Послание из прошлого — страница 27 из 69

Потом раздался кашель и сдавленный голос того же мужчины:

— Ф…ф‑ууу… У меня же астма, Попов, ты не знаешь?

— Не знал, товарищ капитан.

— Иди… Попов… иди куда‑нибудь. Мойся. Сними все! Живее!

— Куда мне идти, товарищ капитан? Я же не поеду в оперативной машине, в транспорт меня тоже не пустят.

— Черт! — выругался капитан.

— Молодой человек, — вдруг послышался голос старушки откуда‑то сверху. — Вы… вы можете у меня помыться… только… она вышла из двери, спустилась на пару ступенек и посмотрела вниз.

— Господи… ну уж нет, это я так просто им не спущу! — грозно сказала женщина.

Про Витю будто бы все забыли. Он стоял позади милицейской машины и пытался понять, что делать.

Капитан подошел к окошку автомобиля, нагнулся, вынул рацию и сказал:

— Дежурный, это Крылов. Пришлите мне на Арбат Федосова. Да, он знает где. А то у меня тут непредвиденные потери. Да нет, — он рассмеялся. — Все живы, Слава Богу. Трубу с говном в подвале прорвало. Попов с ног до головы. К деньгам, говорят. — Он положил рацию и посмотрел на Витю. — Это тебя что ли Попов спас?

Витя кивнул, насупившись.

— А что ты там делал?

Витя открыл было рот, чтобы рассказать про котенка, но тут из дверей высунулась старушка.

— А… родненький и ты тут? Господи, да что ж такое‑то! Не видеть кому‑то премий к ноябрьским праздникам! Я им устрою! — Она взмахнула руками. — Товарищ капитан, мальчик котенка искал, там щель со стороны улицы где зоомагазин, и он убежал в подвал!

Витя кивнул. Из уголка его глаза выкатилась слеза.

Капитан покачал головой.

— Нашел?

Витя не сразу понял его вопрос.

— Эй, снимай штаны прямо тут, — скомандовала старушка. — Еще не хватало развезешь по всему подъезду!

Капитан повернулся в сторону Попова и заулыбался.

— У меня сын в армии, как раз кое‑какие его вещи вам подойдут, — сказала она.

Попов снял штаны, при этом лицо его покраснело.

— Да будет тебе, — подбодрила старушка. — Что я там не видела⁈ Двоих таких же воспитала!

Услышав это, милиционер немного расслабился, снял ремень, кобуру, затем штаны, кобуру протянул капитану. Тот подошел, забрал оружие и обратился к старушке.

— Слушайте, гражданка…

— Лина Федоровна меня зовут.

— Лина Федоровна, ничего необычного в последнее время не замечали? Люди подозрительные? Что угодно…

Она тем временем взяла Попова под локоть и повела в подъезд.

Капитан обернулся:

— Стой здесь, — скомандовал он Вите. — Запишем твои данные.

Витя кивнул. Эти слова парализовали его волю.

Капитан шел за старушкой, а та в свою очередь, пропустила вперед Попова.

Кто‑то дернул Витю за рукав.

От неожиданности мальчик чуть не вскрикнул.

Это был Шершень.

— Бе‑ежим! — коротко сказал он.

Водитель милицейских жигулей открыл капот и принялся там копаться.

— Быстрей!

Витя оглянулся. Другого времени могло не представиться.

Он пригнулся и юркнул за семенящим в узкий проход Шершнем.

Сейчас их окликнет шофер и начнется погоня!

Ноги были словно ватные. У него возникло ощущение, что он не бежит, а медленно плывет по дну океана. Толща воды сковывает движения и парализует волю.

Если он попадется, это будет конец.

Комната милиции, допрос, позор на всю жизнь.

Лена узнает, разумеется. Состоится разбор полетов перед классом, а может быть и перед всей школой. Педсовет. Исключение из пионеров.

Он никогда не отмоется от этого поступка.

Витя бежал за Шершнем, не разбирая дороги.

Встречные прохожие старались разойтись, некоторые вдогонку ругались на наглую молодежь, которой все сходит с рук, потом принюхивались к запаху, морщили носы и спешили дальше.

Сначала Витя ринулся в ту сторону, откуда они пришли, но Шершень потянул его совершенно в обратном направлении.

— Ту‑у‑да, в сто‑о‑орону кла‑а‑адбища.

Вите не понравилось слово «кладбище», но выбора особого не было. Он вообще не понимал, где они находятся и всецело доверился Шершню.

Они бежали сломя голову, потом запыхались и перешли на быстрый шаг. Витя постоянно оглядывался, ему мерещилась погоня с мигалками, пистолетами и собаками.

Два раз где‑то в стороне действительно гавкнул пес.

Вдали показался большой лесной массив. Когда они дошли до него, он увидел, что это огромное кладбище и ему стало не по себе.

Шершень же по обыкновению улыбался, словно произошедшее было не более чем увеселительной прогулкой.

— По‑оле‑е‑зли! — скомандовал он Вите, и они почти синхронно одолели довольно высокий забор. Толстый Шершень на удивление легко взял эту преграду. Лицо его сияло счастьем.

Оказавшись на другой стороне, Витя увидел могильные плиты, множество памятников больших, поменьше, роскошных и вовсе невзрачных, новых, сияющих и старых — пыльных, заброшенных и никому не нужных.

— У мее‑ее‑ня зде‑е‑ес дя‑дя рааботает. Моо‑ги‑и‑лы ро‑оет, — сообщил Шершень запросто, будто это занятие было таким же естественным, как, например, стирка белья. — И‑идем. — Он оголил руку, и Витя увидел старые часы «Луч» на потрепанном кожаном ремешке. Шершень постучал пальцами по циферблату.

Витя посмотрел на стрелки и обомлел.

Было восемь часов вечера.

Глава 17

2010 год

Среду он кое‑как промаялся, боясь высунуться из квартиры и пропустить послание из прошлого. На звонки и сообщения Шкета и Лени отвечал односложно, мол, нездоровится, небольшая температура и кашель — ничего особенного, но пару дней придется поваляться в постели.

— Кхе‑кхе… не так, конечно, плохо, но я лучше полежу, кхе‑кхе, — он имитировал кашель, но стоящий рядом Станиславский укоризненно качал головой.

Одноклассники порывались прийти и хорошенько его «полечить от этой заразы». Они знают, как за несколько часов «поставить на ноги мертвого» и «воскресить надежду в неверующем».

От этих слов Виктора перекосило. Еще не хватало устроить на квартире притон. Стоит только начать и остановить попойку будет практически невозможно, откуда ни возьмись, набежит куча малознакомых или вовсе незнакомых людей, выдворить которых потом нереально.

Поэтому в довершение разговора, он припечатал странную аббревиатуру:

— Аш один эн один слышал? — спросил он Шкета. — Свиной грипп. Оно тебе надо?

Шкет тут же согласился, что лучше уж переждать и не тянуть к ним заразу, а в случае чего, немедленно вызывать скорую.

— Друган в органах сказал, что попробует с фоткой. Но намекнул, что это будет стоить пятеру.

— Пять рублей? — не понял Виктор.

— Пять тысяч! — сказал Шкет и положил трубку.

* * *

Несмотря на то, что в ночь на вторник он уже это делал, Виктор заново надиктовал первую часть романа «Пикник на обочине». Где‑то посередине повествования на всякий случай он сделал врезку, от которой бы у Стругацких волосы встали дыбом, а именно — внедрил свои советы по взятию подвала на Арбате. Если мама вдруг захочет переслушать запись, то услышит ровно то, что услышала и той ночью, когда он уснул у стола. Разумеется, при желании она может найти и книжку, чтобы сверить бумажный вариант и магнитофонную запись. Но все это было слишком сложно и вряд ли она будет проводить такое глубокое расследование. Просто времени на это у нее не было.

Виктор открыл сборник «За миллиард лет до конца света», вышедший как раз в памятном 1984 году и прочитал эпиграф к повести:

«Ты должна сделать добро из зла, потому что его больше не из чего сделать. Р. П. Уоррен».

Надолго задумавшись, он не мог понять, почему раньше не замечал эти слова. Ведь он читал «Пикник на обочине», читал его в том самом 1984 году… но что он запомнил? Зону… Стервятника… больше ничего. Еще Артура, да, который в конце кричит что‑то про счастье.

Где оно — счастье? Виктор покачал головой.

Он понимал, что деньги не сделают его счастливым, но без них он не мог дальше жить и выживать. Послать мальчика на рискованное дело было жестоко и, вероятно, необдуманно, даже где‑то преступно!

Послал бы он своего сына в подвал? Ему даже не нужно было время, чтобы ответить на вопрос. Никогда в жизни! Почему же он ни секунды не задумался, когда посылал туда самого себя?

Виктор сидел в своей комнате и смотрел на магнитофон.

Он не имел права так рисковать собой. Это не пришло ему в голову. Но было уже поздно.

«Береги себя!» — постоянно твердила ему мама, но он никогда ее не слушал и вообще не понимал смысла этих слов. Беречь для чего? Для кого?

В конце концов… если он жив, если сейчас с ним все хорошо, относительно, конечно, — не значит ли это, что Витя в тысяча девятьсот восемьдесят четвертом году отлично справился с задачей?

— Нет не значит! — Виктор грохнул кулаком по столу. Его любимая чашка с лебедями, купленная на экскурсии в Минск в далеком восемьдесят шестом году, соскочила с края и упала на пол, разлетевшись на сотни мелких осколков. Магнитофон пошатнулся, и он дернулся к нему, чтобы аппарат не последовал вслед за посудой.

Он успел поддержать корпус, когда тот вот‑вот был готов соскользнуть со стола.

Сердце отчаянно билось.

Он, Виктор в две тысячи десятом году не помнит, чтобы в шестом классе ездил на Арбат и лазил по каким‑то подвалам. Не было этого!

Значит тот Витя все делает впервые. И оттого, как у него получится, зависит жизнь его теперешнего.

И если хорошенько подумать — жизнь висит буквально на волоске!

Как только Виктор осознал это, его прошиб холодный пот. Руки задрожали как у запойного алкоголика и ему вдруг захотелось немедленно присоединиться к своим одноклассникам, которые наверняка ведут философские беседы, изгоняя при этом бесов, демонов и свиной грипп заодно.

* * *

Наступил четверг. С утра зарядил дождь, тоскливый и холодный. Виктор вскочил, бросился в ванную, включил холодную воду и направил струю на голову.

Обжигающий ледяной душ привел его в чувство.