В конце концов, он действительно никогда не видел этих парней и выглядели они далеко не школьниками, скорее пэтэушниками или даже взрослее.
Он описал их как мог, милиционер все тщательно зафиксировал и в конце концов его отпустили.
Витя вышел из школы, пошатываясь от голода и навалившихся событий.
Автоматически оглянулся, будто что‑то забыл и тут вспомнил: «Лена!» Она, возможно, ждала его до упора, он видел ее силуэт в толпе… Но теперь школьный двор был пуст.
Озираясь, он пошел домой. Ему казалось, что троица бандитов выслеживает его. Ведь он, как‑никак, серьезно помешал их планам и теперь, вполне возможно, они захотят ему отомстить.
— Эй!
Витя в страхе оглянулся, готовый в любую секунду закричать и кинуться наутек.
В паре метров позади стоял Шкет.
— А здорово ты их отделал, — сказал Илья заискивающе. Лицо его было серьезным, но с какой‑то хитринкой. Никогда не знаешь, чего ждать от таких людей и каковы их истинные намерения. — Я видел через окошко. Не знаешь, чего они на него напали?
Хотя Витя и терпеть не мог Шкета, он все же был рад увидеть одноклассника, по крайней мере, не так страшно будет идти домой.
— Наверное сигаретой не угостил, как обычно это бывает, — ответил Витя.
Шкет пожал плечами.
— Что‑то слишком уж за сигаретку‑то… Не похоже. Хотя, кто их знает. — Он помолчал и продолжил, слегка покраснев: — Ты это… извини за… ну сам знаешь. Я двоюродного брательника напряг, идиот. Где ты так махаться научился?
— Пираты двадцатого века смотрел.
— А‑а… Еременко! Да… заметно… — мечтательно протянул Шкет, потом встрепенулся и как‑то хитро глянул на Витю.
— А… что он тебе дал? Ну… этот, как его, сын трудовика. Я видел, вроде… или мне показалось… — Шкет оглянулся на школьное крыльцо, куда как раз в это время вышло трое милиционеров. — Даже не знаю…
Витя почувствовал холодок, пробежавший по спине.
«Вот же змееныш. С ним нужно держать ухо востро», — подумал Витя, судорожно соображая, что ответить. Он сделал как можно более безмятежное лицо.
— А‑а… ты про это… Вот, смотри…
Он опустил руку в карман школьного пиджака, покопался там для приличия, и растопырил ладонь перед замершим от любопытства Шкетом.
— Ого! — глаза Ильи загорелись нездоровым огнем. Глядя на одноразовую зажигалку оранжевого цвета, он, кажется, вообще забыл обо всем на свете. Ценность ее равнялась бесконечности, а может, даже и превышала оную на пару порядков. — Вот это да!!! Рука Шкета автоматически потянулась по направлению к бесценной вещи и замерла на полпути.
— Нравится? — спросил Витя, чувствуя, как бьется его сердце. Это была отцовская зажигалка, неубиваемый импортный «Cricket», найденная в шкафу.
— Еще бы… — Шкет буквально впился глазами в раскрытую ладонь.
— Дарю, бери, — сказал Витя. — Я все равно не курю, так что тебе пригодится.
Шкет не веря своим ушам, схватил зажигалку. Лицо его сияло. Он чиркнул пару раз, из‑под колесика вырвались яркие праздничные искры и тут же появилось пламя — ровное, желтое с плавной каемкой синевы, оно шипело и плясало на кончике зажигалки, точно живое.
Витя завороженно смотрел на огонь и виделись ему в этом пламени знакомые, но совершенно неузнаваемые лица одноклассников, друзей, родных и близких, только все они казались какими‑то искаженными, постаревшими, оплавленными.
Он дернулся и отшатнулся. Видение исчезло.
Шкет удивленно смотрел на одноклассника.
— Может потом пожалеешь? — сказал он, но тут же сунул зажигалку в карман.
Витя покачал головой.
— Нет. Забирай.
— Вот уж не ожидал! Что хочешь теперь у меня проси! Если что, где…
— Конечно, — ответил Витя и кивнул. Только о чем можно было просить задиристого одноклассника, было непонятно. Впрочем, он действительно не жалел, что отдал ему зажигалку. Иначе он не мог поступить. — Слушай… — сказал Витя. — Раз уж ты тут… — ему мучительно не хотелось идти одному домой. — Скажи, а как это — курить?
Лицо Шкета, и так счастливое, теперь и вовсе стало похоже на новенький пяток.
— Курить? О… Ты домой?
Витя кивнул.
— Пойдем, по пути я тебе расскажу. Там возле дома есть арка, заодно, может… и покажу… — он подмигнул левым глазом, под которым красовался почти сошедший фингал. — У меня как раз есть пару штук, у отца свинтил утром! Главное, чтобы он не заметил!
Витя кивнул, и они вместе пошли по направлению к дому. Шкет трещал безостановочно, чем слегка поднимал подавленное настроение, но отнюдь не избавлял от тревожных ощущений — теперь каждая тень, каждая пара или тройка мужчин, в которой хоть один выделялся ростом вызывали учащенное сердцебиение.
Признаться, запомнил он этих ребят довольно плохо — некогда было рассматривать, поэтому не соврал милиционеру, когда тот попросил подробно описать нападавших. Витя лишь развел руками.
Он не стал говорить милиционеру, что на щеке здоровяка, который держал Шершня, был кривой уродливый шрам, а внешнюю сторону кисти долговязого украшала татуировка жуткого черепа, которую дополнял такой же, в виде черепа, сверкающий перстень, на месте глаз которого горели красные камни.
Третьего парня Витя почти не запомнил, потому что не успел с ним соприкоснуться, но он видел его глаза, и они были жутковатыми, как если бы человек потерял человеческий облик — пустые, бессмысленные и жестокие.
— … а потом он мне и говорит, давай, только сильно не затягивайся на первый раз. Я не послушал, да как дунул! — раздался громкий смех, и Витя невольно тоже засмеялся, хотя вышло натужно и неестественно. — Так я и начал курить, — поведал Шкет.
Они почти дошли до арки. Мама была на работе и бояться, что его кто‑то заметит, не приходилось. Разве что тетя Оля, но ее окна выходили на другую сторону.
Шкет оглянулся, высматривая старшеклассников, которые могли помешать процессу, достал из кармана смятую и какую‑то засаленную сигарету с фильтром, сунул ее в рот, немного подумал и уже степенно вытащил зажигалку. Чиркнул, прикурил, затянулся и протянул дымящуюся сигарету Вите.
Делать было нечего. Он совсем не хотел курить, тем более брать эту штуковину изо рта Шкета, но потом решил, что хуже не будет. Попробовать один разок не страшно.
Витя слегка, неумело, втянул горячий воздух — дым полоснул по глазам и частично попал в легкие. Впрочем — этого хватило. Глаза мигом наполнилось слезами. Он закашлялся, голова пошла кругом и подступала какая‑то сладковатая тошнота.
Шкет засмеялся снова.
— То‑то! Ничего, первый раз всегда так, потом распробуешь! — он забрал у Вити сигарету, сделал пару затяжек и снова протянул.
— Давай, еще разок.
Витя покачал головой.
— Все. Я пока все.
— Ну смотри, не говори потом, что я пожадничал.
— Да не… ты что.
Шкет выпустил колечко дыма изо рта и кивнул в сторону леска.
— Я слышал, там, за гаражами вчера тетку грабанули.
— Ага… — ответил Витя. — Наша соседка, — добавил он и тут же пожалел.
— Да ты что! Не может быть! И что забрали?
Витя пожал плечами.
— Не знаю, сумку вроде бы. А что там было…
— Наверное, кошелек, — мечтательно отозвался Шкет.
Витя кивнул.
— Ладно, побежал домой. Надо еще домашку сделать.
Шкет смачно высморкался, подбросил зажигалку и поймал ее на лету.
— А я пойду погуляю! Мне уроки Тимофеева делает, влюбилась в меня! — многозначительно поднял он подбородок. — Но она не в моем вкусе… хотя удобно, конечно, когда за тебя все делают.
Витя едва дождался, пока он скроется из виду, сбегал домой, оставил там портфель, быстренько перекусил и спустился вниз. В послеобеденное время возле подъезда Шершня никого не было видно, впрочем, как и везде.
Прислушиваясь, он несколько минут постоял под дверью, ведущей в подвал, потом толкнул ее, прошел внутрь и закрыл. Тут же наступила полная темнота.
Он зажег свой фонарик и медленно двинулся к подвалу Шершня.
Ему казалось, что дверь находится где‑то поблизости, но на самом деле он едва не заблудился, пытаясь ее разыскать.
Наконец, он увидел знакомый замок. Нащупал длинный странный ключ в кармане, вставил в замочную скважину, три раза провернул, и дужка автоматически открылась.
Пару мгновений Витя стоял перед дверью, потом потянул за ручку.
На лицо легла маленькая паутинка и он в ужасе отпрянул — ощупывая себя и пытаясь ее снять. Наконец, когда это удалось, он чуть пригнулся и шагнул внутрь. Нащупав выключатель, зажег свет.
По правде говоря, Витя думал, что утреннее видение растает как дым и он увидит то, что и должно быть в нормальном подвале — мешок картошки, куча трехлитровых банок с компотами и огурцами, старый велосипед и несколько спущенных камер на гвоздях.
Однако, видение не исчезло.
Перед ним замер верстак с тисками, тысяча спичечных коробков на левой стене, стеллаж, забитый радиоаппаратурой и потайная дверь за топчаном. И это, не считая тысячи других мелочей, развешанных на гвоздиках, веревочках, прищепках, импровизированных полочках, прибитых тут и там.
«В правом ящике…» — вспомнил Витя слова Шершня. Он посмотрел под верстак и действительно обнаружил там большие ящики — слева и справа.
С трудом он отодвинул правый ящик, тяжелый и глубокий, заваленный самыми разнообразными штуковинами. Сверху лежали новенькие листы наждачной бумаги, под ними несколько тетрадок, куча каких‑то мелких деталей, часовые механизмы, игральные карты, компас, скальпель, несколько респираторов и хирургических повязок («зачем это ему?» — удивился Витя), в общем, ящик представлял собой кладезь странных, на первых взгляд совершенно бесполезных, но очень ценных с точки зрения шестиклассника, вещичек. За исключением, конечно, ватно‑марлевых повязок.
Витя отодвинул тетради и в самом низу обнаружил деревянную коробочку толщиной с шахматную доску с выдвижной крышкой, на которой сверху был выжжен знак, похожий на горизонтальную восьмерку.
Витя сел на небольшую табуретку, поставил коробку перед собой и отодвинул крышку.