14. Лучший завет
Идея завета лежит в основе всего иудейского религиозного мышления. Поэтому вполне естественно, что автор послания обращается здесь к этой богатой богословской концепции. Впервые тема завета появилась ранее в 7:22, где Иисус назван «поручителем» или гарантом лучшего завета (diatheke). Чтобы глубже и вернее понять смысл и значение нового завета, необходимо рассмотреть три фактора, разъясняющие, почему новый завет назван лучшим по сравнению со старым. Автор анализирует лучший завет в свете его обетовании, его необходимости и его результативности.
1. Обетования нового завета (8:6—13)
Но Сей Первосвященник получил служение тем превосходнейшее, чем лучшего Он ходатай завета, который утвержден на лучших обетованиях. 7Ибо, если бы первый завет был без недостатка, то не было бы нужды искать места другому. 8 Но пророк, укоряя их, говорит: «вот, наступают дни, говорит Господь, когда Я заключу с домом Израиля и с домом Иуды новый завет, 9 Не такой завет, какой Я заключил с отцами их в то время, когда взял их за руку, чтобы вывесть их из земли Египетской; потому что они не пребыли в том завете Моем, и Я пренебрег их, говорит Господь. 10 Вот завет, который завещаю дому Израилеву после тех дней, говорит Господь: вложу законы Мои в мысли их и напишу их на сердцах их, и буду их Богом, а они будут Моим народом. 11И не будет учить каждый ближнего своего и каждый брата своего, говоря: познай Господа; потому что все, от малого до большого, будут знать Меня. 12 Потому что Я буду милостив к неправдам их и грехов их и беззаконий их не воспомяну более». 13 Говоря «новый», показал ветхость первого; а ветшающее и стареющее близко к уничтожению.
Но Сей Первосвященник… Эти слова предполагают совершенно новый тип взаимоотношений. С приходом Иисуса произошло что–то радикальное. Послание говорит о том, что даже в старозаветные времена завет Бога с людьми на Синае был не более чем временным соглашением. Кстати, нам важно знать, что был еще один завет, датируемый более ранними, патриархальными временами, а именно завет, заключенный с Авраамом, который Павел в Послании к Галатам уверенно называет вечным и непрерывным. Это был завет веры и обетования, а не закона и дел (как Моисеев). Итак, Авраамов завет вечен, однако, начиная со времен Иеремии, еврейский народ знал, что завет Моисея не вечен, так как пророк предсказал появление нового завета. Автор полностью цитирует отрывок из Книги Пророка Иеремии, в котором говорится о новом завете, и, как бы не удовлетворившись, повторно приводит часть этого отрывка в гл. 10. Разумеется, завет Моисея был недостаточен, и его временный характер ни для кого не секрет. Тем не менее автор вовсе не желает, чтобы иудейские читатели послания увидели в христианстве совершенно новую религию, потому что на самом деле оно является важнейшим исполнением старозаветного обетования. В Господе Иисусе дан прямой и единственный ответ на все принесенные жертвы, все обрядовые церемониалы и все священнические служения ветхого завета.
Почему необходим новый завет? На это есть три причины: старый завет был несовершенен, бессилен и устарел.
1) Старый завет был несовершенен
Ибо, если бы первый завет был без недостатка, то не было бы нужды искать места другому.
Надо отметить, что автор нив коем случае не говорит здесь об отмене нравственного закона, данного Богом. Этот закон, воплощенный в заповедях, по–прежнему жив и действует, и требует безусловного исполнения от каждого человека (Мф. 5:17–19; Рим. 7:7–12)[45], а для верующих стандарты еще выше (Мф. 5:20–48). Смысл стиха заключается в том, что все старые иудейские законы о жертвоприношениях, очищениях и т. п. были отменены Христом.
Любой христианин–иудей I в., читавший послание, не мог не заметить поразительного сходства между временем Иеремии и своей современностью. Несколько веков до этого этот пророк, обладавший очень ранимой душой, вглядываясь в будущее, видел мрачные перспективы для Иуды. Он видел Вавилонские армии, маршировавшие по иудейской земле и покоряющие ее города. Он знал, что придет время, когда стены Иерусалима будут разрушены, а его прекрасный храм будет превращен в груду дымящихся руин (4 Цар. 25:9,10). Однако Иеремия предсказывал и другие времена — времена восстановления и духовного обновления, когда с домом Израиля будет заключен новый завет. Подобное этому произошло в I в., когда палестинский иудаизм столкнулся с целым рядом катаклизмов не менее ужасных, чем те, которые выпали на долю их предков в VI в. до н. э. Римские армии расправились с евреями так же, как это сделали вавилоняне в дни Иеремии. Иерусалим был разграблен, а его храм разрушен. Евреи были рассеяны, оставленные пребывать в изоляции и отчаянии. В обоих случаях народ уповал на внешние знаки, на систему жертвоприношения, на храм, на ковчег Завета и на обрядовые церемонии (Иер. 3:16; 6:20; 7:1–7,21–23; 9:25). Но Иеремия предсказывал наступление перемен, времени нового завета, когда исполнение закона не будет касаться только внешних форм, а будет записан в человеческих сердцах.
2) Старый завет был бессильным
Новый завет был необходим, потому что старый мог только указать путь вперед, но он не мог дать человеку силы выполнять его требования. Они не пребыли в том завете Моем. Старый завет был обречен уступить место чему–то более превосходному. Это был всего лишь указатель пути для человека; новый завет давал ему силы идти по нему.
3) Старый завет устарел
Говоря «новый», показал ветхость первого. Старый завет действовал долгое время и исполнял очень важные Божественные замыслы, но теперь он близок к распаду или даже полному исчезновению. Новый завет, который предсказал Иеремия, явился во всем своем совершенстве в Христе и в совершенном Им деле. Следует показать пять характерных черт нового завета, предсказанного Иеремией: он примиряет, он записан в сердцах, он универсален, милосерден и надежен.
Во–первых, новый завет примиряет. Он должен быть заключен с домом Израиля и с домом Иуды (8:8). При правлении Иеровоама царство, объединенное в период царствования Саула, Давида и Соломона, разделилось на две части — Израиль и Иуду, и между ними поселилась вражда. Хьюгз особо отмечает эту обычно недооцениваемую черту нового завета Иеремии, завета, «объединившего разъединенных враждой и ненавистью» и символизировавшего примирение, осуществленное Христом в рамках лучшего завета (Еф. 2:14–16; ср.: Гал 3:27–29).
Во–вторых, новый завет записан внутри человеческих сердец, что намного эффективнее обычного заучивания и запоминания (Втор. 6:6–9). Старый завет имел внешний характер и был выгравирован на каменных плитках; новый же — внутри нас и составляет часть нашей души. Новизна его не в обетовании (Буду их Богом), так как старый завет обещал то же самое (Исх. 6:7; Лев. 26:12). Новизна его в том, что он не только учит нас познавать Божьи требования к нам, но и подчиняться им.
В–третьих, лучший завет универсален. Прежде Божий народ полностью зависел от огромного множества учителей, которые рассматривали старый завет как исключительную собственность иудейской нации. Но с приходом нового завета все ограничения и притязания на владение истиной отходят в прошлое: все, от малого до большого, буду т знать Меня (ср.: Ин. 10:16; 11:51,52; Еф. 2:13–18; 1 Ин. 2:2).
В–четвертых, новый завет милостив. Я буду милостив к неправдам их. Этот новый завет обещает прощение грехов. Старый завет не гарантировал прощения всех, но прощение обещано Богом в условиях нового завета.
И в–пятых, лучший завет надежен. Если старый завет был ограничен временем и имел частичный характер, то новый завет имеет неограниченную и вечную силу действия и приносит богатые плоды. Бог дает Своему народу конкретные обещания и клянется не вспоминать их прегрешений. Эти поистине лучшие обетования из всех, когда–либо исходивших из уст Бога, рассеивают сомнение, неуверенность и страх человеческого сердца. Бог говорит: «Я заключу новый завет», «напишу их [Мои законы] на сердцах их», «буду их Богом», «все, от мала до велика, будут знать Меня», «Я буду милостив», «и беззаконий их не воспомяну более». Сомнения и колебания уходят прочь, и человек теперь может быть уверен: все… будут знать Меня.
2. Необходимость нового завета (9:1—10)
И первый завет имел постановление о Богослужении и святилище земное; 2 Ибо устроена была скиния первая, в которой был светильник, и трапеза, и предложение хлебов, и которая называется «святое». 3 За второю же завесою была скиния, называемая «святое святых», 4 Имевшая золотую кадильницу и обложенный со всех сторон золотом ковчег завета, где были золотой сосуд с манною, жезл Ааронов расцветший и скрижали завета, 5 А над ним херувимы славы, осеняющие очистилище; о чем не нужно теперь говорить подробно.
Хотя старый завет можно считать тенью прошлого, автор не спешит поспешно или опрометчиво отмахнуться от него. Он признает его прежнюю славу даже тогда, когда констатирует факт утраты им своей ценности. Уэсткотт говорит: «Кажется, автор находит удовольствие в воспоминаниях о священных реликвиях прошлого… Его неудержимо привлекают величественные и прекрасные атрибуты обряда поклонения Моисеева периода». Христиане знают об этом. Признание красоты и величие закона помогает им лучше понимать евангельскую весть. В начале этой главы автор дал описание устройства земного святилища (ср.: Исх. 25 и 26), завершая его обескураживающим замечанием о том, что не может больше продолжать столь подробное описание. Может быть, ему хотелось подробнее заняться типологическим анализом этих исторических фактов? Мы можем только догадываться о его намерениях. В течение многих веков комментаторы Послания к Евреям пытаются угадать, что же автор хотел этим сказать. Но чаще всего все сводится к личной изобретательности каждого из исследователей, а не к истине Писания. В этой связи Кальвин сделал следующее предупреждение:
«Чтобы пресечь неоправданную человеческую любознательность, апостол сводит к минимуму всяческие детали… опасаясь, что их изобилие может прервать нить его рассуждения… Философствование, выходящее за разумные рамки (что бывает довольно часто), не только бесполезно, но и опасно… Нам следует проявлять большую сдержанность и умеренность в нашем желании узнать больше, чем Богу угодно открыть».
Автор исполнен страстного желания раскрыть смысл евангельской вести на фоне закона; сущность нового завета — на фоне старого; жизненность и надежность благословений первого — на фоне несовершенств второго. Далее он называет три недостатка старого завета: новый завет был необходим, потому что старый ограничивал доступ к святыне, обеспечивая лишь частичное очищение и частичное прощение.
При таком устройстве, в первую скинию всегда входят священники совершать Богослужение; 7А во вторую — однажды в год один только первосвященник, не без крови, которую приносит за себя и за грехи неведения народа. 8 Сим Дух Святый показывает, что еще не открыт путь во святилище, доколе стоит прежняя скиния. 9 Она есть образ настоящего времени, в которое приносятся дары и жертвы, не могущие сделать в совести совершенным приносящего, 10 И которые с яствами и питиями, и различными омовениями и обрядами, относящимися до плоти, установлены были только до времени исправления.
1) Ограниченный доступ
Описание устройства земного святилища является хорошей прелюдией к следующему за ним описанию ежегодного Дня искупления. В процессе этого великого праздника первосвященник проходил через внешнюю завесу, где несли служение рядовые священники, и входил в «святая святых». Входить в это священное место ему было разрешено лишь раз в год, чтобы он окропил место умилостивления кровью за себя и за грехи… народа. В те времена вход в святилище был вообще закрыт. Само присутствие наружной палатки символизировало ограничение доступа и ограниченный характер служения по условиям старого завета. Тяжелый занавес отделял рядовых служителей от внутреннего святилища. Разумеется, чтобы доступ стал открытым для всех, всю конструкцию необходимо было усовершенствовать. До тех пор, пока существует эта граница между внешней и внутренней частями палатки, путь в святилище еще не открыт. Это разделение рассматривается автором как образ настоящего времени, как «иллюстрация настоящего времени» (NIV). Через Христа доступ открылся всем (10:19,20). Эра ограниченного доступа ушла навсегда.
2) Частичное очищение
Однако наш автор знает, что истинная преграда между человеком и Богом имеет нематериальную природу. Тяжелая завеса — это только символ. Проблема глубоко внутренняя и сокрыта в наших сердцах и душах. Главная трудность в этой связи, по выражению Беньяна, заключена в «больной совести». Старый завет сделал все, что мог, но он не смог помочь человеку в самом главном — решить его главную внутреннюю проблему, а именно: исцелить его совесть. Только лучший завет мог дать ему полное и совершенное внутреннее очищение.
3) Неполное прощение
В рамках старого завета человеческая совесть оставалась неспокойной, потому что многие грехи не могли быть прощены посредством религиозной системы жертвоприношения. Все эти средства годились только для очищения от непреднамеренных грехов, совершенных по незнанию, но были бессильны перед сознательными преступлениями. Человек находился в очень серьезном положении, потому что грешил не только случайно, но и сознательно, из бунтарских побуждений. Что мог сделать закон с людьми, которые, подобно нам, по словам Форсита, «ведут себя совсем не как заблудшие овцы и блудные сыновья, а как вооруженные бунтари»?[46] Чем можно было помочь богохульнику, мучимому угрызениями совести и ищущему облегчения от тяжкого чувства собственной вины?
В Послании к Евреям, как нигде в новозаветном Писании, отягощенная грехами совесть может найти помощь. Здесь мы найдем весть о вечном прощении. Бог обещает его (8:8–12). Верное слово нового завета, произнесенное за несколько столетий до прихода Христа, звучит для нас как утешение и надежда: «Я буду милостив… и грехов их… не воспомяну». Бог провозгласил это, а Христос принял. Его жертва приносит очищение и облегчение, которых так жаждет наша душа. Послание постоянно напоминает о гарантированности нашего прощения. Божьему народу дарована привилегия незаслуженного освобождения от наказания и вечная безопасность. Их беззакония забыты, а их имена записаны на небесах (8:12; 12:22,23). Это потрясающая весть о лучшей надежде, о новом завете и о вечном искуплении.
3. Плоды нового завета (9:11—14)
Но Христос, Первосвященник будущих благ, пришед с большею и совершеннейшею скиниею, нерукотворенною, то есть, не такового у строения, 12 И не с кровью козлов и тельцов, но со Своею Кровию, однажды вошел во святилище и приобрел вечное искупление. 13 Ибо, если кровь тельцов и козлов и пепел телицы чрез окропление освящает оскверненных, дабы чисто было тело, 14 То кольми паче Кровь Христа, Который Духом Святым принес Себя непорочного Богу, очистит совесть нашу от мертвых дел, для служения Богу живому и истинному.
Теперь, после подробного анализа недостатков и слабых сторон обрядовых законов автор обращается к будущим благам, обетование которых принес Христос. Он вошел в вечное небесное святилище с большею и совершеннейшею скиниею и принес кровь не жертвенных животных, а Свою собственную. Каковы же результаты нового завета и новой, более совершенной жертвы, принесенной Самим Христом? Этот завет гарантирует наше спасение, очищает нашу совесть и освящает наше служение.
1) Он обеспечивает наше спасение
Чтобы лучше донести до читателей смысл послания, автор использует в данном отрывке целую серию ярких контрастных приемов. Старый и новый заветы поставлены рядом для того, чтобы выразительнее показать преимущества второго по сравнению с первым. Красота и достоинство земного святилища изображаются на фоне славы и величия небесной скинии (9:1–5; ср.: 9:24). Чисто внешняя форма контрастирует здесь с внутренним содержанием (9:10,13; ср.: 9:14). Все преходящее и непрочное, действующее «только до времени исправления» через Христа, совершенно проигрывает рядом с тем, что бесконечно и вечно (9:9,10; ср.: 9:12). Кровь насильно убиваемых животных малоэффективна по сравнению с добровольной жертвой Божьего Сына (9:12–14). Постоянно повторяющиеся, частичные и неполные жертвы ничтожны в сравнении со смертью Христа (9:25,26). Там — обещание; здесь — исполнение. Ежегодные напоминания о человеческих грехах, с одной стороны, и обещание Бога забыть их навсегда — с другой (10:3,17). Священники, которые всегда стоят в Божьем присутствии, исполняя свое служение, — это одно, а Первосвященник, совершивший наше спасение и сидящий по правую руку Бога, — это совсем другое, ибо слабость и неполнота служения тех священников не идет ни в какое сравнение с абсолютной законченностью и полнотой Его славного дела.
В 9:12 с большим мастерством представлен один из самых замечательных авторских приемов контраста. Автор исполнен желания помочь людям с нечистой совестью. Под законом никто не мог быть уверен в прощении, и жертвы приходилось приносить постоянно, потому что они не могли «уничтожить грех» окончательно. Пришел Христос, чтобы Своей смертью дать нам вечное искупление (10:11; 9:12). Оно отвечает всем потребностям грешной человеческой души, оно покрывает все ее будущие и прошлые беззакония. Результат Его жертвенной смерти заключается в том, что каждый человек, смиренно приходящий к Нему, может в одно мгновение получить вечное спасение. Такие люди в течение многих лет с глубокой благодарностью хранят в сердце это ощущение обретенного спасения и безопасности. Им чужды духовная надменность и высокомерие,— напротив, они исполнены невыразимой благодарности за прощение неоплаченного долга:
Претерпев великое поругание,
Под градом насмешек
На моем месте стоял Он,
Своей кровью скрепивший мое спасение:
Аллилуйя! Как прекрасен мой Спаситель![47]
Слово искупление, прозвучавшее в ст. 12, ассоциируется в нашем понимании с рынком рабов. Слово, употребляемое здесь автором (lytrosin), означает освобождение из плена. Этот образ уходит своими корнями в далекую ветхозаветную историю (Лев. 25:48; Чис. 18:16; Пс. 110:9; 129:7). Вечное освобождение, совершившееся в истории и доступное нам сегодня через Христа, является фактическим освобождением от наказания и власти внутреннего греха. Существует, однако, опасность искажения исторической сущности этого понятия. Такую опасность представляют некоторые современные богословские концепции освобождения. Их адепты сознательно уклоняются от серьезного обличения человеческой греховности, столь выразительно продемонстрированной не только в Священном Писании, но и откровенно фигурирующей на страницах всех ежедневных мировых газет. Для них нет ничего важнее современной реальности и стремления к переменам. Бразильский богослов Хьюго Ассман сказал, что его внимание привлекло замечание одного, по его мнению, «посвященного христианина», который заявил: «Библия? Она не существует. Единственная Библия, которую я признаю, это социологическая библия, описывающая то, что открыто мне, как христианину, здесь и сейчас»[48]. Но дело в том, что любая теория, пренебрегающая таким важнейшим фактором, как авторитет Библии, или отвергающая его, не только подозрительна, но лжива и опасна.
К примеру, некоторые формы «черного» богословия, порожденного справедливым стремлением к расовому равноправию, являются серьезным искажением апостольской Благой вести, с такой ясностью изложеной в книгах Нового Завета. Конечно, расовая дискриминация отвратительна везде, где бы она ни проявлялась. Однако нельзя реагировать на эту форму насилия изобретением «нового евангелия». Ведущий представитель «черного» богословия Джеймз X. Коун утверждает, что мы «не можем решать этические проблемы нашего времени теми методами, которыми пользовался некогда Иисус. У нас свои альтернативы». И далее: «Небесная концепция неактуальна для „черного" богословия. Христианин не может позволить себе тратить время на созерцание другого мира (если такой существует)». Или: «Революция заключается не в „перемене сердца", а в бескомпромиссной схватке радикального черного движения с системой белого расизма с целью его решительного и полного уничтожения.
Чтобы бросить в лицо белым расистам: „Если вы хотите войны, мы готовы принять вызов". Вот что значит черная революция»[49]. Невозможно отрицать важность затронутой здесь темы, ради которой мы сделали отступление от нашего послания, ибо очевидно, что подобные современные богословские тенденции прямо противоречат его главному лейтмотиву. Послание к Евреям исполнено неподдельной убежденностью в том, что Бог, поставивший искупление человека в прямую зависимость от страданий Христа, и ни от чего другого, совершил дело, которое, по Его мнению, было не только наилучшим, но и единственным разрешением стоящей перед человечеством дилеммы. Поиск освобождения вполне правомерен и похвален, но, тем не менее, учение Нового Завета многократно подчеркивает, что есть самая страшная форма несвободы, которая, если ее не победить, приведет человека к вечному отделению от Бога, пожертвовавшего Своим единственным Сыном ради нашего искупления.
2) Он очищает нашу совесть
Люди, которые страдали от власти греха и находились под осуждением закона, могли с помощью старозаветных обрядов получить внешнее очищение и примириться на этом основании с Богом. Разумеется, посредством этих жертв совершалось очищение плоти, но тогда насколько больше могла удовлетворить эту человеческую потребность кровь Христа! (рассуждения автора основаны на английском переводе Библии. — Примеч. пер.). Человек нуждается не в обрядовом очищении, а в глубоко исцеляющем действии, полностью очищающем его совесть. Человек ищет мира с Богом и мира от Бога (Рим. 5:1; Кол. 1:20). Любой человек с виновной совестью, до своего обращения находившийся под строгой властью закона, не может не испытывать острой душевной боли. Он взывает к Богу о помощи. Можно сказать, что Послание к Евреям лучше, чем любое другое место Нового Завета, отвечает на эту просьбу человеческой души. И этот ответ — в крови Христа, потому что только она способна очистить и исцелить больную совесть. Человек может быть очищен от грязи греха и знать, что он прощен. Несмотря на все свои замысловатые обряды и ритуалы, иудаизм I в. не мог освободить человеческую душу от греха. Христиане из иудеев могли радоваться, потому что их совесть была очищена силой жертвы, принесенной Христом.
3) Он освящает наше служение
Человек, не знающий воли Бога и Его целей, не умеющий обрести мир для своей души, направляет всю свою энергию на мертвые дела. Возможно, под этими словами подразумевается обрядовая храмовая деятельность, которая не способна оживить дух человека; возможно, но более вероятно, что имеются в виду любые неблаговидные дела и поступки, далекие от истинной жизни в Боге; возможно, речь здесь идет о бесплодных усилиях человека достичь удовлетворенности собой и, в итоге, — спасения. Но каким бы значительным ни казалось все это, оно является лишь негативной стороной великого достижения Христа. В этой связи одинаково важны оба аспекта великого дела искупления: негативный и позитивный, ибо здесь говорится об очищении совести «от мертвых дел для служения Богу живому и истинному». Прав Уэсткотт в своем комментарии к этому стиху:
«Очищение — это не цель, а средство новой жизни. Целью восстановления мира с Богом является активное служение Тому, Кто один дает всему жизнь. Стремление исполнять предписанные требования уступает место желанию исполнять свою личную миссию по воле Бога».
Заключение
Рассмотренный отрывок послания знакомит читателя с важнейшим христианским учением о новом завете. Помимо этой доминирующей темы, он также рассматривает важную сторону учения о христианской жизни, напоминая нам о многочисленных привилегиях, воздействуя на нашу духовную пассивность и призывая нас к обновлению нашего посвящения.
1) Христиане — прилежные ученики
Новый завет написан в христианских сердцах и душах. Его обновляющее действие доступно каждому (8:10,11). Автор сам многое узнал, изучая Священное Писание: и слово пророков (8:8–12; ср.: Иер. 31:31–34), и устройство святилища с его обрядовыми правилами, касающимися Дня искупления, приемов пищи и питья, а также ритуального очищения от грехов (9:1–10,13). Все это постоянно напоминает нам о необходимости внимательного изучения Священного Писания. Изучение Библии важно не только для нашего духовного совершенствования, но и для духовного роста других людей.
2) Христиане способны на искреннее покаяние
У Бога нет «любимчиков». Социальные отношения никак не влияют на Божью благодать, которая дарована всем «от малого до большого» (8:11). Когда мы исповедуем собственные грехи и беззакония, Бог обязуется услышать нас и простить, и забыть их. Когда мы решаемся забыть что–то, мы только сильнее сосредоточиваемся на своих стараниях, не в силах избавиться от воспоминания. Но Бог говорит: «Я буду милостив к неправдам их и грехов их и беззаконий их не воспомяну более» (8:12). Бог помнит о Своем милосердии и забывает наши грехи. Только дьявол постоянно напоминает нам о наших прежних грехах и наших нынешних слабостях.
3) Христиане — послушные служители
Служение живому Богу нельзя рассматривать как периодическое исполнение церковных обязанностей или даже как ответственное христианское задание. Здесь использовано слово latreuein, означающее «исполнение священного служения при полном послушании» (Уэсткотт). Такое служение неизменно подразумевает благоговейное и трепетное отношение к Богу. Описывая вечный город Бога, апостол Иоанн говорит, что там «рабы Его будут служить Ему» (Отк. 22:3). Такое служение исполнено благодарением Богу за то, что мы больше не слуги греха, а Его слуги. Искупленные Господом не только «так… скажут» (Пс. 106:2), но и принесут Богу нечто более важное, чем слова, а именно: свое свидетельство верности и поклонение. Благодарность верующих за искупление выражается также в абсолютном подчинении воле Бога и абсолютном одобрении всех Его дел.