Виктор поднялся.
— Я должен успеть найти почтальона. Иначе может быть поздно.
— Поздно? — переспросил Леня. — Почему?
— Потому что могут пострадать невиновные, — ответил Виктор.
— Если почтальон не виновен, он все равно уже пострадал, — заметил Шкет. — Так просто его никто не выпустит.
Виктор кивнул:
— В том то и дело.
На пороге он обернулся.
— А разве можно просто так прийти в монастырь и остаться там навсегда?
Шкет посмотрел на Илью.
— Не знаю, я не пробовал.
Виктор кивнул и вышел за дверь. Он не сказал, что на телефон, пока они говорили, пришло сообщение.
Как только дверь за Виктором закрылась, Леня встал и подошел к окну. Он был очень серьезным.
— Странный он, Витя Крылов, не находишь?
Шкет кивнул.
— Он рос без отца. Его батя погиб в Афгане. В школе по этому поводу даже была политинформация. Может, поэтому…
Леня покачал головой.
— Когда я сказал, что он скрывает от нас нечто важное, я не имел в виду этот случай с Моцартом. Ты же понимаешь? Он скрывает гораздо более важную тайну.
Илья Шкет вздохнул.
— Мне кажется, вся его жизнь — клубок каких‑то странных противоречий, ошибок и совпадений.
— А наша? Что ты скажешь о нашей жизни, Шкет? — не поворачивая головы спросил Леня задумчиво.
С высоты седьмого этажа он видел, как Виктор вышел из подъезда, остановился, посмотрел на экран мобильного телефона, что‑то написал и пошел к арке, той, в которой на красной кирпичной стене красовалась ежегодно обновляемая Леонидом Архангельским надпись: «ВРЕМЕНИ НЕТ А ТЫ ЕСТЬ», нанесенная внутри скрученного циферблата огромных часов с одной стрелкой, которая каждый год смещалась ровно на одно часовое деление. Надпись часто замазывали, а он с таким же неотвратимым постоянством ее восстанавливал, став своего рода местным Бэнкси.
Никто не мог уловить периодичности, с которой двигалась стрелка часов. В социальной сети ВКонтакте даже появилось сообщество под названием «Врмени нет а ты есть». Его участники пытались угадать, когда же произойдет очередная «корректировка», а также найти другие закономерности. Идеи выдвигались самые сумасшедшие, например, что это предзнаменование конца света (довольно тривиальное), время окончания долгостроя в конце улицы — сначала там планировали сделать кинотеатр, потом молодежный центр, в итоге вот‑вот должны были открыть торговый центр «Эльдорадо», и, наконец, самые дотошные подсчитали, что за все время стрелка продвинулась на двадцать шесть часов.
У самого объекта периодически дежурили активисты сообщества в надежде поймать автора, но на протяжении последних девяти лет это так никому и не удалось.
— Пора переводить часы, — пробормотал Леня, увидев, как от мусорки отъехала серая иномарка, показавшаяся ему смутно знакомой. Невзрачная, старой модели, с тонированными стеклами. У него было хорошее зрение и присущее математикам инстинктивное стремление к порядку. Так вот, в этой машине кое‑что не соответствовало, было не гармонично, нарушало вселенскую симметрию.
Он присмотрелся внимательнее и понял: правый поворотник был вдребезги разбит. Он обратил внимание на разбитую делать автомобиля, когда они выходили из вино‑водочного. Та же самая машина. Совпадение?
Леня отошел от окна.
— Как ты думаешь, она ответит? — спросил он уставившегося в одну точку Шкета.
Тот отрешенно кивнул. Вряд ли он вообще расслышал вопрос. Его сознание витало где‑то далеко‑далеко за пределами квартиры и даже этой вселенной.
— Я тоже так думаю, — сказал Леня, наполняя рюмку.
«Как мне узнать, что ты — это ты, а не кто‑то другой?» — прочитал Виктор сообщение. В глазах с непривычки немного двоилось, а в теле ощущалась странная легкость, эйфория.
«Господи, она ответила!» — думал он, спускаясь по ступенькам. Лифт был занят — лязгающие звуки, пока он стоял на седьмом этаже, раздавались прямо над головой — затем мощный мотор поперхнулся и потащил кабину вверх, наполняя подъезд мерным гудением.
«Что мне нужно сделать, чтобы ты поверила?» — написал он в ответ.
Ответ пришел почти сразу.
«Сними видео с собой и пришли прямо сейчас».
Виктор осмотрелся, потом увидел арку, где они проходили час или полтора назад и вспомнил про надпись. Будет, по крайней мере, оригинально, — подумал он.
Он огляделся, спрятал телефон и быстрым шагом пошел к арке. Позади него почти сразу завелся двигатель неприметного автомобиля. Машина вырулила на проезжую часть и медленно двинулась вслед, будто выискивая место для парковки.
Виктор свернул в арку, посмотрел на странный стрит‑арт (так вроде бы это теперь называлось) и, секунду помедлив, пока мимо проскочит школьник с огромным рюкзаком, вынул телефон из кармана, включил камеру и уставился в нее, силясь улыбнуться.
Он понятия не имел, что это так трудно — снять обычное видео с собой в главной роли. Нужно улыбаться, что‑то говорить. Короче, не выглядеть полным идиотом.
А именно так он сейчас и выглядел, Виктор был в этом абсолютно уверен.
— Привет, — сказал он, выдавливая из себя подобие улыбки. — Вот. Делаю видео, как ты просила. Помнишь эту арку? Напиши, чем она тебе памятна, мне тоже нужно знать, что ты — это ты. Ты должна это помнить.
Еще бы, — подумал он. Впервые они поцеловались именно в этой арке, потому что именно через нее вела дорога к ее дому, возвышающемуся вдали светлым прямоугольным пятном.
Закончив, он нажал кнопку стоп, пересмотрел запись и скривился от отвращения к самому себе. Худой, с трехдневной щетиной, на голове зековский ежик, и только глаза… Он давно не видел так близко своих глаз — небесно голубые, но какие‑то грустные и очень одинокие.
— Черт, — сказал он. — Надо было шире улыбаться.
С этими словами он отправил запись.
В животе урчало — одновременно от страха ожидания и от голода, хотя, конечно, первое перевешивало. Он вспомнил, что почти ничего не закусывал, а с утра выпил только чашку мерзкого растворимого кофе.
Ответ пришел через пару минут.
Телефон подал сигнал, и Виктор вздрогнул. На экране отобразилось сообщение:
«А ты почти не изменился… в этой арке мы гуляли, я конечно пом…»
Сообщение прервалось на полуслове.
Он подождал с минуту, проверил уровень связи, потом баланс, и, когда удостоверился, что с его стороны проблем быть не могло, написал:
«Лена. Ты здесь?»
Ответа не последовало.
Он прождал, пялясь в телефон, минут десять, но ничего не дождался.
— Странно, — сказал он вслух и вновь посмотрел на часы, нарисованные углем или смолой.
«ВРЕМЕНИ НЕТ А ТЫ ЕСТЬ».
Часы показывали полдень.
Он положил телефон в карман и быстро зашагал в сторону метро, но не пройдя и пятнадцати метров, резко остановился, развернулся и почти бегом бросился назад к арке.
Там, в укромном уголке, в выемке между кирпичей, должна была лежать монетка в один рубль. Он положил туда ее, когда они целовались и загадал желание, что они вновь вернутся туда, в эту арку, и будут снова целоваться всю ночь напролет, пока длится сладкая бесконечность и прохладный рассвет не забрезжит над сонным городом.
Дрожащими руками он принялся ощупывать каждый сантиметр кладки, выемку, каждую трещинку, и поначалу ему казалось, что тот самый серебристый рубль вот‑вот упадет в ладонь и все станет как прежде. Но прошла минута, другая, он исцарапал руки, сломал ногти, руки стали грязными и красноватыми от кирпичной крошки, но все, что он нашел — заныканный бычок, да полусгнишвий желудь, непонятно как тут оказавшийся.
— Никто, никто не мог знать, что я его тут спрятал. Даже Лена не видела, — прошептал он.
Он посмотрел на тропинку, вьющуюся меж двух заборов — с одной стороны располагался детский сад, с другой — заброшенный двор какой‑то базы.
Тропинка вела к ее дому.
Виктор взглянул на часы, которые все так же показывали полдень и быстро, почти бегом, пошел в направлении ее дома.
Глава 13
2010 год
Прямо сегодня он должен был придумать, где раздобыть денег, иначе ему угрожала голодная смерть. Нет, не в буквальном смысле, конечно, но… судя по ценам в вино‑водочном магазине, поход в который ему пришлось проспонсировать, надеяться на гроши, оставшиеся после покупки раритетного бобинного магнитофона и новой модели iPhone 4, уже не приходилось.
Мысли лихорадочно трепыхались, но кроме банальной работы грузчиком (объявление о найме кстати он заприметил на двери магазина) ничего в голову не лезло. Да, можно, конечно, попробовать собирать бутылки или лом, но… Просроченные права требовали время для восстановления, соответственно в такси он также пойти не мог.
Оставался единственный и самый ненадежный, даже пугающий путь — каким‑то образом попытаться воспользоваться магнитофоном, этой ниточкой между прошлым и будущим. Он не знал, как долго эта ниточка будет существовать и почему она вообще работает. Но в том, что он слышит себя самого в прошлом — Виктор не сомневался.
Но как? Как это сделать в реальности?
Пока Виктор, расшвыривая осеннюю пожухлую листву мысками кроссовок, добирался смутно знакомой тропой до дома, в котором когда‑то жила Лена, начало смеркаться.
Несколько раз он останавливался, потому что дорожка, петляя меж новых построек, то и дело теряла знакомые очертания. Даже постоянный когда‑то ориентир — кусок белого прямоугольника двенадцатиэтажки теперь был не виден, скрываясь за другими, гораздо более высотными домами.
Два раза его окликнули и оба раза сердце ушло в пятки: побитого вида доходяги просили денег. Он не отвечал и спешил дальше, углубляясь в ставший чужим район.
Через десять минут показался дом. Какой‑то маленький, осевший, блеклый и даже страшноватый по сравнению с окружающими его новыми строениями.
Виктор остановился и замер, всматриваясь в светящиеся окна.
Позади послышался хруст ветки.
Он резко обернулся, но в сумерках уже почти ничего не было видно. Смутная тень метнулась за гараж, с дерева слетело несколько желтых листьев и пьяные голоса с балкона начали спор о том, кто пойдет за добавкой.