Этого тричисленного Божества, Отца, и Сына, и Святого Духа милостью, властью и волей покровительствуемые, а иногда охраняемые, защищаемые, и укрепляемые, мы и удержали скипетр Российского царства; мы, великий государь, царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси, Владимирский, Московский, Новгородский, царь Казанский и царь Астраханский, государь Псковский и великий князь Смоленский, Тверской, Угорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных, государь и великий князь Новгорода Нижнего, Черниговский, Рязанский, Полоцкий, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорский, Обдорский, Кондинский и иных, и всей Сибирской земли, и Северной земли повелитель, и государь отчины и земли Лифлянской[14], и иных многих земель государь – слово наше по нашему царскому повелению думному дворянину Великого княжества Литовского, князю Александру Ивановичу Полубенскому, дудке, пищелке, самаре, разладу, нефирю (все это – дудкино племя!)[15].
А наставление наше царское таково, что с незапамятных времен Лифлянская земля – наша отчина, от сына великого Владимира, великого Ярослава, во святом крещении Георгия, который пленил Чудскую землю и поставил в ней город, названный по его имени Юрьевым, а по-немецки Дерптом, а затем от великого князя Александра Невского; и дань, и старые подати с той земли шли, и они неоднократно присылали бить челом прадеду нашему, великому государю и царю Василию, и деду нашему, великому государю Ивану, и отцу нашему, блаженной памяти государю и царю всея Руси Василию, о своих винах и нуждах, и о мире с их вотчинами – с Великим Новгородом и Псковом, – и обязались не присоединяться к литовскому государю. И к нашему царскому величеству присылали и не один раз бить челом своих послов и обязались платить дань по-прежнему, и потом всего этого не исполнили, и за это на них наш гнев, меч и огонь ходит. И однажды дошло до слуха нашего, что люди безвластного государства Литовского, преступив Божье повеление, не позволяющее никому вступать в чужие владения, вступили в нашу вотчину, в Лифлянскую землю, и тебя сделали там гетманом. И ты наделал многие недостойные дела: не имея доблести, обманом взял пригород нашей вотчины Пскова Изборск, где, отступив от христианства, надругался над церквями Божиими и священными иконами[16]. Но милость тричисленного Божества и пречистой Богородицы, и молитвы всех его святых, и крепость иконного поклонения посрамила вас, иконоборцев, а нашу древнюю вотчину нам возвратила; ваша же надежда – Кронос и Зевс и другие, о чем мы говорили выше, – оказалась напрасной.
А пишешь, что ты – Палемонова рода[17], так ведь ты – полоумова рода, потому что завладел государством, а удержать его под своей властью не сумел, сам попал в холопы к чужому роду. А что ты называешься вице-регентом земли Лифлянской, правителем рыцарства вольного, так это рыцарство бродячее, разбрелось оно по многим землям, а не вольное[18]. А ты вице-регент и правитель над висельниками; те, кто в Литве от виселицы бежал, – вот кто твои рыцари. А гетманство твое над кем? С тобой ни одного доброго человека нет из Литвы, а все мятежники, да воры, да разбойники. А владений у тебя – нет и десяти городков, где бы тебя слушали. А Колывань у Шведского короля, а Рига – особо, а Задвинье у Кетлера[19]. А кем тебе править? Где магистр, где маршал, где командоры, где советники и все воинство Лифлянской земли[20]? Всего у тебя – ничего!
А ныне наше царское величество пришло обследовать свои вотчины, Великий Новгород, и Псков, и Лифлянские земли, и мы шлем тебе с милостивым покровительством наше царское повеление и достойные наставления[21]. Поскольку избранный ваш государь Стефан Баторий присылает нам предложения мира и послов своих к нам шлет[22], и мы хотим с ним достойного мира, то ты бы не препятствовал нашему миру со Стефаном Баторием и не стремился к пролитию христианской крови, и уехал бы из нашей вотчины, из Лифлянской земли, со всеми людьми, а мы бы своему воинству приказали литовских людей никак не трогать. А если ты так не сделаешь, не уйдешь из Литвы, из Лифлянской земли, то на тебя падет вина за то, что случится с литовскими людьми, которые будут в Лифлянской земле, и за кровопролитие. А мы никакой войны с Литовской землей вести не будем, пока послы от Батория находятся у нас. А с этой грамотой мы послали к тебе своего воеводу князя Тимофея Трубецкого, сына Романа, сына Семена, сына Ивана, сына Юрия, сына Михаила, сына князя Дмитрия, сына великого князя Ольгерда, у которого твои предки Палемонова рода служили[23].
Писано в доме живоначальной Троицы и великого государя Всеволода-Гавриила, а в нашей вотчине двора нашего боярской державы, в городе Пскове[24], в 7085 году, 9 июля [9 июля 1577 г.], индикта 5-го, в 43-й год нашего государства, в 31-м году нашего Российского царства, 25-м году – Казанского, 24-м году Астраханского.
А на подписи к грамоте написано: почтенному дворянину Великого княжества Литовского, князю Александру Ивановичу Полубенскому, дудке, вице-регенту Литовской земли, бродячего разогнанного рыцарства Ливонского, старосте Вольмерскому, шуту.
[1] Владимир (Владимирец) Ливонский – ливонский город Вольмар (ныне Валмиера в Латвии); Александр Иванович Полубенский – князь, староста Вольмарский и Зегеволодский, правитель Вилькийский и Поюрский. Грамотой к нему начиналась серия посланий Ивана Грозного 1577 г. В дневнике Полубенского, написанном, по-видимому, десять лет спустя (Донесение-дневник Полубенского // Труды X Археологического съезда в Риге в 1896 г. М., 1900. Т. 3), Полубенский ничего не сообщает о получении этой грамоты, но рассказывает, что когда он, будучи пленником, предстал перед Грозным, тот произнес речь (цитируемую в дневнике Полубенского, с. 33), по содержанию совпадающую с комментируемым посланием, – возможно, что царь прочел или изложил Полубенскому свою недавно написанную грамоту. Содержание «листа» царя было передано Полубенским после освобождения из плена польскому королю Стефану Баторию (ср. грамоту Батория в «Книге Посольской метрики Великого княжества Литовского» (КПМЛ). М., 1843. Т. 2. С. 27–28).
[2] Композиционное своеобразие комментируемого послания состоит в том, что вступительная часть титула «Божьей милостию», вообще значительно расширенная при Грозном (ср. Первое послание Курбскому и Послание Юхану III 1572 г.), достигает здесь грандиозных размеров – более половины всей грамоты, переходя в краткое изложение библейской и русской истории.
[3] Второе послание апостола Павла коринфянам, глава 8, стихи 4–6.
[4] Книга Бытия, глава 1, стих 3.
[5] Бытие, глава 11, стих 7: «Сойдем же и смешаем там язык их, так чтобы один не понимал речи другого».
[6] Это рассуждение заимствовано царем из полемики с еретиками Иосифа Волоцкого (Просветитель. Казань, 4-е изд., 1903. С. 66).
[7] Евангелие от Луки, глава 16, стих 15.
[8] Ср. Второзаконие, глава 32, стихи 8–9.
[9] Ср. то же рассуждение в Первом послании Курбскому.
[10] Перечисление владений Августа совпадает в Послании Полубенскому с аналогичным перечислением в Первом послании Курбскому (ср.: Переписка Ивана Грозного с Андреем Курбским. М., 1981; репринт – М., 1993. С. 21 и 386).
[11] Евангелие от Матфея, глава 28, стих 20.
[12] Легенда о происхождении Рюрика и всех русских князей от «сродника Августа кесаря» легендарного Пруса впервые появилась в «Послании о Мономаховом венце» Спиридона-Саввы, а затем воспроизведена в популярном в XVI в. «Сказании о князьях Владимирских» (Дмитриева Р. П. Сказание о князьях Владимирских. М.; Л., 1955. С. 159–213; ср.: наст. изд., т. 9). Легенда эта была включена в Воскресенскую летопись (ПСРЛ. СПб., 1856. Т. 7. С. 231 и 268), использована в «Чине венчания» Ивана IV в 1547 г. Царь постоянно обращался к этой легенде и в своих дипломатических актах – в 1563 г. она была упомянута в переговорах с польскими послами, в 1573 г. – в послании шведскому королю Юхану III. Претензии на наследие «Августа-кесаря» (повторенные потом в переговорах с польскими послами в 1578 г.) вызвали ответную реакцию Стефана Батория, который иронически указывал, что в грамоте Полубенскому царь «почал вычитывать рожай свой от сотворенья света, от Адама… яко нигде ничого кгрунтовного (основательного) не назначил» (Книга Посольской метрики Великого княжества Литовского. М., 1843. Т. 2. С. 27–28:44).
[13] Легенда о войне Владимира Мономаха во Фракии и приобретении им царского венца также восходит к «Посланию» Спиридона-Саввы и «Сказанию о князьях Владимирских». Прозвище Мономах Владимир Всеволодович получил от матери, дочери императора Константина Мономаха.
[14] Титул Ивана IV в этом послании совпадает с титулом во Втором послании Курбскому.
[15] Назвав Полубенского «дудой» (дудкой; это же прозвище повторяется и в «подписи»-адресе грамоты), царь далее называет еще один музыкальный инструмент – «пищаль», разновидность свирели. Слово «разлада» означает «нестройность, неудача, нескладица», «нефирь» – «негодный, непотребный». Все эти эпитеты имеют целью осмеяние Полубенского, уподобление его скомороху; такой же смысл имеет и заключительный эпитет в «подписи» – «блазень», шут. A. М. Панченко, комментируя эти бранные прозвища, данные царем Полубенскому, отметил любопытное обстоятельство: почти все эти прозвища были в XV в. мирскими именами в роду московских бояр Квашниных; сыновья Родиона Квашнина именовались Василий Дуда, Иван Пищаль, Степан Самара, Прокофий Разлада. После захвата Полубенским в 1569 г. Изборска пострадал один из членов рода Квашниных – подьячий Рубцов; в опричнину пострадал весь род Квашни (Панченко A. M. «Дудино племя» в послании Ивана Грозного князю Полубенскому // Культурное наследие Древней Руси. М., 1976. С. 151–154). Враждебность царя по отношению к Полубенскому могла объясняться также его свойством с Курбским (ср.: Жизнь князя Курбского в Литве и на Волыни. Киев, 1849. Т. 1. Стб. X–XII, 157) и дружественными связями между ними (ср.: Сочинения князя Курбского. СПб., 1914. Т. I // РИБ. Т. XXXI. Приложения. Стб. 495).