Глеб уставился на тянущиеся к нему длинные, темные, морщинистые пальцы и попятился.
– Оставь его в покое, ведьма! – гневно крикнула Диона и выставила перед собой ладони: – Гнилой водой и глазами земляного червя заклинаю тебя, ведьма! Ты отпустишь нас и ничего не возьмешь взамен! – На ладонях Дионы медленно открылись круглые темные глаза. – Мы внутри кровавого круга, ведьма! Ты не тронешь нас!
Глаза Мамелфы вспыхнули гневным, желтым огнем, из ее приоткрытого, зловонного рта вырвалось рассерженное кошачье шипенье.
– Кровь любимого человека! – гаркнула она, с ненавистью глядя на Диону. – Неужели ты решилась на это?
– О чем она говорит? – растерянно спросил Глеб.
Диона, сдерживая старуху левой рукой, правой схватила Глеба за плечо и быстро проговорила:
– Идем, Глеб! У нас мало времени! Если мы не успеем уйти, она не выпустит нас!
И они быстро направились к двери. Старуха не сделала попытки их удержать. Она запрокинула безобразную, лысоватую голову и захохотала.
– Беги, беги, ходок! – крикнула она почти восторженно. – Скоро ты будешь проклинать себя! Ты будешь молить о смерти, как об избавлении!
Глеб распахнул дверь, и они выскочили из избы.
14
Отбежав от ветхого крыльца на десяток шагов, Глеб обернулся и увидел, что никакой избы на полянке нет. На том месте, где она стояла, теперь виднелась лишь обугленная пустошь, на которой больше никогда не вырастет трава и не поселится ничто живое.
Глеб вытер рукой потный лоб и взглянул на запыхавшуюся Диону.
– О чем ведьма говорила? – спросил он.
– Что? – переспросила Диона, хрипло дыша.
– Что это за «кровь любимого человека»? Почему старуха об этом...
Резкий порыв ветра сорвал с головы Дионы платок, полностью обнажив ее лицо. Глеб осекся, сглотнул слюну и отвел взгляд, чтобы не видеть кошмара, в который превратилось это некогда прекрасное лицо.
Диона неторопливо и тщательно поправила платок, затем спокойно проговорила:
– Кровь, которую я принесла, не была кровью теленка, Глеб. Это была человеческая кровь.
– Что? – Он не поверил своим ушам. – Ты убила человека?
Диона кивнула:
– Да. Но не просто человека. Это была женщина, Глеб. И ты хорошо ее знал.
Внутри у Глеба все похолодело.
– Я не понимаю, о ком ты говоришь, – хрипло прошептал он, догадываясь, что услышит дальше, и боясь это услышать.
Диона спокойно и пристально взглянула на него и сказала:
– Я говорю о Милане, Глеб. Чтобы вызвать ведьму, нам нужна была человеческая кровь. Чтобы уйти от нее живыми, нам нужна была кровь любимого человека. Мой выбор пал на Милану, и он оказался верен.
Глеб скованно улыбнулся побелевшими губами.
– Ты убила Милану? – Он тряхнул головой: – Нет. Не верю. Этого не может быть.
– Я убила ее, Глеб, – холодно подтвердила Диона. – Убила и слила в кувшин ее кровь. Я должна была это сделать. Иначе Мамелфа забрала бы твое сердце.
Несколько секунд Глеб стоял неподвижно – казалось, он оцепенел, потерял дар речи, превратился в камень и уже никогда не сможет произнести ни слова или двинуть рукой.
Затем меч с лязгом выскочил из ножен Глеба, и кончик клинка воткнулся Дионе в шею.
– Я убью тебя, – проговорил Глеб глухим, полным боли, ярости и отчаяния голосом. – Я убью тебя, ведьма!
Диона подняла руки, обхватила пальцами клинок и позволила его острию надрезать кожу на своей шее. Из разреза вытекла густая, блестящая капля крови.
– Убей меня, Первоход, – сказала Диона, глядя на Глеба ясными, сверкающими глазами, которые выглядывали из покрытого коростой лица, как два зверька из дупла дерева. – Все равно мне нет жизни. Отомсти за Милану. Убей меня.
– Ты... – Глеб презрительно скривился. – Ты уродливое чудовище!
– Да, я чудовище. Убей меня, Первоход. Убей, как ты убивал моих сородичей.
Рука Глеба дрогнула.
– Мне тебя жаль, – процедил он сквозь зубы и опустил меч. – Ты не заслуживаешь смерти, нечисть.
Глеб повернулся и, опустив плечи, медленно двинулся прочь. Несколько мгновений Диона стояла на поляне, как громом пораженная, потом рванулась с места и нагнала Глеба.
– Нет! – крикнула она, схватила его за плечо и развернула к себе. – Ты не можешь так уйти!
Глеб, не говоря ни слова, презрительно стряхнул ее побелевшую руку со своего плеча, повернулся и двинулся дальше.
Диона сжала кулаки и крикнула ему вслед:
– Милана не врала тебе про ребенка!
Глеб остановился.
– Что? – спросил он, не оборачиваясь.
– Повитуха-вещунья Голица предрекла ей сына, а она никогда не ошибается!
Глеб медленно, словно бы с трудом, повернулся. Взглянул на Диону потемневшими глазами и глухо проговорил:
– Повтори, что ты сказала, нечисть.
– Она носила под сердцем твоего сына, ходок! Пока я сливала ей кровь, она умоляла меня прекратить! Если бы ты видел, Глеб, как страшно она угасала!
На высоком лбу Глеба выступила испарина. Больное плечо его дернулось, глаза заволокло багровой пеленой.
– Ну же, ходок! – яростно крикнула Диона. – Покажи, на что ты способен!
Из горла Глеба вырвалось звериное рычание, он вскинул меч и бросился на Диону. Крича от боли и ярости, он бил и резал Диону, как безумный, а она все не умирала, лишь хохотала хриплым голосом и кричала:
– Это все, что ты можешь? А я-то думала, ты всесильный, ходок!
Иступив о крепкие кости Дионы меч, Глеб отшвырнул его в траву и выхватил из-за пояса метательный нож.
– Я убила ее! – крикнула Диона голосом, больше похожим на рев оборотня, чем на человеческий голос. – Убила твою зазнобу!
Она запрокинула голову и захохотала. Глеб стиснул зубы, шагнул к Дионе и с размаху вогнал ей в горло нож. Провернул его, брызнув черной кровью, затем приблизил свое лицо к ее лицу и процедил сквозь зубы:
– Как тебе это нравится, нечисть?
Диона улыбнулась, тускло сверкнув белыми зубами, и тихо прошептала:
– Бла... годарю.
Глаза ее закатились под веки, и она рухнула на землю.
Щепоть бурой пыли помогла усмирить боль, и гнев постепенно покинул душу Первохода. Отерев испачканный кровью меч снегом, он вложил его в ножны. Затем достал из кармана фляжку с водкой, свинтил крышку и облил водкой тело Дионы. Потом вынул зажигалку, наклонился и поджег край черного платка.
Пламя с платка быстро перекинулось на все тело, и оно вспыхнуло, как ворох сухой травы.
На какой-то миг Глебу показалось, что вместе с дымом из тела вещуньи-нелюди вырвалось туманное черное облачко, принявшее очертание женской фигуры, но он тряхнул головой, и видение исчезло.
– Покойся с миром, красавица Диона, дочь нелюдя Белнона, – устало произнес Глеб. – Гори огнем, нечисть. Да простят тебя боги за все, что ты натворила.
Отвернувшись, он поправил на поясе меч и зашагал к городской стене.
15
– Замята! Проснись, сукин ты сын!
– Уйди, – тихо прохрипел дознаватель сквозь дрему. – Оставь меня в покое.
Глеб схватил его за шиворот и хорошенько встряхнул. Дознаватель охнул и приоткрыл глаз. Посмотрел на Глеба, потом махнул рукой, словно прогонял привидение и невнятно пробормотал:
– Какое счастье, что ты мне только снишься.
Глаз дознавателя снова закрылся.
– Черт! – выругался Глеб.
Он поднял Замяту с лавки и потащил в угол комнаты. Тот открыл глаза и возмущенно прохрипел:
– Куда ты меня тащишь?
– К бадье.
– Что?.. – Замята открыл глаза. – Снова будешь макать?
– Да.
– Ну, нет! – Дознаватель вдруг встал на ноги и оттолкнул от себя Глеба. – Только не вода! – воскликнул он.
– Ты все еще пьян, – сказал ему Глеб.
– Само собой. – Замята пьяно ухмыльнулся. – Я потратил на это деньги. Если тебе нужен трезвый дознаватель, ты явно пришел не в тот дом.
– Давно ты пьешь? – угрюмо спросил Глеб.
Дознаватель наморщил лоб, припоминая, затем хмыкнул и ответил:
– Два дня. А что?
– Значит, ты два дня не выходил из дома?
– Ну...
– Ты хоть в окно выглядывал?
Замята осклабился и покачал носатой головой.
– Нет. А зачем?
Глеб схватил его за рукав рубахи и потащил к окну.
– Идем.
– Куда? – принялся упираться Замята.
– К окошку. Хочу тебе кое-что показать. Идем же!
Глеб подтащил упирающегося дознавателя к окну, отомкнул слюдяную раму и распахнул ставни.
– Посмотри вниз, – сказал он.
Замята выглянул на улицу и поежился. За окном царили сумерки. Внизу, на утоптанном, грязном от следов снегу, стояли люди. Много, не меньше дюжины. Стояли абсолютно неподвижно, пуская ртами пар, и все как один смотрели на окна Замяты.
Дознаватель передернул плечами.
– Чего это они тут столпились? – удивленно спросил он.
– Ты вглядись внимательнее в их лица, – посоветовал Глеб.
Замята вгляделся. Пожал плечами.
– Ну, и что? Ничего не... Погоди. – Голос дознавателя осекся, а его смуглое, носатое лицо вытянулось от изумления. Он протер кулаками сонные глаза и снова воззрился на людей внизу. – О боги, – хрипло выдохнул он. – Клянусь Велесом, тот рыжий бородач с кривым носом – конюх Колояр Тихий! Три дня назад он валялся с разбитой головой у себя в конюшне. И он... он был мертв.
Слово «мертв» Замята выговорил сиплым, дрогнувшим голосом.
– Видишь девку рядом с ним? – поинтересовался Глеб странным голосом. – Это Ведана. Подруга ходока Дивляна.
– Но... ты же говорил, что она мертва.
Глеб кивнул:
– Говорил. И она была мертва. Так же, как конюх Колояр. И так же, как Бава Прибыток. Взгляни на мужика у расписных саней.
Дознаватель перевел взгляд, и брови его приподнялись.
– Это Бава?
Глеб кивнул:
– Да.
– А все остальные... они тоже?
– Да, Замята, они покойники.
Лицо дознавателя взмокло от пота, губы затряслись. Он медленно отпрянул от окна и дрожащими руками закрыл ставни. Повернулся к Глебу и спросил протрезвевшим голосом:
– Ты был прав. Я слишком долго не выходил из дома. Чего они хотят?