«Все равно откопают и найдут, — подумал он. 'Наверняка кого‑нибудь спустят и перероют десять раз в поисках запретного, криминального или ценного. Ведь, понятное дело, нормальный человек по доброй воле на такую глубину и в такое время не полезет».
Виктор погасил фонарик, подумал секунду, потом расстегнул сумку и, предварительно обернув тряпкой, положил вонючую находку внутрь.
Будь что будет. Так хотя бы есть шанс сохранить вещь.
Он вспомнил, что должен записать послание для Вити, попытаться сделать так, чтобы магнитофон остался у парня. Как убедить его и маму? Он понятия не имел. Однако прекрасно понимал, что, если под ногами, в куче земли, перемешанной с кошачьими костями, шерстью, листьями, ветками и мусором криминалисты обнаружат человеческие останки, труп повесят на него. И неважно будет, сколько пролежало там тело, пять или двадцать пять лет…
Его прошиб озноб. Только сейчас он почувствовал, как сыро, холодно и жутко здесь, на дне колодца Моцарта.
— Эй, ты где там⁈ — раздался сверху грубый голос. — Поднимайся, не заставляй нас тут мерзнуть!
К полицейскому подошел второй человек, направил фонарь в колодец и сказал:
— Вот черт, ничего не видно! Где он там⁈
— Я таких глубоких колодцев в жизни не видел, — ответил ему первый.
— Ага. Как жопа какая‑то.
Послышался смех.
— Ну что, ты там, лезешь?
Виктор почувствовал, как натянулась и дрогнула веревка. Им ничего не стоит отвязать ее и смеха ради накрыть колодец крышкой. Никто его не хватится по крайней мере неделю. А сам колодец в ходе строительных работ могут просто засыпать, чтобы не возиться с ним.
— Я иду! — крикнул Виктор с нажимом и колодец вынес его голос наверх.
— О! Слышал? Он лезет.
Потянувшись, Виктор поправил сумку, ухватился за трос и, напрягшись, полез вверх, что есть силы хватая скользкую веревку.
Когда он, наконец, добрался до нижней ступеньки, кажется, прошла вечность. Ладони и пальцы покрылись мозолями, каждая клеточка тела отдавалась болью. Барахтаясь в полной темноте, лишь изредка озаряемой вспышками фонариков, он был похож на застрявшего между небом и землей, прошлым и будущим, призрачного фантома — и, когда руки, наконец, коснулись сбитого, неровного края железобетонного кольца, а свежий воздух наполнил легкие, он понял, что смог.
Снова смог.
Кое‑как перевалившись через край, он тут же получил увесистый удар дубинкой по бедрам.
— Стоять! Руки за спину, ноги расставил! Шире! Шире, даун!
Получив еще пару ударов, он принял требуемое положение.
— Че в сумке?
— Ничего, инструмент, — сказал Виктор.
— Брось к ногам!
Он выполнил приказ.
— Сивак, глянь, что там у него.
Взвизгнул замок молнии. Краем глаза Виктор увидел, как один из полицейских наклонился над сумкой и подсвечивая фонариком, перебирает рукой содержимое.
— Фонарь… топорик… что тут еще… бомжпакет, тряпка… коробка еще какая‑то… ничего нет.
— Что за коробка?
— Щас…
Полицейский достал коробку, поднес ее к лицу, осветил фонарем и через мгновение швырнул ее назад в сумку.
— Фу‑у, черт!
— Что? Что там? — беспокойно спросил полицейский, который держал Виктора за предплечье.
— Говно!
— Че, шутишь? Какое говно?
— Откуда я знаю, спроси у него, зачем он говно собирает. Или сам посмотри.
— Ты зачем на охраняемую территорию залез? — задал вопрос, видимо, старший в наряде. — Что ты в этом колодце забыл?
Виктор судорожно пытался сообразить, что можно ответить, но в голову ничего толкового не приходило, да и позиция, в которой он стоял, не способствовала работе серых клеточек.
— Ключи упали, полез доставать, — сказал он и новый удар дубинкой по спине сообщил ему, что ответ полицейским не очень понравился.
— Понятно. Маша‑растеряша значит… Ладно, в участке разберемся, грузи его, Сивак!
Полицейский по фамилии Сивак взял Виктора под локоть и слегка подтолкнул.
— Иди. Только без глупостей.
Они обогнули колодец и вышли на узкую раскисшую тропку.
— Давай, вперед! — скомандовал полицейский.
Туман, кажется, стал еще гуще и скорее всего, если бы он юркнул в кусты, они вряд ли бы сумели его догнать. Он знал здесь каждую кочку. Впереди, точно воздетый к небесам перст судьбы, подсвечиваемая маленьким красным огоньком, высилась труба котельной.
Если попробовать сбежать, он останется без находки, на поиск которой потрачено столько сил не только в сейчас, в настоящем, но и в прошлом. Он не мог этого допустить. Выхватить же сумку не представлялось возможным — она была у полицейского, который матерился где‑то позади, вытаскивая ноги из чавкающей грязи.
Скорее всего, они даже не полезут в этот колодец, — подумал он, прихрамывая. Бедро болело и, кажется, начало снова кровоточить.
У ворот, прямо возле одного из покосившихся вагончиков стоял плюгавенький мужичок в телогрейке и кирзовых сапогах, покрытых засохшей грязью. Он уже прилично принял на грудь и покачивался в такт скрипящим позади него воротам.
Серая с подпалиной собака невероятных размеров у короткой лестницы в вагончик начала было скалиться, но, когда увидела Виктора, тут же прижала уши поспешила убраться восвояси.
— Он, он! — заплетающимся языком начал мужик. — Я сразу заметил, он полез во‑он там! — он показал рукой куда‑то в туманную даль. — Еще видно было. А потом пса моего по башке огрел! Эй, Чилик, ты где? Эй! — он обернулся и, не обнаружив собаку, пожал плечами. — Только что здесь был…
— И все? — спросил полицейский, который держал сумку.
— Ну… — виновато сказал сторож, — я… это… думал, он срезать что хочет с техники… или соляры слить…
Полицейский брезгливо поморщился.
— Ладно, открывай ворота. Сивак, грузи его. В отделе разберутся.
Сторож бросился выполнять приказание. Подталкиваемый полицейским, Виктор залез в узкую клетку воронка, дверь за ним захлопнулась и уазик, два раз чихнув, выкатился за пределы стройплощадки. В окошке мелькнула труба котельной. Машина подпрыгнула на ухабе, и он со всей силы ударился головой о железную переборку. В глазах на миг потемнело. Виктор охнул. В салоне раздался веселый смех.
— Может покатаем его немного, все равно спешить некуда.
— А чего… давай!
Секунду спустя динамик выплюнул жесткий бас, захрипел и забулькал от превышения мощности. Мотор взревел, машина понеслась по бездорожью, подпрыгивая, взлетая на пригорках и проваливаясь в глубокие ямы, казавшиеся бездонными.
Виктор пытался найти, за что можно ухватиться — и у него даже получилось, но спустя пару минут началось такое бездорожье, что все попытки удержать равновесие могли привести к вывиху или даже перелому рук и ног.
Он закрыл голову руками и сел на пол, ощущая себя не то космонавтом на борту спускаемого аппарата, не то пассажиром маршрутки «Люберцы‑Жулебино».
Наконец, когда он потерял счет времени, а тело превратилось в сплошной болевой комок, машина выехала на ровный участок. Ревущая музыка стихла, умолкли и взрывы хохота.
Виктор с трудом открыл глаза. Голова кружилась, он не сразу смог сфокусироваться. Когда же взгляд скользнул по клетке, он обнаружил, что буквально вся одежда и вообще все вокруг — залиты темный запекшейся кровью.
Он поморщился. Тупая боль в ноге отдавала в висках. Кровь перестала идти, джинсы в месте пореза были черными.
Машина затормозила, полицейские вышли, а через пару минут открылась и задняя дверь.
— Срань какая… — пораженный увиденным, только и смог произнести Сивак. Вряд ли он испугался вида самой крови, скорее его обескуражил факт неожиданности: ведь в воронок он сажал нормального и даже трезвого человека, а на выходе получился окровавленный полутруп.
Виктор бессильно усмехнулся.
Он уже понял, куда его привезли. Это был опорный пункт, где ему надлежало отмечаться.
— Э‑э… — сказал Сивак, не зная, что предпринять.
— Что там у тебя? — раздался голос второго полицейского. — Клиент не пристегнул ремень?
— Ага… — тихо сказал Сивак.
Перед дверью показалось лицо. Улыбка полицейского медленно сползла, он стал сначала белым, потом пунцовым, потом и вовсе каким‑то синим.
— Вот же черт…
— Ага… — согласился Сивак.
Чувствуя тошноту, Виктор опустил ногу на землю.
— Может, скорую вызывать, пока он не окочурился? — предложил Сивак так, словно речь шла о каком‑то неодушевленном предмете.
— Помоги ему дойти, а там пусть майор решает, кого и куда вызывать. Побыстрее только убери его из машины. Еще не хватало, чтобы он прямо тут…
Сивак протянул руку, и Виктор спустился, скривившись от боли. Они направились к двери опорного пункта.
— Твою же ты мать… — раздалось им вслед. — Кто же это убирать будет?
— Сядь тут пока, — сказал Сивак, показав на деревянную скамью под огромным плакатом «Вихрь — Антитеррор».
Он помог Виктору присесть, а сам направился к единственному кабинету с открытой дверью.
— Товарищ майор, тут это… проникновение на стройку, сторож вызвал. Задержали одного. В колодце сидел. Во‑от… — неопределенно сказал Сивак и потоптался в дверях.
— Ну и… — ответил знакомый голос. — Что от меня хочешь? Пиши рапорт.
— Он просто… немного поранился… и…
Послышалось глухое ворчание.
— Ты на время смотрел? Какого лешего вы его сюда приперли? Вам тут что, медом намазано? Везите в отдел и оформляйте.
Полицейский говорил нарочито громко, так что звенело в ушах.
— Но…
— Что — но? Как же вы меня… — как там тебя?
— Сивак.
— Что — но, Сивак?
Не выдержав, мужчина вскочил из‑за стола, отодвинул стоящего в дверях патрульного и сделал пару шагов по направлению к скамье, на которой сидел Виктор.
По мере приближения, шаги его замедлялись, будто навстречу дул сильный ветер. Не доходя пары метров, полицейский остановился.
— Крылов? Ты чего тут делаешь⁈
Потом он рассмотрел порванные и пропитанные кровью джинсы задержанного и медленно повернулся к Сиваку, стоящему у него за спиной.