[41]
А Хабаров просит меня перевести его в другой монастырь, но я не стану содействовать его скверной жизни. Видно, уж очень надоело! Иноческое житие – не игрушка. Три дня в чернецах, а седьмой монастырь меняет! Пока он был в миру, только и знал, что образа одевать в оклады, переплетать книги в бархат с серебряными застежками и жуками, аналои убирать, жить в затворничестве, кельи ставить, вечно четки в руках носить. А ныне ему с братией вместе есть тяжело! Надо молиться на четках не по скрижалям каменным, а по скрижалям сердец телесных! Я видел – по четкам матерно бранятся! Что в тех четках? Нечего мне писать о Хабарове – пусть как хочет, так и дурачится. А что Шереметев говорит, то его болезнь мне известна: так ведь не для всякого же лежебоки нарушать святые правила.
Написал я вам малое из многого ради любви к вам и для укрепления иноческой жизни, вы же это знаете лучше нас. Если же хотите, найдете многое в Божественном Писании. А мы к вам больше писать не можем, да и нечего писать. Это – конец моего к вам письма. А вперед бы вы нам о Шереметеве и других нелепицах не докучали: мы отвечать не будем. Сами знаете, если вам благочестие не нужно, а желательно нечестие! Скуйте Шереметеву хоть золотые сосуды и воздайте ему царские почести – ваше дело. Установите вместе с Шереметевым свои правила, а правила чудотворца отставьте – так хорошо будет. Как лучше, так и делайте! Вы сами знаете; делайте как хотите, а мне ни до чего дела нет! Больше не докучайте: воистину ничего не отвечу. А злокозненную грамоту, которую вам весной прислали Собакины от моего имени, сравните с моим нынешним письмом, уразумейте слово в слово, а затем уже решайте, верить ли дальше нелепицам.
Да пребудут с вами и с нами милость Бога мира и Богородицы и молитвы чудотворца Кирилла. Аминь. А мы вам, мои господа и отцы, челом бьем до земли.
[1] Козьма стал игуменом Кириллова монастыря с сентября 1572 г.
[2] Ср. Евангелие от Луки, глава 15, стих 19: «и уже недостоин называться сыном твоим; прими меня в число наемников твоих».
[3] Послание апостола Павла к Римлянам, глава 2, стихи 19–23.
[4] Первое послание апостола Павла к Коринфянам, глава 9, стих 27.
[5] Видимо, в одну из поездок 1564–1572 гг.
[6] Отстаивая необходимость стойкости в соблюдении заветов Кирилла Белозерского, Иван IV приводит примеры из 1-й и 2-й книг Маккавеев и из жития Иоанна Златоуста, византийского церковного деятеля, константинопольского патриарха в IV – начале V в. н. э., которое было знакомо царю по одному из популярнейших церковных памятников XVI в. – Великим Минеям Четьям (ноябрь).
[7] Иван Васильевич Большой-Шереметев – один из выдающихся политических и военных деятелей 50-х гг. В 1564 г., подозреваемый в измене, был арестован, а затем пострижен в Кирилло-Белозерский монастырь. Казнен ок. 1573 г. Иван Иванович Хабаров – боярин, насильно постриженный в Кирилловом монастыре; Курбский причислял его к числу жертв Ивана IV, но дата его смерти неизвестна. Обвиняя Шереметева и Хабарова в неблагочестивом поведении, царь сравнивает их с библейскими первосвященниками, гонителями Христа – Анной и Кайафой.
[8] Речь идет, очевидно, о родиче одной из жен Ивана IV, Марфы Собакиной, Василии-Варлааме Собакине, постриженном после смерти Марфы в 1572 г. в Кирилловом монастыре, – неизвестно, был ли это ее отец Василий Большой или дядя Василий Меньшой.
[9] Василий Амасийский – великомученик IV в., епископ г. Амасии в Передней Азии, казнен при преследователе христиан императоре Ликинии, его послания в славянской письменности в настоящее время неизвестны.
[10] Основатели крупнейших монастырей того времени – Сергий Радонежский (XIV в.), Кирилл Белозерский (конец XIV – начало XV в.), Варлаам Хутынский (XII в.), Дмитрий Прилуцкий (XIV в.) и Пафнутий Боровский (XV в.).
[11] В московском Симонове монастыре, на окраине города.
[12] В Чудовом монастыре в Кремле.
[13] Речь идет о приделе к главному храму кирилловского Успенского монастыря, в 1555 г. построенном вдовой воеводы князя В. И. Воротынского над его могилой.
[14] Дионисиев Глушицкий монастырь вблизи Вологды.
[15] Александро-Свирский Троицкий монастырь вблизи Олонца.
[16] Евангелие от Матфея, глава 18, стих 7.
[17] Персонажи из популярной в Древней Руси переводной повести о Варлааме и Иоасафе.
[18] Елизвой Эфиопский – эфиопский царь (негус) Элесбоа, по легенде, сохранившейся в Великих Минеях Четьях, принял монашество после победы над царем-иудеем Дунасом (Зу-Нувасом) и жил в монашестве чрезвычайно суровой жизнью.
[19] Савва – славянский святой, сын сербского царя Стефана-Немани, принял монашество в юности, был архиепископом Сербии; Стефан-Неманя под влиянием сына отрекся от престола и постригся в монахи под именем Симеона в 1195 г.
[20] Черниговский князь начала XII в. Святослав Давидович; рассказ о Святоше содержится в Киево-Печерском патерике.
[21] Речь идет о патриархе константинопольском Игнатии (IX в.), сыне императора Михаила I Рангава (ср. Хронограф – ПСРЛ, XXII. С. 344–345).
[22] Подчеркивая, что инок выше чернеца, Иван IV обозначает, очевидно, этими терминами две степени монахов, имея в виду под чернецами «новоначальных» (монахов, не имеющих степени), а под иноками – «малосхимников» (первая степень монашества; признаком малосхимников являлась мантия).
[23] Отец И. В. Шереметева постригся в Троице-Сергиевом монастыре (под именем Вассиана) между 1537 и 1539 гг., возможно в связи с борьбой партий в период «боярского правления».
[24] Слово «снятися» («сънятися», «съятися») могло иметь различный, иногда прямо противоположный смысл: «собраться», «сочетаться», «сойтись», «съехаться» и также «вступить в бой», «сразиться». Возможно, что в борьбе, раздиравшей Троицкий монастырь, Шереметев выступал совместно с Курцевыми, а митрополит Иоасаф – с Коровиными.
[25] Иван IV вспоминает свои поездки в Троицкий монастырь в 1544 или 1545 г.
[26] Песношский Никольский монастырь находился недалеко от г. Дмитрова.
[27] И. М. Висковатый – государственный дьяк и печатник, один из выдающихся политических деятелей времени Грозного – достиг значительного влияния еще при «Избранной раде» и сохранил это влияние и во время опричнины; в 1570 г. Висковатый был казнен Грозным при не вполне ясных обстоятельствах. Отказ участвовать в крестных ходах, возможно, стоит в какой-то связи с религиозными «сумнениями», заявленными Висковатым в 1554 г., когда он «вопил на весь народ», протестуя против новых церковных росписей и икон, введенных Сильвестром под покровительством Макария.
[28] Имеется в виду, очевидно, поездка в Кириллов монастырь 1545 г.
[29] Псалтирь, псалом 118, стих 46.
[30] Очевидно, казненные Иваном III Калист, Степан и Семен Собакины.
[31] Намек, очевидно, на то, что руководство монастыря, подобно Сильвестру, претендует на роль руководителя и наставника при царе.
[32] Послание апостола Павла к Римлянам, глава 6, стих 4.
[33] Ср. Евангелие от Луки, глава 9, стих 60.
[34] Послание апостола Павла к Колоссянам, глава 3, стих 11.
[35] См.: Послание апостола Павла к Филимону, глава 1, стихи 8-16.
[36] Кирилл Белозерский до основания монастыря, в конце XIV в., был казначеем у своего дальнего родственника, московского окольничего Вельяминова.
[37] Первое послание апостола Павла к Коринфянам, глава 15, стих 33.
[38] Имеется в виду Саввин Сторожевский монастырь вблизи Звенигорода.
[39] Речь идет, очевидно, о походе в шведскую Ливонию в 1573 г.
[40] Преподнесение ножа в качестве «поминка» (подарка) считалось враждебным актом.
[41] Речь идет, очевидно, о братьях Ивана-Ионы Шереметева – Иване Меньшом и Федоре. В протоколе допроса двух русских пленников, вернувшихся из Крыма в середине 70-х гг., Иван и Федор обвинялись в тайных сношениях с Крымом.
Послание Василию Грязному (1574)
От царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси Василию Григорьевичу Грязному-Ильину[1]
Писал ты, что за грехи взяли тебя в плен; так надо было, Васюшка, без пути средь крымских улусов не разъезжать, а уж как заехал, не надо было спать, как при охотничьей поездке; ты думал, что в окольные места приехал с собаками за зайцами, а крымцы самого тебя к седлу и приторочили. Или ты думал, что и в Крыму можно так же шутить, как у меня, стоя за кушаньем? Крымцы так не спят, как вы, да вас, неженок, умеют ловить; они не говорят, дойдя до чужой земли: пора домой! Если бы крымцы были такими бабами, как вы, то им бы и за рекой не бывать, не только что в Москве[2].
Ты объявил себя великим человеком, так ведь это за грехи мои случилось (и нам это как утаить?), что князья и бояре наши и отца нашего стали нам изменять, и мы вас, холопов, приближали[3], желая от вас службы и правды. А вспомнил бы ты свое и отца своего величие в Алексине[4] – такие там в станицах езжали, а ты в станице у Пенинского[5] был чуть ли не в охотниках с собаками, а предки твои у ростовских архиепископов служили. И мы не запираемся, что ты у нас в приближенье был. И ради приближенья твоего тысячи две рублей дадим, а до сих пор такие и по пятьдесят рублей бывали; а ста тысяч выкупа ни за кого, кроме государей, не берут и не дают такого выкупа ни за кого, кроме государей. А если б ты объявил себя маленьким человеком – за тебя бы в обмен Дивея не просили