Услышав про дом, Витя похолодел, и бородач уловил его страх.
— Не бойся… именно эти ребята больше тебя не потревожат.
— Именно эти? — пролепетал Витя.
— Именно эти, — отрезал бородач. — Когда-нибудь, может быть, будут другие. Но сейчас ты в безопасности. И твоя мама. Можешь спокойно идти домой.
— А Влад?
— Владу сейчас нужно подлечиться. У меня есть возможность достать ему путевку в санаторий. Вы обязательно увидитесь позже.
От слов мужчины Витю пробрал мороз. Возникло ощущение, что они больше никогда не увидятся.
— На, возьми, — Витя залез в карман, достал ключ от подвала и протянул Шершню. — И я еще там взял…
Шершень накрыл его руку своей и покачал головой.
— П-пусть побудет п-пока у-у тебя. До н-нашей вс-с-стречи. И ты м-мо-ожешь… ты можешь п-приходить туда, е-е-сли тебе нужно будет п-побыть где-то… п-пусть это будет и т-твое убежище тоже.
Витя изумленно посмотрел на друга, потом медленно перевел взгляд на Кинг-Конга, но тот увлекся рулежкой и не обращал внимания на их разговор. Вите даже показалось, будто бородач словно слегка заискивает перед Шершнем, точнее говоря, как бы подчиняется ему, но поразмыслив, Витя решил, что это всего лишь проявление естественного участия к тяжело травмированному родственнику.
— Но… я не могу… ты ведь там…
Шершень покачал головой и еще плотнее сжал его руку с ключом.
— Обещай, ч-что вернешь м-ма-а-гнитофон. Э-это очень важно.
От переполнявших эмоций и еще более усилившегося ощущения, что они больше никогда не увидятся, Витя затрясся всем телом.
— Я… я обещаю. Я заберу его.
— Х-храни его в-в подвале. Н-никому и никогда н-не расска-азывай о нем.
— Да, я понял, но…
— И… еще о-одна вещь. В-все, что ты делаешь, б-буква-ально все, и-имеет значение и о-отражается на б-бу-удущем. Не только на т-твоем. На б-будущем всех нас. П-поэтому п-прежде чем что-то сделать, п-по-одумай хорошенько. Ты п-понял?
У Вити кружилась голова.
— Да.
— Я н-не могу т-тебе сейчас все о-объяснить.
На лбу Влада выступила испарина и он как-то посерел. Его кисть, лежащая поверх руки Вити, ослабла, а потом и вовсе безвольно соскочила и упала на кожаное сиденье.
Голова Шершня откинулась на подголовник, глаза закатились.
— Стойте! Стойте! — закричал вдруг Витя, немея от ужаса. — Влад потерял сознание!
Водитель притормозил, затем резко свернул на обочину и остановился. Мужчина действовал четко, как автомат. Он достал аптечку, выудил тонкий шприц с серебристой иглой, напоминающей человеческий волос и сказал Вите:
— Мы сейчас недалеко от прачечного комбината. Сумеешь добежать?
Витя кивнул.
— Тогда давай. Не подведи.
Витя открыл дверцу и выскочил наружу. Ему не хотелось смотреть на Шершня, он боялся, что если взглянет на друга, то увидит его мертвым.
— Не переживай, с ним все будет хорошо, — сказал водитель голосом, в котором не приходилось сомневаться. — Беги! У тебя много дел.
Черная Волга неожиданно вздрогнула. Из ее багажника раздался сдавленный стон. Здоровяк, в руках которого застыл тонкий шприц, замер, потом повернулся к Вите и пожал плечами.
— Кажется, мне тоже нужно поторапливаться. — Он влез на заднее сиденье и закатал штанину на ноге Влада. Потом повернулся и крикнул.
— Эй, забери свой плащ.
— Это не мой… — попятился Витя.
— Все равно забери. Мне он тут не нужен.
Витя схватил плащ, прижал портфель к груди и понесся по улице. Его душили слезы бессилия и какого-то странного чувства, похожего на благодарность. Шершень доверил ему самое важное, что у него было. Свою тайну. Но он чувствовал, что это лишь верхушка, самая малость, которая ему приоткрылась, а сколько еще ему предстоит узнать…
Когда Витя добежал до угла прачечного комбината и обернулся, черной Волги уже не было. Он даже подумал, что ее, может быть, вообще не было и все это лишь плод его разыгравшегося воображения.
Он полез в карман куртки, чтобы посмотреть на ключ от подвала и заодно напомнить себе, что все произошедшее — не сон, но вместе с ключом нащупал кое-что еще.
Сердце его забилось так быстро, что Витя с трудом заставил себя не вскрикнуть.
Он вынул руку из кармана и растопырил пальцы.
На ладони лежал спичечный коробок. Слегка помятый, на нем было написано:
«Хозяйственные списки. 120 штук. Ф-ка Пролетарское знамя, г. Чудово. ГОСТ 1820−77. Ц. 2 К.»
Ему не нужно было открывать коробок, чтобы узнать, что в нем лежит. Витя лишь слегка встряхнул его и мохнатое тельце зашуршало внутри словно живое.
Шершень.
Глава 31
Шаров неловко повернулся, задел плечом шкаф и тот зашатался, грозя рухнуть на пол — но он не обратил на это никакого внимания. Лицо его выражало явное замешательство.
— Но я бы… я бы знал, — пробормотал он. — В деле должно было быть, что ты… — Он выхватил карточку из рук Виктора и пробежал ее взглядом.
— Шизофрения… параноидная форма… непрерывное течение… Галлюцинаторно-бредовой синдром… — он поднял глаза с сильно расширившимися, словно у наркомана, принявшего дозу, зрачками и посмотрел на Виктора. — С таким диагнозом суд должен был отправить тебя на принудительное лечение… что за чертовщина? Что происходит? Почему этого не было в деле⁈
Виктор поднял руку и остановил раскачивающийся шкаф.
— Потому что я здоров.
В комнате стало очень тихо. Они стояли друг против друга как тени, почти в полной темноте, глаза их светились странным голубоватым блеском и можно было подумать, что мужчины сейчас бросятся друг на друга, сцепятся в смертельной схватке.
Шаров тяжело дышал. Виктор сжал кулаки. Каждый в это мгновение прокручивал прошедшие события, пытаясь отыскать в них хоть каплю настоящего, реального, но и один и второй ощущали себя рыбинами, брошенными на песчаную отмель, мельчайшими песчинками, щепками в водовороте времени.
— Ты вообще был там? — тихо спросил Шаров.
— Где?
— В колонии. Или ты сбежал отсюда, из этой больницы и… пришел ко мне, чтобы… да нет, этого не может быть… — майор замотал головой, будто отмахиваясь от дурной, назойливой мысли, которая, тем не менее, казалась самой правдоподобной.
— Чтобы что? — Не шелохнувшись, Виктор стоял, напротив полицейского, сжимающего в руках желтоватую, со смятым уголком картонную карточку.
— Чтобы… использовать меня в каких-то своих сумасшедших целях! В которых, может быть, вообще нет никакой логики, а только одна паранойя! — И Шаров рассмеялся, негромко, но злобно.
Потом он отступил на шаг, поднял карточку к глазам.
— Это же… здесь твоя свежая фотография!
— Да, — сказал Виктор. — Она сделана примерно год назад в колонии. Они пытались меня достать оттуда, но у них не получилось. Начальство колонии было уверено, что я сам придумал про шизофрению, чтобы досрочно выйти и поэтому назло пригласили своего эксперта, который, разумеется, написал, что я абсолютно здоров, а значит, буду сидеть от звонка до звонка.
Пространство между мужчинами потрескивало от напряжения. Еще мгновение, еще одно неосторожное слово и…
Внезапно Шаров улыбнулся, если это можно было назвать улыбкой, потом вдруг снова замер.
— Слышишь, слышишь это?
Виктор кивнул.
— Да.
— Так значит, мне не показалось?
— Это сороковая симфония Моцарта… аллегро… — Мужчины замерли, вслушиваясь в едва уловимый тонкий, почти невесомый звук. — Она начинается всегда так неспешно… — чуть слышно сказал Виктор, — с лиричной мелодии скрипок, потом… действие нарастает, становится резким, мрачным… Слышите? Вы слышите⁈
Шаров почувствовал, как по спине пробежали мурашки и забилось сердце, потому что эту мелодию он знал наизусть.
Он отступил еще на шаг. Карточка выпала из руки и спланировала на дощатый пол — ровно между ними.
— Это… он? Он — тут?
Виктор кивнул.
— Да.
— Ты за этим ко мне пришел?
— Да. А кто бы мне еще поверил? Кто?
Шаров посмотрел в маленькое мутное окошко под потолком, в котором то показывалась, то исчезала серебристая безжизненная луна.
— Пожалуй, никто… — сказал он медленно.
— Верно. Поэтому я пришел к вам.
— Почему же они тебя не искали? Почему не взяли, когда ты вышел — прямо у ворот колонии, или, на худой конец, когда приехал домой, если так хотели заполучить?
— Они были у ворот, когда я вышел, но меня вызвался подвезти до города один охранник, с которым я был в хороших отношениях и они не рискнули. Поэтому просто выжидали удобного случая… Помните машину возле опорного пункта, вы сказали тогда, что там никто никогда не останавливается?
Шаров кивнул.
— Все это время они следили за мной, но были уверены, что все под контролем и я никуда не денусь. Ну и самое главное… они получили то, что хотели.
Шаров замер с открытым ртом.
— А что они хоте…? — Недосказав, он оборвал вопрос на полуслове, потому что внезапно до него дошло. Лицо полицейского застыло. Палец, лежащий на застежке кобуры, щелкнул замком — майор медленно повернул голову, напряженно вслушиваясь в тишину.
— Вас. Они хотели вас.
— Зачем?
Виктор медленно опустил руку в карман куртки. Глядя как еще сильнее напрягся Шаров, достал телефон.
— Я не знаю. Смотрите. — Он повернул экран к майору и тот прочитал в переписке Одноклассников: «Девушка в обмен на бегуна. Приведи майора к воротам больницы в три часа ночи».
Шаров быстро взглянул на часы.
— Еще два с половиной часа.
Виктор заметил, как рука полицейского соскользнула с кобуры.
— Значит, он тут, — сказал Шаров. — Моцарт. Он здесь.
— Да.
— Ты знаешь его? — майор в упор посмотрел на Виктора, но тот выдержал пронзительный взгляд.
— Теперь да.
— Ты мог сдать меня и получить свою девушку. Ведь это я расследовал твое дело. Это я не поверил ни одному твоему слову и засадил тебя на семь лет. Почему же… ты так поступил? — в словах майора сквозило удивление. — Ты же помнишь? Помнишь допросы? Помнишь, как я…