— Нет. Не помню. — Виктор нагнулся, поднял свою карточку и всмотрелся в изможденное лицо мужчины на фотографии. — Я почти ничего не помню из тех событий. Все как будто смешалось, превратилось в сплошную кашу из лиц, событий и дней, серых, унылых, бесконечных дней. — Он взглянул на Шарова. — Я даже лицо ее забыл! Понимаете⁈ — Слезы блеснули на глазах парня, и майор отвернулся, чтобы не видеть их.
— Как думаешь, что им нужно? Точнее — ему?
Виктор сунул карточку в карман куртки.
— Возможно, он хочет, чтобы вы, наконец, его поймали. Вы же знаете, что серийные убийцы втайне желают этого, подпуская преследователя, охотника все ближе. Он жаждет славы. Признания. Может быть, он устал ждать вас? Может быть, уже не надеется, что статья о нем когда-нибудь появится в Википедии.
Шаров вытер пот со лба.
— Еще есть версии?
— Учитывая, что дело не совсем обычное, есть и другая версия.
— Ну…
— Он все знает. Вообще все.
Шаров посмотрел на Виктора странным взглядом.
— Ты имеешь ввиду этот… магнитофон?
— Да. Именно поэтому вы не могли поймать его. Он всегда был на шаг впереди. Он опережал вас даже тогда, когда ваши шансы были стопроцентными. Ведь были такие случаи?
Шаров задумался и нехотя кивнул.
— Пожалуй… были. В любом расследовании такое случается. И как ты это объяснишь? Только, пожалуйста, не говори, что ты и есть Моцарт… это будет слишком даже для меня…
Несмотря на то, что Шаров до сих пор не верил в чепуху, рассказанную Виктором, кажется, до него начало доходить. По крайней мере, все те неувязки, трагические случайности — вроде гибели первого следователя, — капитана Серпухова, который упал с моста, катаясь на велосипеде, десятки досадных нелепостей — то вещдоки пропадут, то пожар в морге не позволит провести генетическую экспертизу трупа — словом, неудачи преследовали следствие практически с самого начала этого странного дела. Шаров не был суеверным, но он давно подозревал: тут что-то не так.
Но также он хорошо помнил слова завкафедрой криминалистики: «Если следствие застопорилось, отбросьте самое невероятное. Остаток и будет тем, что вы ищите». Но как тут отбросить самое невероятное, если все дело было словно вылеплено из этих невероятностей?
— Какой у тебя план? И… наконец, расскажи, кто же он, этот чертов Моцарт?
Виктор опустил руки, повернул голову, заметил стул возле шкафа и пододвинул к себе. Потом сел и жестом призвал майора последовать своему примеру.
— Это не так быстро. Поэтому присаживайтесь.
Шаров отмахнулся, но потом, подумав, сел прямо на ближайший стол, жалобно скрипнувший под его весом.
— Валяй, только не затягивай.
Виктор кивнул и спокойным ровным голосом, словно рассказывал он самую обыкновенную историю, начал:
— Вообще-то вы давно с ним знакомы. После того, как в тот самый день на стадионе «Динамо» я выскочил из раздевалки, вошел он. Вы говорили недолго, но именно его слова стали для вас пророческими.
Шаров встрепенулся и поднял голову. На лице майора застыла гримаса мистического ужаса.
— Откуда?.. Откуда ты это знаешь?..
Глава 32
— Дяденька, не подскажете, сколько сейчас время?
— Правильно говорить, времени, — мужчина в длинном пальто оттопырил рукав и взглянул на серебристые часы. — А времени сейчас — половина пятого, дружок. Успеваешь?
— Спасибо, — буркнул Витя в ответ и подбежал к вывеске комиссионного магазина, возле ступенек которого стояли несколько щеголеватого вида парней в джинсах. Один из них был в модной болоньевой куртке бежевого цвета и голубой спортивной шапочке «Адидас».
«Кто носит фирму Адидас, тот завтра Родину продаст», — автоматически подумал Витя, облизнувшись при виде невероятно красивого головного убора, о котором он мог только мечтать.
Искоса поглядывая на парней, Витя принялся изучать часы работы магазина, поневоле прислушиваясь к разговору молодых людей.
— … с утра принесли магнитофон, думаю взять его, только за деньгами нужно сходить.
— Это кассетник который? Триста вторая Электроника?
— Да ну! Зачем он мне? Кассеты слишком дорогие, да и не найти их. У Веника такой, постоянно мучается, пленку жует. Я говорю про Комету, только сегодня кто-то сдал. Всего триста пятьдесят рублей, как новый! И… я тебе еще по секрету скажу…
Второй парень, лопоухий и смешной подошел поближе и Вите пришлось напрячь слух, чтобы услышать их разговор.
— … это экспериментальная модель «Кометы». Их было выпущено всего несколько десятков штук, и вообще-то они в торговлю не попали, сразу свои разобрали. Скорее всего, тот человек, кто сдал товар, просто не знает, какая это редкость!
Витя чувствовал, как сердце чуть ли не выпрыгивает из его груди.
Парни встали друг к другу еще ближе.
— В общем, у этого магнитофона есть функция наложения записи. Представляешь?
Брови лопоухого взлетели вверх.
— То есть, он может записывать поверх? Как студийный⁈
— Ага, — ответил его друг и самодовольно ухмыльнулся. — А знаешь, как я это узнал?
— Как? — зачарованно спросил лопоухий.
Но Витя уже не стал дослушивать их разговор и ринулся внутрь магазина.
— Мелкие бегают на компьютер смотреть, — засмеялся джинсовый. — В общем, смотри, на задней крышке есть цифры и буквы…
— Тетенька! Где у вас «Комета» стоит? — Витя подлетел к кассе и, не поздоровавшись, огорошил вопросом надменную продавщицу, оглядывающую зал и приценивающихся покупателей. Она сразу видела, кто из находящихся в торговом зале пришел просто поглазеть, причем уже не первый раз, а кто совсем скоро подойдет к кассе с толстым кошельком. Были среди покупателей и несколько постоянных клиентов, которые ждали заветного сигнала из-за портьеры о поступлении дефицитного товара.
— Комета? — продавщица не сразу поняла, о чем речь. Запыхавшийся мальчуган, показался ей знакомым, но она не смогла вспомнить, где могла его видеть. — А… да… бобинник? Комета что ли?
— Да!
— Вот же он, — она махнула рукой в сторону нижней полк, где и замер Витин аппарат в окружении двух магнитофонов классом пониже.
«Конечно, по частотам он весьма неплохой, — говорила она интересующимся покупателям, но модель уже слегка устарела, и уж конечно, ни в какое сравнение не идет с японской техникой, выставленной на верхней полке». Тут она обычно слегка поворачивалась, чтобы выгодно подчеркнуть талию, грудь и свой точеный профиль и указывала на магнитофоны «Шарп» и «Панасоник», блестящие, современные, выглядящие словно инопланетные диковинки посреди глухой безлюдной степи.
— Я хочу его купить, — выпалил Витя, не дав ей опомниться. — Можно?
Он боялся, что она ответит — нет, детям или школьникам не положено или что-то в этом роде, но она слегка поджала губки и сказала:
— Мальчик, а ты видел, сколько он стоит?
— Триста пятьдесят рублей. Летом я собирал лекарственные травы, сушил, сдавал в аптеку и заработал, — сказал Витя невозмутимым голосом.
— Травы? — переспросила она, пытаясь понять, о чем речь.
Витя кивнул.
— Да. Травы. Килограмм лепестков васильков стоит двадцать пять рублей. А вот липа, например, четыре рубля восемьдесят копеек. А зверобой рубль двадцать.
— Ну… вообще-то… — Она задумалась, потом отдернула штору и крикнула в темный коридор: — Зоя Аркадьевна, тут школьник «Комету» хочет купить за триста пятьдесят. Продадим?
После секундной паузы в темноте показался силуэт дородной женщины, чем-то похожей не тетю Олю. Огромный начес на голове и золотые кольца на пальцах выдавали в ней директора магазина.
Она оглядела Витю с головы до ног и сказала:
— А чего не продать? Он же гражданин СССР. Если заработал деньги честным трудом, значит, имеет точно такое же право, как и… — она задумалась, обвела зал пристальным взглядом и закончила: — Как Борис Абрамович, который никак не может выбрать телевизор. Я права, Борис?
Мужчина с лысиной в углу зала, замерший напротив японского телевизора, услышал свое имя, обернулся и его хитрое лицо озарила белозубая улыбка.
— Вы всегда правы, Зоя Аркадьевна.
— Ну вот, что я говорила. Продавай.
Витя слушал их разговор, с замиранием сердца поглядывая на дверь. Если вернутся те парни, возможно, они его побьют. Вернее, точно побьют.
— Только… у меня сейчас с собой денег нет. Можно я домой сбегаю, а вы пока… — он забыл слово и покраснел, но тут же вспомнил — так говорила мама, когда ей не хватало денег и нужно было срочно ехать к тете Оле в столовую, чтобы занять. — Отложить. Вы не могли бы его отложить?
Директриса нахмурилась.
— Отложить? Вообще-то мы так не поступаем…
— На часик! — взмолился Витя. — Всего на часик!
Директриса вздохнула.
— Ладно. Семенова, засеки ровно час. Если через час покупатель не заберет товар, сними табличку — и она протянула продавщице белую бумажку с надписью «ОТЛОЖЕНО».
Семенова кивнула.
— Хорошо, Зоя Аркадьевна. Сейчас без пятнадцати пять. Без пятнадцати шесть я уберу эту табличку. Так что, если не хочешь проворонить, — она взглянула на Витю, но тот уже спешил к выходу.
Борис Абрамович, отвлекшись от новой модели телевизора «Шарп», вздохнул:
— Вот молодежь пошла, нет бы книжки читать, с друзьями футбол гонять, как мы в свое время… никаких телевизоров, никаких магнитофонов… а сейчас только и мысли, где взять новые записи «Моден токин».
— И не говорите, Борис. То ли еще будет… Кстати, вы подумали? Берете «Шарп»?
Мужчина в дорогом кашемировом пальто едва заметно улыбнулся.
— Мой друг хотел бы сразу с видиком, если это возможно…
Директриса сделала незаметный жест рукой, и мужчина кивнул.
Парни на входе уже разошлись. Витя заметил на другой стороне улицы возле булочной мелькнувшую болоньевую куртку и побежал со всех ног. Появившуюся мысль, что, возможно, будет быстрее на трамвае он отринул, глянув на отъехавший забитый до отказа вагон. Пятница, на многих предприятиях сокращенный день, люди спешили по магазинам и домой.