С трудом они ковыляли по бетонному коридору, который казался бесконечным.
Наконец, впереди показалось слабо освещенное пространство. От осознания, что сейчас, возможно, ему придётся увидеть множество застывших, холодных, мертвых людей, у Вити заныло под ложечкой.
Шершень по-прежнему слабо ориентировался, хотя и шел почти самостоятельно. Периодически он останавливался и отдыхал, показывая, что сильно кружится голова.
— Влад, что мы потом будет делать? Когда пойдем?
Шершень точно слышал его речь и даже, вроде бы, понимал вопросы, но ничего не отвечал и от этого Вите становилось еще страшнее. Тащить только-что прооперированного друга через город, где на каждом углу подстерегала опасность было выше его сил.
Он уже хотел повернуть назад, кинуться к первому попавшемуся врачу и рассказать обо всем, чтобы тот что-то сделал, что угодно — да хотя бы позвонил маме с рабочего телефона! Скрипя зубами, Витя сдерживал себя, вспоминая про странное непонятное слово, как-то упомянутое училкой по литературе: малодушие. Это когда вы трусите и вместо того, что должны сделать, делаете, что легче, идете самым простым и безопасным путем, — говорила она и приводила в пример то Александра Матросова, то Николая Островского, то своего деда, прошедшего Великую Отечественную от Москвы до Кенигсберга и получившего тяжелое ранение при штурме города-крепости.
Витя не знал ни Матросова, ни Островского, зато прекрасно помнил своего отца.
— Давай, еще немного! — Шершень снова как-то обмяк и почти целиком повис на его плече.
Едва переставляя ноги, Витя подошел к лифту и нажал кнопку. Он подумал, что если лифт не сработает, то подняться наверх они уже точно не смогут.
Однако кабина пришла довольно быстро. Двери раскрылись, приглашая их войти. Лифт был большим, грузовым, сюда, при желании можно было уместить человек пятнадцать, а то и больше.
На квадратной алюминиевой панели управления было всего две кнопки: черная, означающая нижний этаж и белая — верхний. Никаких «Стоп», «Диспетчер» или подобных кнопок, как в обычных лифтах. Витя нажал на белую кнопку и лифт довольно бодро взмыл вверх.
Когда дверцы разомкнулись, он с опаской глянул перед собой. Большое помещение, стены которого покрывал тусклый больничный кафель, изъеденный паутиной трещин, освещалось двумя тусклыми желтыми лампами со стальными абажурами. Справа у стены в хаотичном порядке теснились пустые каталки, на которых белой краской были видны кривые буквы «ИНВ № 33178». Слева стояли еще две, но уже накрытые простынями, под которыми, он в этом мог поклясться, кто-то или что-то лежало.
Витя почувствовал слабость и жуткий страх, ноги предательски задрожали. Как ни старался он смотреть в другую сторону, боковым зрением все же увидел свисающую стопу воскового белого цвета и кисть руки… это была, женская кисть, пухлая, с толстенькими пальцами, которые оканчивались ярко-красными ногтями.
— Не-е с-смотри т-туда… — услышал он тихий голос над ухом и вздрогнул что есть силы.
Шершень прижал его к себе и обернул огромным плащом старика, источавшим странный аромат костра, хлеба, самогона и курева. Они медленно двинулись вперед, тесно обнявшись и глядя на видневшийся впереди проход.
Внезапно сбоку отворилась почти незаметная дверь, окрашенная белой краской и наперерез им выкатилась еще одна тележка, которой управлял бесформенный человек в окровавленном халате, очках, заляпанных чем-то желтым и шапочке, тоже, видимо, бывшей когда-то белого цвета.
Мужчина широко улыбался, будто только что выиграл в лотерею и до него не сразу дошло, что перед ним стоят двое школьников.
То, что лежало перед ним на тележке… — Витя прижал свободной рукой плащ к глазам и подумал, что не сможет сдержаться и обмочится от страха прямо здесь.
Шершень, покачиваясь, застыл на месте.
— Вы… эй… — сказал мужчина, с трудом остановив катящуюся по инерции тележку на резиновых колесах. — Вы кто такие⁈ Как сюда попали⁈ — не то изумился или даже вовсе не поверил собственным глазам санитар.
Шершень с трудом повернул голову и указал взглядом на лифт. Казалось, его вообще не трогает вид лежащего на каталке трупа после произведенного вскрытия.
Хотя, возможно, он просто еще не отошел от наркоза, — подумал Витя, лихорадочно соображая, что делать дальше. Бежать? Но с Шершнем далеко не убежишь. Что тогда? Выкручиваться, надеясь, что санитар их просто прогонит…
Санитар проследил за его взглядом, но, видимо не поверил. Он обошел каталку и встал прямо перед нею, загораживая своим крупным телом вид на то, от чего Витя с трудом прятал взгляд, проникающий даже сквозь стариковский плащ.
— Что с тобой случилось? — санитар протянул руку к висевшей на перевязи руке Шершня, но тут же отдернул ее, словно прикасаться к живым людям ему было неприятно. — Ты… ты в зеркало себя видел?
Шершень повернул голову — на белой кафельной стене между шкафом с патологоанатомическим инструментом и дверью с табличкой «Вход воспрещен», висело длинное прямоугольное зеркало с десятком наклеек от дефицитной жвачки с моделями автомобилей. В зеркале показалось лицо с десятком швов, измазанное йодом, белыми обескровленными губами и большими серыми глазами под высоким лбом, на который спадали длинные, давно нестриженые волосы. Можно было даже подумать, что Шершень — какой-нибудь хиппи, что-то не поделивший с металлистами или гопниками.
Санитар в ступоре вращал головой, не зная, что предпринять, когда дверь, над которой было написано «Вход воспрещен» открылась и оттуда появился человек в темной куртке и модном берете, совершенно не вязавшимся с этим местом. Выглядел он весело, щеголевато, как художник-аванградист, или даже как писатель, но, когда он увидел двух пацанов, замерших возле каталки с трупом и обескураженным санитаром перед ней, вся его веселость куда-то исчезла.
— Ша… Шанцев? Как это понимать? Кто это такие? — сказал мужчина, замерев в дверях.
— Сам не знаю, — сказал санитар. — Я… вот… — он жестом махнул за плечо, указывая на труп позади себя и, видимо не желая отходить от изголовья, чтобы дети не упали в обморок от результатов его труда.
— Я вижу, что ты вот…
— Это со мной, — перекрыв рокот холодильников и все голоса разом, раздался властный низкий бас, и мужчина в берете медленно повернулся.
Огромная тень легла на пол. Вите голос показался смутно знакомым. Николай Степанович? Не может быть, он уцелел и как-то их нашел⁈
— Но… детям нельзя здесь… — автоматически вырвалось у мужчины.
Санитар замер с открытым ртом. Потом медленно сказал:
— Я еще не успел подготовить…
— Ничего страшного. Ваш пациент уже никуда не спешит. Я позже его заберу.
— Вы так неожиданно, — сказал мужчина в берете. — Мы только к вечеру…
— Влад, идем, — пророкотал голос.
Услышав свое имя, Влад сделал шаг, обнял крепче Витю и они, сопровождаемые шокированным взглядом санитара, направились мимо мужчины в берете.
Щеголь посторонился, пропустив мальчиков. Было видно, что он жутко чего-то боится. Оказавшись в своеобразном предбаннике, сверху до низу заставленном свежими гробами, Витя повернул голову и увидел обладателя могучего голоса — это был тот самый мужчина, который встретил их на кладбище после приключений на Арбате: огромный как Кинг-Конг, заросший и такой же страшный на вид. Может быть, он занимался тяжелой атлетикой или даже культуризмом, Витя видел фотографии западных звезд, например, Арнольда Шварценеггера, но этот родственник, или кем он приходился Владу на самом деле, был еще в два раза больше. В той статье про культуристов было также написано, что они употребляют запрещенные вещества, очень опасные для здоровья, которые постепенно делают из человека обезьяну.
Черная Волга ждала их возле рампы. Кинг-Конг помог спуститься Шершню и Вите, открыл заднюю дверцу машины и усадил туда Влада. Витя залез следом.
— Постарайтесь не заставлять меня ждать, — медленно сказал здоровяк выскочившему на рампу мужчине в берете.
Тот быстро закивал.
— Все будет готов к восьми, как и…
Здоровяк закрыл свою дверь, не дослушав.
— Мне позвонил Саша… э-э… твой папа и я понял, что ты опять влип. Последний раз, когда я… — он осекся и посмотрел на Витю, затем надавил газ и Волга легко и резво выехала за больничные ворота, — … ты чуть не погиб и… нам пришлось… — он покачал головой. — Там вся больница на ушах! Бойня! Пропал ребенок, потом еще старик! Как ты вообще до такого додумался⁈
— Это не я додумался… — тихо простонал Шершень.
— А кто⁈ Кто додумался? Ты понимаешь, что…
Кинг-Конг посмотрел в зеркало заднего вида, брови его сошлись на переносице и на лице отразилось искреннее изумление.
— Он?
Шершень кивнул.
— Но мы же договаривались… Ай! Сам будешь разгребать. Если сможешь! — Волга вылетела на проспект и помчалась, нарушая все возможные правила дорожного движения, однако ни один милиционер не обращал на машину никакого внимания, словно она была невидимой.
Витя слушал их разговор, не понимая ни слова. Судя по всему, Шершень где-то очень сильно напортачил и теперь ему придется как-то все исправлять. Скорее всего, речь шла о потерянной по его, Виктора, вине, рации. Утопленной в толще фекалий на Арбате при попытке выполнить задание из неведомого будущего. Кому скажешь, не поверят! Мама точно не поверит, что вся эта каша, вся чехарда из-за него…
Тут же Витя подумал о Николае Степановиче, который бросился защищать их отход и ему стало жутковато. Он хотел спросить у бородача, но от страха не мог даже открыть рот в его присутствии.
— Домой тебе нельзя… — сказал Кинг-Конг, непонятно, к кому обращаясь. Значит поедем на работу. Саша отрабатывает последний день и увольняется. Да, вот так. А ты думал, что не будет никаких последствий⁈
Шершень закрыл глаза.
— Витя… тебя же Витя зовут? Куда тебя подбросить? Ты… ты, конечно, молодец, так помог Владу… Мы не ожидали… в общем, спасибо тебе. — Здоровяк повернулся и попытался улыбнуться, но вышло у него неважно. — Домой?