— Прямо так и бросился?
— Да, из-за моего трамвая, вот так, с протянутыми руками. Потом зеленый свет зажегся, и я поехала дальше.
— А еще кто мог видеть все это?
— Люба. Я все время ее там высаживаю, на перекрестке. Я понимаю, что не положено, но трамвай все равно стоит, и ей оттуда ближе идти с полными сетками до дома.
— А где ее можно найти?
— А что ее искать? Вот она, сама идет. Люб! Иди сюда!
Молодая женщина в ватнике, поверх которого был натянут оранжевый жилет, подошла к ним.
— Ну, Клавдия, какого ты себе хахаля подцепила.
— Из милиции он, — насупилась Мошкова, — насчет того старика, на перекрестке. Хочет спросить, что ты видела.
— А что я могла видеть? — Люба залезла в карман ватника, вытащила пачку «Примы» и закурила. — Я у дверей стояла. Только, когда выходила, с каким-то психом столкнулась, он мне чуть все яйца не побил.
— Как он выглядел? — сразу внутренне собрался Сергей. — Вы его можете описать?
— А шут его знает, как выглядел. Что я его, в женихи выбирала? В желтой куртке был одет.
— А не было ли поблизости еще кого-нибудь?
— Там, невдалеке, старик стоял. Он сразу же бросился к сбитому, но тот уже был мертв. Старик сказал, что надо сообщить семье о случившемся, и начал по карманам искать документы погибшего.
— Он нашел их?
— Да, паспорт. А потом, как из-под земли, собралась огромная толпа народа, милиционер появился. Ну, думаю, что я, буду таскаться свидетелем с двумя сумками? И пошла домой. Да дочка должна была уже из школы прийти.
— А этот старик, тоже ушел? — спросил Николаев, зажав дипломат между ног и что-то записывая в блокнот.
— Да какой он старик?! Так, лет пятидесяти. Он документ покойного отдал милиционеру и тоже ушел. Ему как раз со мной по пути было.
— По пути?.. А кто из вас шел впереди?
— Я, кажется. Увидела его уже в магазине, когда за молоком зашла и встретилась с соседкой. Он рядом с нами крутился, крупу выбирал. Наверное, рис искал, а его уже, почитай, как вторую неделю нет.
— А потом, возле своего дома, вы его не заметили?
— Да что мне, больше делать нечего, как за ним смотреть? — пробурчала Люба.
— Что ж, спасибо. Правда, у меня есть еще одна маленькая просьба. Вы не могли бы дать свои координаты, вдруг потребуется что-нибудь уточнить.
— Пожалуйста, Пилович Любовь Феоктистовна. Улица Суворова, дом десять, квартира восемнадцать. Можете и просто так заходить, в гости. Я не замужем.
— Где ты был? Шеф тебя искал. Скоро соберутся все комитенты, а тебя все нет и нет, — едва Николаев переступил порог кабинета, кинулся ему навстречу Соков.
— В трамвайно-троллейбусном парке.
— Что ты там искал?
— Как ты думаешь, человек бросается под автомобиль с протянутыми руками или нет?
— Не знаю, никогда не пробовал, — почесал затылок Володя, — а зачем тебе это?
— Ну-ка, — Сергей взял его за плечи и повернул к себе спиной, — да ты расслабься. Вот так.
От резкого толчка в спину Володя подался вперед и, вытянув вперед руки, сделал несколько шагов.
— Ты чего, — в негодовании обернулся он к Николаеву, — а если бы я упал и убился?
— Успокойся, дорогой. Это был всего лишь следственный эксперимент. Теперь я на сто процентов уверен, что кто-то помог попасть Федорову под машину. Не зря он протянул руки, когда шагнул под машину. Это, кстати, совпадает и с показаниями таксиста.
— Итак, вспомните, кто за кем стоял и станьте в той же последовательности, — обратился к комитентам Николаев.
Пока собравшиеся в красном уголке отделения милиции люди пытались вспомнить, кто за кем стоял, Сергей отвел Сокова в сторонку и шепнул:
— Пролезь вперед вместо того, с Кубы, посмотрим, заметят ли они подмену.
Едва Володя встал впереди бабки, как она сразу же на него набросилась:
— Ты куда? Я первая стояла. Передо мной никого больше не было.
— Как это не было? — удивился Николаев. — У меня по списку первая квитанция была выдана не вам, а мужчине.
— Правильно, — встряла в разговор женщина с фиолетовыми волосами. — Первой стояла эта старушка, затем какая-то молодая женщина с электробритвой, но у нее не приняли… Затем старичок с рамкой, но его тоже здесь нет. Он еще спрашивал что-то у оценщика, а тот на него накричал… А впереди никого не было. И вообще этот наглый оценщик не хотел у меня принимать, пока я не сообщила, чья я…
— Так все было? — Перебив ее, обратился Николаев к очереди.
— Да, да, — закивали все головами.
— Может, кто-нибудь заметил что-нибудь необычное. Может, кто слышал, что спрашивал отсутствующий старичок у оценщика?
— Я слышала, — сказала худенькая женщина в очках. — Я стояла за этим старичком и все слышала. Он просил, чтобы оценщик оставил ему яйцо в желтом бархатном футляре и предложил за это двадцать рублей.
— Ну а оценщик?
Он ответил старику, что это государственный магазин, а не частная лавочка.
— Это ваше было яйцо, — спросил Николаев у стоявшей впереди старушки.
— Да, какое там, — махнула она сухонькой, почти прозрачной рукой. — Оно, милок…
— Постойте, — прервал ее следователь и повернулся к все еще стоявшим друг за другом свидетелями. — Вы свободны. Спасибо, что помогли нам.
Едва дверь за последним свидетелем закрылась, Сергей вновь повернулся к старушке.
— Вы сказали, что яйцо не ваше, так чье оно?
— Мать моя, милок, в восемнадцатом годе возвращалась из гошпиталя, она санитаркой работала, ну и как раз на ее глазах, перед самым домом, мы тогда еще в Питере жили, бандиты напали на мужчину. Патруль подоспел, а они врассыпную, мужчина, которого грабили, тоже бросился бежать. Подстрелили его матросики. Иностранцем каким-то оказался. Утром, милок, пошла моя мать свою сумочку искать, она ее от страха, когда драку увидела, за забор сунула, чтобы не отобрали, и нашла эту коробку с яйцом. Вот с тех пор она у нас была.
— Вы не знаете, продано оно или нет?
— Продали, милок. Сказали, в тот же день продали, а вот деньги, говорят, только завтра дадут.
— А как оно выглядело? Вы не могли бы поподробней описать его?
— Коробочка, милок, такая желтенькая, внутри яичко, в нем розочка, а уже в ней, клеточка с птичкой.
— А надписи там какой-нибудь не было?
— Да я, милок, так не рассматривала, мож, и было что, да я запамятовала.
— Что ж, спасибо вам. Возможно, еще разок придется вас побеспокоить, а пока до свидания.
— Я думаю, надо немедленно арестовывать оценщика, — сказал Соков, едва старушка вышла из красного уголка. — Тут даже ежу понятно, что этот Курлюков здесь главарь. Он организовал преступную группу, которая грабила квартиры с антиквариатом, затем выставляла награбленное под чужими фамилиями в комиссионном магазине. Вполне возможно, если покопаться в квитанциях, мы найдем еще целую кучу таких ламп и прочих ворованных вещей… Что ты намерен делать?
Николаев посмотрел на часы.
— Сначала я схожу к Альбертику, он обещал показать мне перекупщика, отирающегося возле комка.
— Возле чего? — переспросил Володя.
— Комиссионного магазина. Вдруг этот спекулянт знает что-нибудь об оценщике. А потом попрошу совета у более информированных в этой области товарищей.
— Здравствуй. Извини, что опоздал.
— Привет. Ничего, садись, — кивнул Николаеву Альберт и вновь повернулся к молодому человеку в серой куртке с множеством карманов и американским флажком на рукаве. Продолжай, что замолчал?
Обладатель накладных карманов дернул головой и скривил рот в иронической улыбке.
— Мозги можете дурачкам пудрить. Припугнете их, пообещаете, что отпустите, а как только сознаются во всем, — бабах! И засадите на пяток лет.
— Никто тебя не собирается запугивать, а тем более обещать.
— Альберт Артурович, вы же не хуже меня знаете, — перепродажа товара только в том случае образует преступление, если уже в момент покупки преследует цель наживы. Если же я, допустим, как в этом случае, купил себе вазочку для личных нужд, например, поставить свежие цветы, чтоб не завяли, а затем, ввиду того, что в ней отпала необходимость, продал ее, пусть даже по более высокой цене, то я просто-напросто совершил правомерную гражданско-правовую сделку.
— Все было бы так, если бы ты действительно покупал для себя и если бы речь шла только об одной вазочке, — сказал с грустью в голосе Альберт. — Ладно, оставим этот разговор. Тут пришел мой коллега, он хочет задать тебе парочку вопросов.
— Давайте, задавайте, — пожал плечами молодой человек. — Мы теперь люди подневольные. Надеюсь, вы не забудете зачесть это как помощь следствию.
— Что вы можете рассказать об оценщике антикварного магазина Курлюкове Сергее Ивановиче? — спросил Сергей.
— Ты смотри, — удивился перекупщик. — У него и имя-отчество есть, а то мы его просто, промеж собой, Куркулем звали. Он, зараза, имел «жигуль» и двухэтажную дачу за городом, а сам все «шлангом» прикидывался и в заплатанных брючках в общественном транспорте ездил.
— Откуда у него машина и дача? Чем он занимается?
— О, пустой номер у меня спрашивать. Этот типчик с нами дела не имел. Если с Хеленой, приемщицей из стекла-фарфора, можно было работать, то он наверняка имел где-то такую крышу там, — спекулянт ткнул пальцем в потолок, — на более высоком уровне. Кто мы такие? Шестерки. Подумаешь, за месячишко, если повезет, сотен пять сделаешь. А там людишки крутые, если им десять штук не светит, то они и пальцем не пошевелят.
— А, может, вы случайно знаете, на кого мог работать Курлюков?
Спекулянт, посмотрев на Николаева, криво улыбнулся.
— Не знаю я ничего… Уж лучше я сам себе петельку на шею надену. У них весь магазин такой, все, как на подбор. Деньги на квартиру нужны, а то бы я туда и близко не сунулся. От греха подальше. Не зря же они Куркуля убрали, почувствовав, что вы им заинтересовались.
— Что вы сказали?
— А вы не знаете? Ну, умора! Он с дачи ехал и разбился на своем «жигуленке».