Да, скорее всего, проблемы со здоровьем начались в университете. Он был старше всех на курсе и в целом учиться ему было не сложно и даже интересно — если бы не эти периодические вспышки, из-за которых на него начали косо смотреть. На практическом занятии по «Первый помощи» где-то в середине семестра он вдруг потерял сознание. Сначала доцент Лысенко, профилем похожий на Юлия Цезаря, подумал, что студент решил пошутить или вовсе уснул. После грозного окрика Шаров не пошевелился, продолжая лежать на парте. Занятия пришлось прервать.
Тем не менее, тщательное обследование не выявило никаких отклонений, ему разрешили учиться дальше. Но проблема не исчезла. Его постоянно преследовало ощущение провалов в памяти. Недосказанности. Словно бы кто-то взял и вырвал из его жизни не одну, не несколько страниц, а сразу целую главу.
Что могло случится? Почему некоторые события после рокового забега он не может вспомнить? Выпивка? Влияние алкоголя и стресса — такое он дал себе объяснение, но оно его не устраивало.
Что же произошло на самом деле, — вопрос не давал ему покоя. Травма головы? Падение с высоты? Может быть, какой-нибудь невероятный гипноз или сглаз? Будучи человеком совершенно не суеверным, Шаров, разумеется, не обращался к народным лекарям, экстрасенсам и прочим сомнительным специалистам, предпочитая проверенных, надежных докторов из системы.
Но те лишь разводили руками.
«Больше отдыхайте, пейте витамины, ограничьте спиртное, двигайтесь…» — вот и все советы, который ему удалось услышать в различных вариациях.
Но было кое-что еще… кое-что…
Позади себя Шаров услышал вздох, шум воды и обернулся.
— Ну как? Как ты?
— Вроде лучше, — ответил Виктор, растирая холодную воду по лицу.
— Что ты там заметил? На двери палаты… Тебе что-то показалось?
Виктор подумал секунду и кивнул. К чему отпираться? Они тут вдвоем и вряд ли ложь поможет им добиться общей цели.
— Да. Мне показалось…
Шаров напряженно ждал, вглядываясь в глаза парня и будто бы ожидая услышать от него нечто сокровенное.
Но тот лишь покачал головой.
— Мне показалось, что я увидел знакомую фамилию. Но… я не знаю этого человека, не помню такого. Вообще. Владислав Прокопьев. Вам что-нибудь говорит это имя?
Шаров посмотрел в окно туалета, выходящее на внешнюю сторону здания. Он увидел, как медленно открылись ворота и под ярким лучом прожектора проехала карета скорой помощи. Ворота закрылись.
«Куда они направились так поздно?» — подумал он.
— Нет. Пожалуй нет. Не слышал о таком.
— А… может быть… — Виктор осекся, но решил все-таки продолжить: — может быть вы когда-нибудь видели такой… как бы это сказать… спичечный коробок, а внутри… шершень. Знаете, такая большая оса?..
— Шершень? — Шаров медленно повернулся. — В спичечном коробке? Ты… откуда это взял вообще?
Виктор оторвал бумажное полотенце и вытер лицо. Глаза его в темноте блестели.
— Не знаю. Я видел. Просто видел, будто держу в руках спичечный коробок, потом открываю его, а там… шершень.
Шаров подставил кисть под текущую тонкой струйкой воду, намочил ее, потом провел по лицу.
— В конце первого курса наш препод по «Первой помощи», на занятиях которого я, так сказать, отключился первый раз, предложил сходить на консультацию к своему знакомому… который мог помочь мне. Внезапные приступы головной боли, похожие на мигрень, только гораздо более сильные. Честно говоря, я был уверен, что меня выгонят из универа, но специальная комиссия, которую собрали ради меня, ничего не обнаружила. И Лысенко посоветовал спеца, который принимал дома. Я долго ломался, потому что не верю ни в каких специалистов, особенно принимающих дома, но в конце концов, после очередного приступа согласился. В конце концов, я ничего не терял, а прием по дружбе был бесплатным. — Шаров пожал плечами. — Это сейчас полно специалистов по любому профилю, а тогда тех, кто занимался такими вот… психическими отклонениями днем с огнем не сыщешь. Да и чревато это было, особенно для курсанта милицейского вуза.
Виктор застыл у голой кафельной стены и расширившимися зрачками смотрел на майора.
— Собственно, ничего особенного не произошло. Я пришел, лег на кушетку. Потом… — Шаров встряхнул головой, будто пытаясь выкинуть из нее что-то и продолжил: — … потом услышал жужжание и посмотрел направо. Доктор сидел рядом на табуретке. В руках у него был коробок. Обычный такой, спичечный коробок. Довольно старый. Он держал его на раскрытой ладони и… в этом коробке что-то… жужжало. Мерный, протяжный, не скажу, что успокаивающий звук… я тогда очень удивился. Когда он чуть приоткрыл его, я увидел мохнатое тельце. Да, это несомненно был или шмель, или как ты говоришь — шершень. Вероятно, шершень, потому что размеров он был просто огромных.
— Господи… — прошептал Виктор.
— Доктор попросил меня сосредоточиться на жужжании. Что я и сделал. Больше ничего не помню. Однако, с того момента моя головная боль пошла на спад. Конечно, совсем не пропала, но… можно сказать, почти, почти исчезла… и самое главное, эти жуткие провалы в памяти… они как бы начали зарастать. чем-то заполняться.
Виктор смотрел на Шарова, будто перед ним в воздухе маячило привидение — страшное, ужасающее и… предельно реалистичное.
— Как такое может быть?
— Что? — спросил Шаров.
— У меня тоже… я тоже это помню… только…
Шаров быстро взглянул на Виктора, он уже догадался, о чем сейчас скажет парень.
— Ты — тоже? Тоже его видел? Ты держал его в руках?
— Да. И это был не сон, хотя… мне всегда казалось, что это именно сон — или детский, или взрослый, но какой-то расплывчатый, болезненный, и — слишком, слишком реальный и от которого вроде хочешь быстрее проснуться, а с другой стороны…
— Хочешь оставаться там… — тихо сказал Шаров, и Виктор кивнул.
— Да.
— Но как? Где это было?
Виктор ощупал позади себя холодный кафель, как делал это много-много раз когда-то давно, в том самом забытом сне.
— Здесь. Это было здесь.
С минуту они стояли друг против друга, будучи не в состоянии что-либо произнести. Мысли каждого были поглощены настоящим и прошлым. Пытаясь связать эти две тектонические плиты реальности, сошедшиеся прямо здесь, в этой точке — посреди замершего в глуши старого здания психиатрической больницы они встретились тут совершенно не случайно. И каждый видел что-то свое в глубине тех лет, что скрывала непроницаемая мгла.
После минутного молчания Шаров положил руку на плечо Виктора:
— Нам нужно идти. Ты сможешь?
Виктор кивнул.
— Если этот гад там… — Они снова взглянули друг на друга, пытаясь понять, об одном и том же человеке разговор или нет. — Я его пристрелю, — прошипел Шаров. Он быстро нагнулся, перевернул санитара на бок и сомкнул стяжку на худых запястьях.
— Чтобы сзади не напал, — буркнул майор.
Они вышли из туалета. В больнице стояла тишина, изредка прерываемая одиночными звуками спящих психов. Виктор снова взглянул на дверь палаты по другую сторону коридора. До его уха донесся едва уловимый шорох. Впрочем, это могло быть что угодно.
Шаров подкрался к пластиковой двери, из которой вышел санитар и осторожно глянул в щелку.
— Тихо! — он махнул рукой. — Идем!
За перегородкой располагался блок для санитаров и хозяйственные помещения. Они прокрались мимо кабинета, дверь которого была распахнута настежь. Внутри горела маленькая настольная лампа, а в белом чайном блюдце тлел скрюченный окурок. Форточка на окне была приоткрыта, оттуда, перебирая листы большой амбарной тетради, лежащей на подоконнике, периодически врывался свежий прохладный воздух.
На столе возле лампы покоилась связка ключей и Виктор сунул ее в карман куртку.
Шаров пошел вперед, прислушиваясь. У каждой двери он останавливался, осторожно нажимал ручку, но все было закрыто.
Следующая перегородка оказалась отделена решеткой, запертой навесным замком. Виктору пришлось повозиться, пока он подобрал нужный ключ. Сжимая довольно увесистую связку в руках, он поймал себя на мысли, что уже не раз делал так — только ключ был другим, странным, длинным, не похожим на другие.
Наконец, решетка поддалась.
Они взглянули друг на друга. По ту сторону их могло ждать что угодно. Шаров достал пистолет. Его зрачки в темноте казались огромными и зловеще блестели.
— Ну я и ввязался, — сказал он, нажимая ручку двери. — Черти что.
Центральный холл третьего этажа больницы был темен и тих. Посреди него покоились две огромные кадки с фикусами. На ветке одного из них на длинной нитке висела большая и круглая елочная игрушка. Она медленно, почти незаметно вращалась и серебряные звезды на ее боках магически перетекали одна в другую.
Прямо как в детстве, — подумал Виктор, замерев.
На нижнем этаже кто-то громко кашлянул. Звук разлетелся по больнице хлестким ударом и Шаров, подошедший к лестнице, встрепенулся, едва не оступившись.
Он взмахнул рукой, удерживая равновесие, схватился за перила, потом жестом показал, что опасности нет, но Виктор нутром почувствовал, как забилось сердце майора и задрожали его ноги.
Каждый резкий звук здесь вызывал всплеск адреналина и что-то в окружении, в атмосфере больницы было пугающим и даже отталкивающим. Виктор читал, что сковывающее ощущение неестественности, «киношности», будто смотришь на себя со стороны, называется дереализацией и может служить симптомом совершенно разных не совсем приятных психических состояний, требующих лечения как раз в таких местах.
Вот и сейчас он почувствовал, даже скорее увидел себя как бы немного сверху, со стороны сильно вытянутых, узких прямоугольных окошек высоко на стене. Увидел паренька, идущего вслед за человеком в белом халате, который держал в руках папку, за ними шла женщина, показавшаяся ему знакомой, но как часто это бывает во сне, он не смог вспомнить, кто она и откуда ее знает. Паренек шел медленно, опустив руки и понурив голову. Было видно, что идти за доктором ему сильно не хочется, но и сбежать он никак не может.