Надо было все же что-то делать и как-то утихомирить голод. Такой роскоши, как ночной ресторан, он не мог себе позволить. Кроме того, в городе был введен комендантский час. Он резко вскочил с дивана. За спиной у него раздался грохот. Николаев обернулся. На полу лежал разбитый аппарат. Только сейчас он заметил, что забыл опустить на рычаг телефонную трубку, и она с вырванным проводом была зажата у него в руке.
«Да что ж это такое со мной в последнее время происходит? Ничего не понимаю», — он швырнул на диван уже ненужную трубку, вырвал вилку из телефонной розетки и направился на кухню.
Там Николаев первым делом проверил все шкафы. Его добычей оказались две белорусские картофелины с периодом полураспада в тридцать лет, почти пустая пачка макарон и бульонный кубик, тоже неизвестно какого срока годности, на него он наткнулся в ящике для столовых приборов. Приготовив из найденных продуктов и съев нечто, напоминающие, как он сам пошутил, «змеиный супчик», Сергей вновь завалился на диван, не очень-то рассчитывая, что проснется после этого кошмарного пиршества живым.
Он хотел и весь следующий день провести дома, в постели, но голод — не тетка, в доме не осталось ничего съестного, поэтому ему пришлось выйти в город. На улицах, как ни странно, несмотря на никем не отмененное военное положение, было достаточно много возбужденного народа. Все население, независимо от национальной принадлежности, объединилось в едином порыве, чтобы противостоять «хунте». В некоторых местах на проезжей части, как и во время январских событий этого года, были воздвигнуты баррикады и уложены бетонные блоки. Магазины были закрыты. Сергею с трудом удалось найти работающее кафе, где он сумел пообедать.
Возвратившись домой, он включил телевизор и нашел на одном из каналов транслировавшуюся местным телевидением немецкую информационную передачу о последних событиях в Москве. Горе-президента, оставшегося без ядерного чемоданчика и бросившего на произвол судьбы страну, нашли на даче, где он, боясь, что кто-нибудь догадается о его истинной роли в этом фарсе, записывал задним числом на видеокамеру свою оправдательную речь. Кое-кому показалось мало саперных лопаток в Тбилиси и январских танков в Вильнюсе и Риге.
«Да, вот и все, переворот закончился. Прав был Эдмундас Казимирович, что это ненадолго. Демократия победила. Хотя, какая там демократия, если у кормила власти остались те же номенклатурщики, что правили этой страной столько лет? Просто вторые секретари сменили на постах первых. А согласно теории Володьки Сокова, каждый „совковый“ начальник выбирал в заместители человека глупей себя, чтобы он не подсидел его, тот в свою очередь брал еще дурнее и так далее. Постепенно высокие начальники вымирали или уходили на пенсию, а все эти глупцы все выше и выше поднимались по лестнице, подбирая себе соответствующих помощников. Представляю, как вся эта компания боится и ненавидит людей, которые могут в любой момент вывести их на чистую воду. Подумать только сколько эти начальнички на своем веку загубили умных и талантливых людей, даже страшно становится! Интересно, их самих не охватывает ужас, покойнички по ночам не навещают? А может, они думают, что чем больше загубят душ, тем легче будет гореть в аду? Черти послабление дадут? Ладно, шут с ними и с их гнусной политикой».
Сергей занялся починкой сломанного вчера телефона, но гибель Сокова и пропажа лампы все никак не выходили у него из головы.
«А если подойти ко всему этому с точки зрения обычного расследования. Что у нас есть? Первое, я точно помню, что Соков посещал меня в больнице после нападения. Второе, пропажа лампы. Все это не может быть просто игрой моего воображения. Будем плясать от того, что кому-то нужно убедить меня в обратном? Попробуем еще раз позвонить по соковскому телефону».
Сергей собрал аппарат, подключил его к линии и набрал номер Володи. Раздалось несколько гудков, затем женский голос произнес:
— Алло, я слушаю.
— Это квартира Соковых?
— Нет, вы ошиблись, — ответили на другом конце провода, затем раздались короткие гудки.
Николаев вновь набрал тот же номер и, едва услышав уже знакомый голос, сказал:
— Не кладите, пожалуйста, трубку, у меня к вам крайне важный вопрос.
— Да, пожалуйста.
— Я ищу кого-нибудь из Соковых. Возможно, они жили в вашей квартире или это был их телефон.
— Нет, я здесь живу двадцать лет и этот номер всегда был записан за нами, — ответила женщина.
— Спасибо, — Сергей положил трубку.
Странностей было больше чем достаточно. Может статься, что на другом конце провода ему солгали — просто исполнилась «мечта идиота», и Соков нашел своего жирного миллионщика, который не поскупился и отстегнул ему за молчание пару сотен тысяч баксов. Теперь Володька заметает следы. Делает все возможное, чтобы о нем все быстро забыли. Или, наоборот, у него ничего не получилось, и теперь кто-то другой заметает следы. В любом случае идти по этому пути дело неблагодарное да и бесполезное. Правда, не мешало бы зайти в отдел кадров МВД и порасспросить у них о Володе. Сейчас же, расследование можно было начинать прямо отсюда.
Николаев прошелся по комнате, пытаясь припомнить, что еще могло исчезнуть, затем подошел к полкам и провел пальцем по корешкам книг. Взгляд его задержался на переплете атласа дорог Прибалтики. Да, он же хотел посмотреть местоположение населенного пункта с таким странным названием — «Imago», того, что он видел во сне, после аварии. Что-то оно ему напоминало и было такое ощущение, что это слово как-то связано со смертью Сокова и исчезновением лампы.
Сергей просмотрел алфавитный список всех городов и селений, упоминаемых в атласе, но не нашел того, что искал. Тогда он взял выпущенный в Германии большой атлас Европы. В нем тоже не было населенного пункта с таким названием.
Николаев снял с полки несколько толстых словарей и раскрыл их на слове «imago». На английском, латинском и французском это слово обозначало примерно одно и то же, хотя и имело множество значений: образ, статуя, идол, изображение, картинка, отражение в зеркале, иллюзия, подобие, метафора; изображать, создавать в воображении и так далее.
Несомненно он уже встречался с этим словом в латинском варианте. Но где? Возможно, это как-то было связано с Борхесом или с тем старинным фолиантом, приобретенным некогда Николаевым у пьяницы.
Сергей пробежал глазами по рядам книг. Борхеса не было. Куда он мог подеваться? Он точно помнил, что держал его всегда возле стола. Николаев уже хотел было прекратить поиски, но тут заметил на нижней полке книгу со знакомым трилистником серии «Мастера современной прозы» и надписью золотом «Хорхе Луис Борхес» на корешке.
Красный переплет книги удивил Сергея. Он мог поспорить на что угодно, что Борхес у него был в темно-синей обложке. Такого цвета переплет Николаев никогда не взял бы, особенно Борхеса. Странно. Странно было еще то, что он уже второй раз в жизни обращался за подсказкой в своих расследованиях к этому автору. Как там сказал старичок-библиотекарь, что у Борхеса я могу найти не только ответы, но и такое количество вопросов, что ответить на них не смогу в течение всей своей жизни. Что ж, посмотрим.
Сергей внимательно перелистал книгу, даже перечитал, уже в который раз, рассказы «Тайное чудо» и «Сад пересекающихся тропок», но все это было не совсем то, что он искал. Неужели он хотел в коротеньких новеллах и эссе этого аргентинца, пусть даже одного из самых интеллектуальных писателей всех времен и народов, обладателя почти всех литературных премий мира, найти ответы на свои вопросы? Это уже походило на герменевтику, ищущую тайный смысл внутри священных текстов. Все это глупость, надо лучше сходить к старому библиотекарю, в архив редких книг, и просмотреть фолиант о черной магии, возможно, там был ключ к слову «imago» и всему, что произошло.
Он поставил словари на место и, закинув руки за голову, вытянулся на диване.
После баррикад на улице и возбужденных толп с транспарантами библиотека была островком спокойствия в бушующем океане.
Николаев подошел к стойке регистрации и спросил у сидевшей за барьером женщины:
— Вы не подскажете, у вас работал старичок в отделе редких книг, где мне его найти?
— Его уволили, а отдел закрыли.
— Случайно, его уволили не за то, что он начал выдирать титульные листы из книг?
Женщина огляделась по сторонам, даже заглянула зачем-то за одну из книжных полок, затем, приблизившись вплотную к Николаеву, сказала:
— Говорят, за то, что отказался сдавать, как «не гражданин», — экзамен по латышскому языку. А он его очень хорошо знает и еще восьмью языками в совершенстве владеет, но отказался. Сказал новому директору, что не собирается на старости лет потакать фашистам, не для этого он прошел через немецкие и сталинские лагеря. Нас тоже собираются уволить как русскоязычных. Все эти экзамены — лишь проформа для того чтобы от нас избавиться.
— Кто же здесь будет работать?
— Да, никто. Уже приезжал бывший хозяин из Канады, требовал выбросить из его дома книги на русском, а за старинные рукописи и манускрипты предложил директору огромные деньги и дом в Америке. Говорят, наш уже продал свою дачу и отправил туда несколько контейнеров с вещами. Здесь теперь вместо библиотеки большой магазин будет.
— А как же латыши, что работают с вами, почему они не возмущаются?
— У директора племянник какой-то большой начальник. Он решает, кому давать гражданство, а кому нет. Они тоже боятся: ведь многие были коммунистами, а некоторые не только латышских родственников имеют…
— Да, дела, — почесал затылок Сергей, — придешь завтра, а здесь на полках вместо книг собачьи консервы стоят.
Женщина взяла листок, что-то написала на нем и протянула через стойку Николаеву:
— Вот, здесь я адрес Франца Иосифовича написала. Это не очень далеко отсюда.
Сергей поискал на косяке кнопку звонка, но лишь обнаружил в центре двери какой-то маленький рычажок со стрелкой. Николаев дернул за него, и