Взгляд его уперся в Витю. Трамвай закрыл двери и, покачиваясь, начал разгоняться.
Мальчик почувствовал мерзкий холодок между лопаток.
Сначала он даже не понял, кто стоит перед ним, но, когда, наконец, до него дошло, ему стало еще хуже. Витя попытался отвести взгляд, но не смог.
Это был почтальон, Николай Степанович. Вчера его лицо Витя заметил сквозь запотевшее окошко милицейского уазика.
Минута, в течение которой они смотрели друг на друга, показалась Вите вечностью.
Затем Николай Степанович шагнул вперед, едва не упал на повороте, но один из милиционеров поддержал мужчину за локоть и даже спросил:
— Вы хорошо себя чувствуете?
Николай Степанович сконфузился.
— Простите, оступился.
— Ничего страшного, здесь тройку всегда здорово мотает, лучше держитесь!
Почтальон кивнул, выудил из кармана три копейки, оторвал талончик и подошел к замершему от ужаса Вите.
— Привет, — сказал он хриплым простуженным голосом. В его голосе отчетливо слышались нотки извинения и крайнего смущения. — Я… это… — Он кивнул и пожал плечами.
— Здравствуйте, — тихо сказал Витя.
«Выбежать на следующей⁈ — лихорадочно соображал мозг. — Но тогда до больницы слишком далеко и есть вероятность, что бандиты идут следом, выслеживая его на такси».
— Ты… не бойся, — сказал почтальон… — Я ничего не делал… меня отпустили вот… просто шел там рядом, помог тете… Ольге Викторовне и вот…
Витя кивнул, посмотрел на Николая Степановича, в глазах которого стояли слезы и вдруг ему стало ужасно жалко этого маленького застенчивого человека. Тетя Оля его отвергла, это уже ни для кого не было секретом, и вот… еще и арестовали, да не просто так, а по жуткому подозрению…
Витя подался вперед и… решился.
Ему нужна была помощь взрослого, иначе… он не знал, что делать.
— Николай Степанович…
Почтальон поднял глаза. Одна лямка его пустой сумки упала, вторая еле-еле держалась на хлипком плече.
— За мной гонятся бандиты. Они избили моего друга… Шершня… вы знаете Влада… он сейчас в больнице, в реанимации. Я… я не знаю, что мне делать… они придут к нему и будут пытать, потому что хотят что-то получить от него… — Витя вытер тыльной стороной ладони набежавшую слезу. — Я должен предупредить его, помочь! — Он посмотрел на поредевшую стайку курсантов, продолжающих спорить о чемпионате. — Но ведь меня даже не пустят в больницу!
Николай Степанович поправил сумку. Витя подумал, что сейчас он обернется и крикнет милиционерам:
— Ребята, вместо того, чтобы обсуждать футбол, помогите лучше мальчику и его другу! За ними гонятся бандиты!
Но вместо этого, он положил Вите руку на плечо, наклонился и прошептал:
— Несколько дней назад я видел, как утром за Владом шли какие-то парни. Я не придал этому значение, хотя они показались мне странными, нездешними. Вчера вечером один из них стоял под деревьями в роще. Я видел его там. Такой высокий, дылда.
Изумленный Витя кивнул.
— Да! У него еще на руке эта… как у зеков… татуировка с черепом!
— Татуировка? С черепом? Это не зеки… — Николай Степанович покачал головой. — Это куда опаснее… Когда это случилось? Когда увезли Влада? — быстро спросил он.
— Сегодня! Они пришли ко мне домой, Шкет… — Витя осекся, — мой одноклассник показал, где я живу.
— А ты тут причем? — почтальон оглянулся, но никто на них не смотрел.
Трамвай обогнул небольшой рынок, на следующей остановке нужно было выходить.
— Я застал драку и помешал им… потом приехала скорая и милиция… Влада увезли. Он был весь в крови и потерял сознание. А меня допрашивали. Но я их никогда не видел раньше. Так и сказал. А сегодня, когда они за мной погнались, я убежал через институт, там есть черный ход… но Черныш схватил одного… — Витя с тревогой глянул на трамвайную колею. — Скорее всего, они тоже направляются в больницу.
— Черныш… — Николай Степанович чуть заметно улыбнулся. — Если он схватит, то вряд ли просто так отпустит. — Почтальон спохватился. — Иногда я заменяю Веру Никитичну на двадцатом участке — это где больница и ношу туда почту. Кажется, я знаю, как пройти к Владу. Идем! — Они выскочили из открывшейся двери и направились быстрым шагом по дорожке, покрытой густым ковром осенних листьев.
Неприметный автомобиль с затемненными стеклами остановился на остановке. Из него вышел человек в темном плаще, подошел к киоску «Союзпечать», попросил газету «Советский спорт», расплатился и сел обратно в машину. Некоторое время машина стояла на месте, потом резко тронулась с места и через минуту никто бы и не вспомнил о ее существовании.
Глава 28
— Быстрей, быстрей, Николай Степаныч, — Витя подгонял почтальона, постоянно его опережая и с мольбой поглядывая на семенящую позади фигуру в темном мешковатом и измятом пальто.
Мужчина торопился, но после бессонной ночи и длительного допроса в милиции, ноги отказывались ему повиноваться. Порой он оступался или делал случайные нелепые движения и со стороны могло показаться, что прямо с утра мужчина навеселе.
Впрочем, редкие прохожие не находили ничего особенного в шестикласснике с портфелем в руках и мужчине в темном плаще с вместительной сумкой, болтающейся у него на плече, и спешили по своим делам: большинство — на трамвайную остановку.
К многопрофильной больнице поднималась длинная лестница из красного булыжника. С обеих сторон под сгорбленными фонарями стояли угловатые лавочки — в основном пустые, холодные и одинокие. Несколько важных ворон расхаживали по ним, высматривая в мусорных ящиках что-нибудь интересное.
— Я уверен, что в детскую его не повезут, сюда ближе в три раза, — Николай Степанович смахнул выступившие капельки пота со лба. — Да и врачи тут опытнее. Лет десять назад среди ночи я проснулся от жуткой боли в животе, подумал, что отравился и если бы не хирурги этой самой больницы, вряд ли бы шагал сейчас рядом с тобой. Острый аппендицит.
— Будем надеяться, — Витя поежился.
— За что они его избили все-таки? — запыхавшись на подъёме спросил Николай Степанович.
— Честно говоря, не знаю… — Витя перекинул довольно тяжелый портфель, набитый учебниками из руки в руку, потом что-то вспомнил, расстегнул замок и вытащил флягу, обтянутую довольно непрезентабельным брезентом. — Будете? Это шиповниковый чай. Шершень сам сделал.
Николай Степанович остановился. Минутка отдыха ему явно не помешала бы. И хотя фляга выглядела не очень, он протянул руку и сделал пару глотков.
— Какая вкуснятина!
— То-то же.
Витя отпил немного и закрутил флягу крышкой на цепочке.
— Я слышал, что они говорили про какие-то деньги, якобы… он должен им платить за что-то. То ли по рублю в день… то ли больше, я точно не расслышал. Может и по рублю.
Николай Степанович присвистнул.
— Это же тридцать рублей в месяц. Откуда у десятиклассника такие деньги? У меня зарплата… — тут он осекся, но решив, что терять уже особо нечего, продолжил грустным голосом: — семьдесят рублей. Иногда выходит восемьдесят, но это нужно брать еще участок, а у меня спина не очень… да и вообще…
Витя понимающе кивнул, чем немного подбодрил почтальона.
— У меня мама сто пятьдесят зарабатывает. Зато вы везде гуляете, все видите… я бы тоже так хотел. Чем сидеть все время в прачечной. Там еще и воняет постоянно химикатами, порошками, гладильными машинами…
Николай Степанович кивнул.
— Зато тетя Оля хорошо получает, — сказал Витя. — Я слышал, как они с мамой на кухне разговаривали. Выходит рублей двести пятьдесят, а еще какие-то шабашки и левак. Что такое шабашки, а? Может и вам…
— Идем, идем быстрее! — заторопился почтальон.
Витя понял, что сгоряча сморозил глупость и, сконфузившись, ускорил шаг. В лестнице кое-где отсутствовали булыжники и нужно было внимательно смотреть под ноги, чтобы не оступиться и не расквасить нос.
Периодически Витя оглядывался, высматривая на спуске подозрительные лица, но парк, раскинувшийся перед больницей в этот час, был немноголюден.
— Если его здесь нет, — вдруг сказал Николай Степанович, — значит, поедем в шестую детскую, а потом — в Склиф. Если травма серьезная, повезут в Склиф, конечно.
— А почему вы сказали, что эта татуировка… в общем, череп на руке — еще хуже, чем тюремная?
Николай Степанович посмотрел на Витю и лицо его сразу стало озабоченным, напряженным.
— Не хуже. Опаснее. Я не знаю, что ты в точности увидел на руке этого бандита, но если рисунок и впрямь представляет собой череп с ожерельем из лезвий, как ты говоришь, то это означает причастность к культу некромантов. Они обращаются к душам умерших, чтобы узнать будущее. И не только узнать, они верят, что с помощью особых ритуалов можно это будущее изменить, в своих, разумеется, корыстных целях. Естественно, эти секты строжайше запрещены у нас в стране и я, честно говоря, сомневаюсь, что ты мог такое видеть. В любом случае, в большинстве случаев подобными вещами занимаются психически нездоровые люди, фанатики.
Витя вспомнил жуткие глаза долговязого и ему стало не по себе.
— Они могут узнать будущее? — тихо спросил он.
— Они думают, что могут. На самом деле, конечно же, нет. Как можно узнать будущее? Или, тем более, изменить. Это невозможно. Но ритуалы, которые они используют, и вся внешняя атрибутика культа воздействуют на подсознательный уровень, ты поневоле начинаешь им верить.
— А если я… — начал Витя, но оборвал предложение на полуслове. Они вышли на небольшую площадку с засохшими прутиками, которые еще месяц назад были пышными цветами — впереди виднелся парадный вход больницы, возле которого прохаживались посетители и больные, отличающиеся спортивной формой одежды. Если бы рядом находился стадион, можно было подумать, что вот-вот начнется какое-то соревнование. Справа в торце здания стояли две машины скорой помощи, на крыше одной из них полыхал голубой проблесковый маячок.
— Номер машины случайно не запомнил? — спросил Николай Степанович, кивнув на скорую.