Тишина, только слегка задребезжали стекла от проехавшего по соседней улице трамвая.
— Есть здесь кто-нибудь живой? — еще раз, но погромче, позвал Николаев.
— Ви зачем кричите?
Сергей только сейчас заметил между полок сухонького седого еврея со сползшими на нос очками и толстой книжкой в руке. Следователь сделал несколько шагов ему навстречу и слегка поморщился: от старичка почему-то пахло серой.
— Извините, я хочу возвратить в библиотеку книгу.
— Да? А кто скажет мне, когда ви ее успели взять?
— Я не брал у вас эту книгу.
— То-то я смотрю, что ваша личность мне не знакома. Сейчас это большая редкость, когда кто-либо не брал, да еще возвращает. Или я чего не понимаю?
— Я случайно приобрел книгу возле букинистического магазина. В ней была печать центральной библиотеки.
— Как это была? Ви ее вывели или залили чернилами, а может, просто вирвали лист?
— Да нет, вы меня неправильно поняли, печать цела. Внизу мне сказали, что книга из отдела редких изданий и мне нужно обратиться к Францу Иосифовичу. Правильно я попал?
— О да, ви попали в самую серединку, даже более того. — Старичок взял протянутую Сергеем книгу и открыл. — Ну вот, он и нашелся. Это чрезвычайно редкий экземпляр. Врзможно, зная истинную стоимость сего гримуара, ви и не подумали бы идти в библиотеку. Бедный Александр Модестович, он уже собирался давать объявление в газету. Большое спасибо, молодой человек, что нашли в этом суетном мире время зайти к нам.
— Не за что. Вы не сказали бы, как называется эта книга?
— Кто теперь об этом может знать?
— А почему у нее нет титульного листа?
— У этой книги нет не только титульного листа. История очень старая, но ви заслужили, чтоб я ее рассказал.
Давайте пройдемте туда и присядем. Я уже не в том возрасте, когда мог часами бродить по этому бесконечному лабиринту.
Они прошли между рядами полок с книгами и очутились в небольшом закутке, в котором стояли стол и два стула. Небольшое полутемное окно выходило во двор-колодец.
Старик положил книги на стол, показал Сергею на стул и сел сам.
— Ви знаете, эта история произошла очень давно, тогда читатели еще не воровали книг из библиотек и не умели выводить хлоркой и перекисью водорода печати. До того как я пришел сюда, здесь работал старичок-библиотекарь, которому лет было намного больше, чем мне, хотя, кажется, куда уж больше. Так вот, этот старичок как-то незаметно для других заболел. Характер его болезни заключался в том, что перед тем как отдать книгу читателю, он выдирал из нее первые и последние страницы. Старичок был тихий, и вначале никто не замечал его странной болезни, но скоро посыпались жалобы от читателей. Когда библиотекаря забрали, куда следует, и спросили, зачем он это делает, тот сказал, что все книги — суть одна книга, и поэтому нет и не может быть у них начала и конца. И ви знаете, — старый еврей блеснул хитрыми глазками, — я начинаю подумывать, что он был прав. Помните, как у Блуа? «Мы всего лишь строки, слова и буквы магической книги, и эта вечно пишущаяся книга — единственное, что есть в мире, вернее, она и есть мир».
— По-моему, у Борхеса тоже было что-то об этом. Как вы к нему относитесь? — поинтересовался Николаев.
— Отношусь? — склонив на левое плечо голову, переспросил старичок. — Странный вопрос. Возможно, ви хотели узнать, нравятся ли мне его книги? Так я скажу — да...
— Знаете, Борхес мне недавно помог найти ответ на один очень сложный вопрос.
— О молодой человек, я скажу более того. У Борхеса ви можете найти не только ответы, но и такое количество вопросов, что ответить на них не сможете в течение всей жизни…
— Ну что? — спросил Сергей, вешая на стоявшую в углу кабинета вешалку плащ.
Соков оторвался от бумаг.
— Эксперты говорят, что Борхес и вторая книга из одного места. Пыль на верхнем обрезе идентична и для приклеивания на корешки этикеток с номерами использовался один клей. Отпечатки пальцев на страницах книг тоже принадлежат одному человеку — заведующей магазином гражданке Розенберг.
— Спасибо девчонкам, хорошо поработали. — Николаев принюхался. — Чего это от тебя женскими духами несет?
— А чем еще от меня должно нести, ведь я предпочитаю спать с женщинами, а не с мужчинами.
— Ну-ну, по-твоему, если от человека пахнет мужской туалетной водой, значит он гомик? С такими рассуждениями ты далеко пойдешь. Да, кстати, кто тут недавно в ресторане плакался, что теперь не взглянет больше ни на одну женщину?
— Когда это было, в пятницу? Время лечит.
— Не знаю насчет времени, — сказал Сергей, выкладывая бумаги из сейфа на стол, — а тебя, бабник, только могила исправит.
— Что за царапина у тебя на щеке? — спросил Соков.
— Так, бандитская пуля, — улыбнулся Сергей и рассказал о визите к заведующей магазином «Меха» и о кирпиче.
— Да, — покрутил головой Володя, — мне здорово повезло.
— Не понял, почему тебе? — удивился Николаев.
— Потому что у меня после нашего похода в «ночник» до завтрашней получки остался трояк, а в случае твоей героической гибели его бы изъяли на венок и оставили кое-кого без обеда, без ужина и без завтрака.
— Володька, я чуть коньки не отбросил, а ты все шутишь.
— Ладно, — Соков похлопал Сергея по плечу, — не плачь. У меня анекдот есть неплохой на эту тему, абстрактный.
— Пошел бы ты куда-нибудь подальше со своими анекдотами, — открывая сейф, сказал Николаев.
— Да ты послушай. Ползут два кирпича по крыше, один другому и говорит: «Слышь, Федя, дождь прошел, крыша скользкая, упасть можно». «Ничего, — отвечает другой, — лишь бы человек попался хороший». Ну как?
— Ничего смешного не вижу, — пробурчал Сергей, раскладывая папки с делами на столе.
— Ах так? Тогда слушай, что я думаю насчет твоего кирпича. Все было очень просто. Печник взял стопку кирпича и понес в квартиру, где он клал печь. Один кирпич, когда мастер открывал дверь, случайно свалился и чуть не попал тебе по «котелку». Дверь наверху хлопнула, закрываясь за печником, который даже не обратил внимания на упавший кирпич. Вот и все.
— Что ж, возможно, ты и прав. Случаем, не знаешь, к чему снятся зеркала?
— Зеркала? — переспросил Володя, садясь на краешек стола. — Тут существует несколько версий. Первая — к фальшивым друзьям. Вторая — к свиданию. И третья, которой придерживается моя бабушка, что они снятся к перемене.
— Перемене чего? Мнения или места работы?
— Неизвестно, — развел руками Соков. — Моя бабуся ничего не говорила об этом.
— Что ж, и на этом спасибо. Возможно, зеркала мне приснились к перемене места свидания с фальшивыми друзьями. И, возможно… — Телефонный звонок не дал закончить Николаеву свою мысль.
Соков поднял трубку.
— Да, это я… Хорошо, минут через десять. Пока.
— Кто звонил? — поинтересовался Сергей.
— Ты вызывал на сегодня Розенберг?
— Да, а что такое?
— Она решила перенести место свидания.
— Как это?
— Самоубийство. Отравление газом. Только что позвонил Круминьш из ее квартиры. Просит, чтобы мы приехали.
Сергей приподнял простыню, взглянул на труп заведующей и сказал:
— Ну вот, осталось только сварить кровь покойной с дубовым деревом.
— Ты это о чем? — спросил Володя.
— О том, что она не по своей воле покинула этот свет.
— Думаешь?
— Тут и думать нечего, все и так ясно. Кой-кому было очень выгодно убрать ее.
— А может, она с горя, что не удалось убить кирпичом тебя?
— Ты же сам сказал, — усмехнулся Николаев, — что кирпич никакого отношения к делу не имеет.
— Хорошо, а как с письмом?
Сергей подошел к столу, взял лежащую между двух прозрачных листков предсмертную записку с машинописным текстом и, повернувшись к Круминьшу, спросил:
— Пишущей машинки вы у нее не обнаружили?
— Нет.
— Где же тогда она ее напечатала? Может, в магазине? Здесь кто-то был с ее работы. Янис, будь добр, позови эту женщину. Да, постой, ты первый приехал сюда. Вот здесь, на столе, у нее был альбом с семейными фотографиями. Толстый такой. Ты не видел его?
— Нет.
— Если найдешь, скажешь мне.
— Хорошо.
К Сергею подошла молодая женщина.
— Здравствуйте, вы меня звали?
— Как ваша фамилия?
— Миронова Зоя Александровна.
— А, это вы не закрыли дверь служебного входа на засов? Я не успел вчера с вами побеседовать.
— Я же не знала, что так получится. Вот она, — продавщица показала на покойницу, — сама рукой махнула, мол, ладно, после обеда закроем.
— Зоя Александровна, вы не скажете, есть ли у вас в магазине пишущая машинка?
— Есть.
— А кто работает на ней?
— Да у нас никто и печатать не умеет. Она без ленты все время стояла, только вчера вечером, сразу после того, как вы уехали, пришла сестра Маргариты Ивановны…
— Какая сестра?
— Двоюродная. Вся из себя разодетая, накрашенная, я ее даже сразу не признала. Так вот она принесла ленту, ей надо было срочно какое-то заявление напечатать.
— А заведующая была в тот момент на работе?
— Нет, она уже ушла.
Николаев повернулся к Круминьшу.
— Янис, эта женщина тебе больше не нужна?
— Нет.
— Тогда, Зоя Александровна, вы поедете со мной. Володя, ты мне нужен.
— Куда опять? — недовольно спросил Соков.
— В магазин «Меха», соболью шапку тебе покупать.
— Я готов.
— Нет, постой, — Сергей остановился в дверях. — Подожди меня с Мироновой внизу у машины, а я сейчас посмотрю, не исчезло ли еще кое-что из квартиры гражданки Розенберг, кроме фотоальбома.
Николаев подошел к письменному столу, вытащил из него толстую общую тетрадь, открыл на букве «Б» и, вздохнув с облегчением, протянул ее Круминьшу.
— Янис, запиши, пожалуйста, к себе эту тетрадку и попроси Валеру, чтобы он обязательно сфотографировал третью страницу. Ну кажется, все. Я побежал.
В магазине Николаев с Соковым сразу же прошли в кабинет заведующей. В углу, на маленьком столике, под чехлом, стояла портативная пишущая машинка.