Сначала Витя подумал, что там, как обычно, курят и матюгаются после уроков старшеклассники, но когда шум стал похож на потасовку, то сбежал по ступенькам, обогнул угол школы и увидел трех здоровяков, а между ними еще одного.
Один парень, очень крупный, похожий на борца, держал второго за волосы, другой наносил жертве удары по лицу, а третий лупил по корпусу.
Шершень стоял между ними, как огромный бык, толстый, неуклюжий и покорный. Слюни, смешанные с кровью, текли на асфальт и это еще больше раззадоривало хулиганов.
— Где сегодняшний взнос? Толстая скотина! Где? На нашей территории ты платишь каждый день по рублю без выходных и перерывов на обед!
— Дай я ему вмажу! — рыжий веснушчатый парень замахнулся ногой.
Витя бросил портфель и на полном ходу, с той скоростью, какую только смог набрать, влетел рыжему головой в живот.
Рыжий упал на асфальт. Послышался вздох, рыжий попробовал выдохнуть, но не смог.
— Ты кто такой⁈ — заорал борец. — Мочи мелкого! — крикнул он третьему, долговязому, с мутными глазами и сломанным носом.
Тот кинулся на Витю, но просчитался — мальчик был куда проворнее. Недаром на физкультуре у Вити любимая игры была «Выбивала», где требовалось увернуться от мяча.
Обежав долговязого, Витя ударил ногой борца под коленную чашечку и тот, охнув, осел на колено.
Однако долговязый успел ухватить Витю клешней за шиворот. Он потянул его на себя и замахнулся.
— Куда лезешь, козел⁈
Витя зажмурил глаза и пнул долговязого пяткой по голени.
Тот явно не ожидал сопротивления от боли и протяжно охнул.
— Ах ты ж скотина! — заревел он на весь школьный двор.
— Э! — раздался окрик позади.
Витя обернулся и увидел, что с черного хода школы показался дворник. Сжимая в руках метлу, он бросился на помощь.
— Шухер! Крот, Феня, шухер!
Хулиганы бросились врассыпную и когда дворник подбежал ближе, они уже исчезли за близлежащими хрущевками.
Витя дрожал. Он подошел к лежащему на асфальте Шершню, протянул руку и тронул друга за плечо. Тот не реагировал.
Витя сначала подумал, что Шершень, как обычно шутит, но когда опустился на колено и увидел, что все лицо товарища разбито, а сам он едва дышит, Витю пронзила страшная мысль и он заорал что есть мочи:
— Скорую, вызывайте скорую! Мой друг умирает!
Растерянный дворник, едва затормозив возле них, попятился и бросился назад, в школу, на ходу кинув метлу в кусты.
Витя взял Шершня за руку. Она была теплая, большая и мягкая.
— Держись, держись, Владик! Скорая уже едет, — шептал он и слезы текли по его щекам. — Держись, друг, пожалуйста!
Глава 25
Запыхавшийся дворник долго возился с цепью и замком на воротах. Его руки тряслись так, что слышен был звон ключа по металлу. Скорая уже приехала, из нее вышел врач и быстрым шагом направился через калитку. В руках у него покачивался небольшой саквояж с красным крестом на боку. Дворник выругался под нос. Замок не сдавался.
С момента окончания потасовки прошло минут пять‑семь, не больше, но Вите показалось, что целая вечность пролетела перед глазами. Он заметил трудовика, отца Шершня, который точно в замедленной съемке выскочил с черного хода. В руках он держал напильник и судя по выражению лица, был готов воспользоваться им совсем не по назначению.
— Где эти ублюдки? — закричал он, рыская глазами по школьному двору. — Идите сюда, если такие смелые! Давай один на один! — он поднял над головой огромный драчевый напильник и все, кто находились сейчас рядом с Александром Ивановичем, предпочли сделать пару шагов назад. В гневе он был страшен, об этом знала вся школа.
Кто‑то показал рукой в сторону приземистого здания пункта приема вторсырья метрах в двухстах — там вечно ошивались странные личности неопределенного возраста и занятий.
Александр Иванович покачал головой.
Витя повернулся и увидел, что страшные, налитые кровью его глаза были полны слез — никогда еще он не видел, чтобы мужчина плакал, а чтобы плакал Александр Иванович…
Трудовик присел возле сына, положил такую же огромную, как у Шершня, лапищу ему на лоб и погладил.
— Ничего, сынок. Я их найду, обещаю.
На крыльце школы Витя заметил мелькнувшее в пестрой толпе школьников платьице Лены. Школьники глазели в отдалении, не решаясь приблизиться.
— Дети, расходитесь по домам, — из дверей вышла завуч, Зоя Васильева, строгая, худая, с тонкими бескровными губами и неизменным начесом на голове. Янтарное ожерелье на ее шее пронзительно сверкало.
Никто не решился ей перечить, толпа зашевелилась, но каждый находил причину, чтобы потянуть время: развязавшиеся шнурки, забытая в школе вещь и тому подобное.
Отовсюду раздавались возбужденные голоса.
— Говорю тебе, это были панки! У одного губа порвана и нет глаза, а второй был с ножом для разделки мяса. Как на рынке!
— Все ты врешь, ничего ты не видел, и вообще в столовке был! Никаких панков, это металлисты в черных куртках с заклепками и кастетами. Они и отделали Влада, потому что он не дал им закурить.
В конце концов сошлись, что это точно не местные. Да и вообще, странные ребята, точнее даже мужики. Может даже, беглые зеки.
Сразу за скорой прибыла и милиция. Из дверей школы вышла директор — озабоченная женщина лет сорока в строгом костюме и со значком ударника социалистического труда. Происшествие было из ряда вон выходящим: в школе хоть и случались драки, но как правило без особых последствий.
— Так, быстро все разошлись! — шикнула она и оставшихся школьников словно ветром сдуло. Наиболее любопытные переместились за забор и наблюдали оттуда.
Врач склонился над Шершнем, быстро осмотрел его и тут же сделал знак рукой. Из кареты скорой помощи выбежало еще двое с носилками.
Витя все это время стоял рядом с — картинка плыла у него перед глазами, а разговоры вокруг смешались в один сплошной гул.
Шершня аккуратно положили на носилки. Те же двое врачей подняли их и понесли к скорой, которая так и не заехала во двор школы.
Витя вскочил и на ватных ногах пошел рядом, держа друга за безжизненно повисшую руку. Никто его не отгонял.
— Это он помог Владу, — раздался голос за спиной. — Я видел. Если бы не он, Влада бы точно убили. Двоих обезвредил. Пока они думали, что делать, выскочил Петр Николаевич.
— Да, я… что я… это все он… — раздался извиняющийся голос дворника. Он плюнул на замок и стоял рядом с воротами, следя за носилками слезящимися глазами. — Извините… заклинило…
У кареты скорой помощи врачи, несущие носилки, остановились, ожидая, пока откроется задняя дверь и в этом момент Витя услышал едва уловимый стон, похожий больше на всхлип и почувствовал, как рука Шершня едва заметно сжала его кисть.
Витю пронзил электрический разряд. Он дернулся, едва не споткнулся о собственную ногу и тут же покрылся липкой испариной.
«Он жив! Он жив! Скорее грузите!» — хотел закричать Витя, но тут легкий шепот, который можно было сравнить с порывом ветра, долетел до его ушей.
— Вить… Витя…
Он приблизился к лицу Шершня, скрытому под наспех сооруженной марлевой повязкой, на которой расплывались бурые пятна крови.
Шершень освободил свою кисть, а в следующее мгновение Витя почувствовал в ладони что‑то металлическое.
Он наклонился к другу.
— К‑ключ от п‑подвала, — одними губами сказал Шершень. — В правом ящике… — он замолчал, голова его бессильно откинулась на черный дерматин каталки.
Витя заморгал глазами, пытаясь не расплакаться.
— Мальчик, не мешай, пожалуйста.
С лязгом отворилась задняя дверь «Рафика». Двое мужчин подняли носилки и в этот момент Шершень открыл один глаз, не скрытый бинтами.
— Вы‑ыкупи м‑магнитофон, — сказал он и потерял сознание.
— Скорей! Скорей! Заноси! — закричал врач. — Готовлю дефибриллятор! Михалыч, заводи!
Витя похолодел и отпрянул.
Синий проблесковый маячок на крыше кареты скорой помощи ударил по глазам, взвизгнули шины и автомобиль, оглашая окрестности душераздирающей сиреной, рванул вперед.
Директриса с побелевшим лицом схватилась за сердце. Ее тут же увели внутрь.
Витя стоял у закрытых ворот, пока кто‑то не тронул его за плечо. Он опомнился, повернулся и увидел перед собой усатого милиционера в форме.
— Виктор Крылов? Ты был свидетелем драки… мне сказали, это был твой друг. Я понимаю, тебе сейчас тяжело, но… можно задать несколько вопросов? Нам нужно знать, как выглядели преступники.
Витя пошел за милиционером. На ходу он оглянулся, никто на него не смотрел, и тогда он украдкой глянул на свою ладонь. На ней лежал длинный серебристый ключ.
«Выкупи магнитофон», — словно в тумане послышались слова, сказанные Шершнем. Сначала он даже не понял, о чем говорил его друг. Что значит — выкупи? У кого? Когда? На какие деньги? Ведь это очень дорого!
Витя сжал ключ в кулаке как раз в тот момент, когда милиционер повернулся и посмотрел на него.
— Все нормально?
— Да… — тихо сказал Витя.
— Это много времени не займет, пройдем в кабинет директора, и ты расскажешь все, что видел.
— Конечно.
Точно сомнамбула он поднялся по ступенькам школы, прошел в кабинет директора и там рассказал, как все было от момента, когда до его слуха долетела возня за углом школы.
Единственное, чего он боялся, это того, что кто‑то видел, как Шершень передал ему ключ, боялся вопроса об этом, но никто так ничего и не спросил.
Ключ прожигал карман школьного пиджака и внимательный взгляд завуча будто говорил: «Я знаю, что ты там припрятал и что вы скрываете вместе с Владом». Но этот профессиональный педагогический взгляд, ломавший самых закоренелых двоечников и хулиганов, Витя с честью выдержал.
И только хитрый прищур Владимира Ильича Ленина над пустующим стулом директрисы подбадривал его на всем протяжении допроса, как бы говоря — «Будь хитрее, парень. Не выкладывай все карты».
Витя не сказал, что они договорились с Владом встретиться после школы, не сказал про магнитофон, про подвал, хотя наводящие вопросы сыпались как из рога изобилия и было очень трудно лавировать так, чтобы рассказ звучал правдоподобно.