Ядвига кивнула:
– Хорошо. Так вот, они пытали беднягу у меня на глазах, а я никак не могла почувствовать удовлетворения. Сперва я не могла понять, в чем тут дело, но потом поняла. Я поняла, что хотела не мести. Я хотела почувствовать то, что чувствовал он, когда истязал меня. И как только я это поняла, все изменилось. В тот момент я стала той, кто я есть.
Ядвига приблизила свое лицо к лицу Глеба.
– Ты все еще не боишься меня? – спросила она.
– Ты нечисть, – хрипло выдохнул Глеб. – А я не боюсь нечисти.
Ядвига высунула язык и лизнула Глеба в потную, окровавленную щеку.
– Вкус крови и пота, – тихо произнесла она. – Самый лучший вкус на свете. Но продолжим.
Она положила прут на стол и взяла щипцы. Но тут тяжелая дубовая дверь скрипнула у нее за спиной, и зычный мужской голос окликнул:
– Ядвига!
Она повернулась к двери:
– Чего нужно?
– Ступай к старшему дознавателю! Зовет!
Дверь снова закрылась. Ядвига дернула бледной щекой и с досадой проговорила:
– Дьявол! – Затем перевела взгляд на Глеба и отчеканила: – Я скоро вернусь. Никуда не уходи.
Когда мучительница вышла из комнаты, голова Глеба опустилась на истерзанную грудь, и он вновь погрузился в беспамятство.
Очнулся он от того, что кто-то грубо стащил его с дыбы и поволок по холодному земляному полу.
– Что?.. – Глеб открыл глаза, обвел бородатые лица катов диким взглядом и хрипло проговорил: – Куда вы меня тащите?
– В клетку, – ответил один из них. – У Ядвиги нашлись дела поважнее. Тобой она займется завтра утром.
Глеб с силой усмехнулся и хрипло проговорил:
– Вот так всегда... Сперва обещают, а потом бросают. Женщины. – Он облизнул губы, взглянул на одного из катов и насмешливо спросил: – Ты чего такой напряженный, парень? Эта дрянь вставила тебе в задницу железный прут?
– Ощера, вдарь ему, чтобы не вякал, – попросил кат своего напарника.
Тот кивнул, размахнулся и ударил Глеба кулаком по голове.
12
В полумраке, лишь чуть-чуть подсвеченном пламенем факела, он не сразу разглядел, кто перед ним сидит. Очевидно, это была женщина, и одета она была во все черное. Глеб напряг зрение и вздрогнул.
Сухая кожа, плотно сжатые губы, изрезанный морщинками лоб. За последние три дня это была третья женщина, которая заставила сердце Глеба вздрогнуть в груди и учащенно забиться.
– Княгиня! – выдохнул он.
Женщина разомкнула сухие губы и тихо сказала:
– Ты сильно изменился с тех пор, как я видела тебя в последний раз. Зачем ты вернулся в княжество?
– Я должен был это сделать. – Глеб вдруг заволновался. – Пресветлая княгиня, передай князю Егре, что в городе творятся странные вещи! Чует мое сердце – быть большой беде!
Княгиня сдвинула брови и ответила тем же тихим, невыразительным голосом:
– Егра уже больше года не приходит в себя.
– Как? Кто же тогда отдал приказ о моем... – Глеб осекся и пристально вгляделся в лицо Натальи. – Вот оно что, – выдохнул он.
– Не вини меня, Первоход. Я вынуждена поступать столь жестоко. Бояре не знают, что Егра не в себе. Я подпускаю к нему только верных и проверенных лекарей.
– Значит, все его приказы...
Она кивнула:
– Да. Их отдаю я.
В глазах Глеба затеплилась надежда.
– Тогда, быть может, ты прикажешь освободить меня? – боясь спугнуть удачу, спросил он. – Что-то темное прорвалось в город из Гиблого места. И я могу... я должен остановить это.
Губы Натальи дрогнули. Она качнула головой и тихо сказала:
– Нет, Глеб. Я не могу. Егра никогда бы не поступил так.
– Ты боишься, что бояре заподозрят неладное?
– Да.
Несколько секунд Глеб молчал, вглядываясь в строгое, постаревшее от забот лицо княгини, потом сокрушенно проговорил:
– Егра ведь не болен. Он мертв.
Княгиня Наталья отвела взгляд и побледнела. Глеб перевел дух.
– Еще пара дней в твоем обществе и в обществе твоей любимицы Ядвиги, и я буду считать, что в мире не осталось нормальных женщин, – с горькой усмешкой сказал он.
Княгиня снова взглянула на него, и взгляд ее был полон безнадежной тоски.
– Глеб... Я ничего не могу поделать. Все происходит само собой.
– Но приказы отдаешь ты!
– Да, но... – Княгиня Наталья сбилась. – Я не знаю, как тебе объяснить. Егры нет, но его дух всегда рядом со мной. Я не властна над своими мыслями и словами. Он говорит моими устами, понимаешь?
– Отличное самооправдание. Возможно, Гитлер тоже считал, что его устами говорит покойная мамочка.
– Гитлер? Кто это?
Глеб дернул щекой:
– Неважно. Да и какая, к черту, разница. Теперь ты замучаешь меня в этом подземелье, да? И все это ради того, чтобы не оскорбить память покойного мужа и не дать боярам повода для подозрений. Ты всегда была сумасшедшей. Даже когда была княжной.
Наталья сжала в бледных пальцах платок.
– Не говори так, Глеб, – попросила она.
– Знаешь... – Он дернул щекой. – Иди ты к черту вместе со своим мертвым мужем. И Ядвигу с собой прихвати. Вы неплохо будете смотреться втроем.
Княгиня подняла к лицу платок и промокнула и без того сухие губы.
– Глеб, – тихо заговорила она, – если ты скажешь, где утопил громовые посохи, князь Егра помилует тебя. Я обещаю.
Глеб усмехнулся:
– Ты сама-то себя слышишь? – Он качнул головой и с досадой проговорил: – Везет же мне на сумасшедших баб.
Наталья подождала, не скажет ли он еще чего-нибудь, но, поскольку Глеб молчал, заговорила снова:
– Когда-то ты любил меня, Первоход. Почему же теперь ты так меня ненавидишь?
– Я тебя обожаю, – сказал Глеб. – А если ты поможешь мне отсюда выбраться, я оседлаю Росинанта, нарисую на щите твое лицо и отправлюсь крушить мельницы в твою честь.
– Насмешник, – тихо проговорила княгиня. – Все такой же насмешник. Что ж... – Она поднялась со скамьи. – Ты сам волен выбирать свою судьбу. Скажешь, где утопил ольстры, и будешь прощен. Не скажешь – Ядвига сотворит с тобой такое, о чем и подумать страшно.
Глеб усмехнулся:
– Да уж, я наслышан о ее подвигах.
– Слухи не врут, Глеб. Так ты не скажешь?
Он покачал головой:
– Нет.
Еще несколько мгновений княгиня стояла рядом с решеткой, будто надеялась, что Глеб внезапно передумает, затем повернулась и молча зашагала к двери.
– Наталья! – окликнул ее Глеб, схватившись руками за прутья решетки.
Она остановилась. Обернулась и выжидающе взглянула на Глеба.
– Прикажи меня отпустить! – в отчаянии проговорил он. – Я не обманывал тебя, когда говорил, что горожане в опасности! Нечто страшное бродит по городу и убивает людей! Времени мало! Если я не остановлю это...
Глеб осекся, наткнувшись на холодный взгляд княгини.
– Не унижай себя лукавством, Первоход, – сухо отчеканила она.
Плечи Глеба поникли.
– Значит, не отпустишь? – хрипло спросил он.
Она покачала головой:
– Нет. В отличие от тебя, ходок, я не вольна в своих желаниях. В моих руках бразды правления княжеством. А вокруг меня слишком много тех, кто хочет эти бразды отнять.
– Понятно, – сокрушенно проговорил Глеб. – Борьба за власть. Все как всегда. Ладно, ступай в свой крысятник. Но если соседний князь вновь захочет перерезать тебе глотку, не зови меня на помощь.
– Мне жаль, – сказала княгиня, повернулась и растворилась в сумраке каменного коридора.
Глеб закрыл глаза. А когда снова открыл их – рядом с клеткой, на деревянной лавке, сидел, прикрыв в дреме глаза, охоронец. Дюжий парень с копной русых волос, торчащих из-под шелома, и конопатой рожей.
– Эй, друг, – тихо окликнул его Глеб.
Охоронец взглянул на Глеба.
– Чего шумишь?
– Княгиня ушла?
– Ушла.
Глеб облизнул потрескавшиеся, разбитые губы сухим языком и попросил:
– Мне бы водицы.
– Не велено, – грубо ответил парень. – Скажешь, где утопил громовые посохи, дам тебе попить. Не скажешь – помирай от сухоты.
Глеб вздохнул.
– Веселые у вас тут нравы.
Он снова закрыл глаза.
– Слышь-ка! – позвал охоронец.
– Чего?
– Держи!
Парень протягивал ему кружку с водой.
– Так ведь не велено, – хрипло проговорил Глеб.
– Не велено, – согласился парень и опасливо покосился на неразличимую во мраке каменного коридора дверь. – Попей чуток, а после никому не сказывай. Иначе мне конец.
– Не скажу, – пообещал Глеб и приник губами к краю оловянной кружки.
13
– Не пойму я, чего ты упрямишься? – глухо спросил охоронец. – Замучает тебя Ядвига. Ведь не золото же ты там утопил. Всего лишь громовые посохи.
Глеб усмехнулся:
– А ты почем знаешь? Может, и золото.
Парень удивленно и недоверчиво взглянул на Глеба.
– Брешешь, – вымолвил он.
– Может, брешу. А может, нет.
Еще несколько мгновений охоронец недоверчиво и подозрительно взирал на Глеба, затем ощерил большие, редкие зубы и сказал:
– Ну, и сколько у тебя там золота?
– Сколько золота? Да с пуд, наверное.
– Пуд? Целый пуд золота? – Охоронец наморщил лоб, попытавшись вообразить себе этот золотой пуд. Однако воображения, чтобы представить этакое богатство, охоронцу не хватило.
– Столько золота во всем княжестве не наберется! – объявил он. – Брешешь, да? Ведь брешешь?
Глеб покачал головой:
– Ничуть.
Парень вновь усмехнулся и вновь качнул головой, еще более недоверчиво:
– Ох, и здоров же ты брехать, ходок. Пуд золота! Это ж надо такое выдумать!
Он отвернулся от Глеба, но тут же повернулся снова.
– Послушай, полонец... – Голос парня подрагивал.
– Чего тебе? – небрежно отозвался Глеб.
– Я тебе воды подал, помнишь?
– Ну, помню.
– Ты просил, и я подал. А ведь меня за это могут того... по шапке.
– Могут, – согласился Глеб.
– Послушай-ка... Что, если ты мне скажешь, где утопил золото? Все равно ведь пропадет. А так я бы половину твоим родичам отдал. А ольстры я не трону, не бойся! По мне так пущай они на дне болота гниют. Ну как, полонец?