать?
Она ответила таким же пристальным взглядом:
– Сначала я хотела бы задать вопрос.
Он наклонился к ней.
– Когда ты впервые ко мне с этим обратился, ты сказал что в долине Северина что-то бродит на свободе. И если я в этом сомневаюсь, то могу туда поехать и провести там несколько часов.
– Да, вероятно, я что-то в этом роде сказал.
– Кажется, ты сказал, после заката.
– Я не помню разговора в подробностях.
– «Я это чувствовал. Поезжай посмотри сама. Но не езди одна». Вот что ты сказал.
– Согласен.
– Я это сделала, Шейел.
По комнате прошел холодок.
– И?..
– Ты был прав. Там что-то есть. Что ты об этом знаешь?
– Только то, что там что-то гнетущее. Пару раз я видел огни в лесу. Но ничего такого, что можно подержать и пощупать. – Он опустил глаза. – Высказывались мнения, что именно поэтому люди оттуда уезжали.
– А как они могли остаться? – спросила Ким. – Ведь плотину разрушили?
– Ее решили не восстанавливать именно потому, что люди покидали деревню. – Шейел полузакрыл глаза. – Тут богатая история. Посмотри в любом источнике. – Он подошел к полкам и снял несколько книг, постучал пальцами по одной из них, с серой обложкой и картинкой, изображающей освещенный луной призрак. – Особенно рекомендую вот эту: Кэтрин Клайн, «Призраки Северина».