– Да, наверное, вам стоит об этом знать… Я решил, во‑первых, совершенно остановить работы на горе. Они разорительны и не имеют никакого смысла. Эту гору с самого начала не стоило трогать, в ней ничего нет.
– Но… – протестующе протянул было Жевнов. Князь даже не взглянул в его сторону. Он обращался исключительно к остолбеневшему от изумления ростовщику.
– А во‑вторых, приобретение золотоносной жилы также не входит в мои планы. Отныне можете не брать меня в расчет, если у вас на примете появятся еще какие-то выгодные покупки! – Князь ядовито выделил голосом слово «еще». – Довольно я сделал опрометчивых шагов и бессмысленных трат.
– То есть, вы хотите сказать, – пробормотал совершенно обескураженный поляк, недоуменно переглянувшись с Жевновым, – что отказываетесь от золотой жилы?!
– Вы совершенно правильно меня поняли, – усмехнулся Илья Романович. Вид у него был чрезвычайно самодовольный, особенно когда он заявил: – Я добуду себе золото в другом месте…
– Как вас понять, князь? – нахмурился Летуновский.
– Вам предлагают жилу не на Урале? – по-своему сообразил Жевнов. – А где, если не секрет? Не мошенничество ли тут какое?
– Не надо строить догадки, господа! – Илья Романович держался триумфатором. – Я намерен держать это в тайне.
Засим Белозерский откланялся, отказавшись отобедать, хотя Летуновский, мечтавший его хорошенько подпоить и все вызнать, очень настаивал. Белозерский словно проснулся и, обнаружив, что его окружают плебеи, перестал держаться с ними на равных, надев брезгливо-высокомерную маску. Князь спрашивал себя, как можно было так долго якшаться с теми, кого он раньше презирал. Теперь, очнувшись от спячки, Илья Романович вдруг вспомнил о своем высоком происхождении. Поэтому ни Летуновский, ни Жевнов на прощание не были удостоены пожатия его холеной руки. Лишь на миг задержался он в роскошной гостиной поляка возле ломберного столика, за которым раскладывала пасьянс невинно улыбнувшаяся ему Теофилия.
– Ваши предсказания постепенно начинают сбываться, сударыня, – не без язвительности сообщил Илья Романович, приложившись к ее маленькой ручке, украшенной дорогими перстнями. – Меня навестила редкая гостья – удача! Быть может, посетит и любовь…
Теофилия Летуновская была настолько ошеломлена, что не нашлась с ответом. Поведение князя повергло в окончательный ступор и самого Казимира Аристарховича, которого трудно было чем-то удивить в принципе.
– Может, он помешался? – авторитетно предположил купец Жевнов, когда дверь за Белозерским захлопнулась. – Банкроты частенько того… В сумасшедших домах их полно!
– Нет… – протянул очнувшийся от изумления Летуновский. – Тут что-то другое.
Примерно через неделю после описанного события и появился Илларион, бывший дворецкий князя. Для Летуновского его появление в первую очередь послужило поводом нанести визит Илье Романовичу, чтобы по возможности узнать хоть что-нибудь о том «золоте», на которое тот набрел. В записке, адресованной Белозерскому, ростовщик написал следующее:
«С Вами ищет встречи некий человек, явившийся ко мне как призрак из прошлого. Он утверждает, что мог бы оказаться для Вас весьма полезным»…
Князь принял их в своей мрачной гостиной, где на стенах до сих пор красовался синий лионский бархат, когда-то после ремонта особняка, пострадавшего от пожара, новенький, глубокого цвета, а теперь выцветший и посеревший. Все так же на стене висела картина «Молитва сироты», приписываемая кисти Буше. Илья Романович, сидя в креслах у холодного огромного камина, долго щурился, прежде чем признал в Илларионе своего бывшего дворецкого. Неудивительно, ведь служил тот недолго, всего несколько месяцев, и это было семнадцать лет назад. Теперь Калошин был, скорее, похож на какого-то малопреуспевшего лавочника, чем на бывшего слугу. Однако пылавшие прежним огнем черные глаза выдавали в нем прежнего природного разбойника.
– Вот каналья! – выругался Белозерский, когда до него, наконец, дошло, кто перед ним стоит. – Где же ты пропадал столько времени? Я уж решил, что и на белом свете тебя давно нет…
– Жив, как видите, Илья Романович… Жив, и пришел перед вами повиниться! – У визитера был такой смиренный, застенчивый вид, что князь на миг засомневался, тот ли это самый, наглый и бесстрашный Илларион или же его двойник. – Поручения вашего я тогда не исполнил, – продолжал бывший дворецкий, опустив голову, – оттого и совестно было возвращаться.
– Так я тебе и поверил! – ухмыльнулся князь. – Совестно ему было! Скажи на милость! Небось свернул с полпути, нашел место подоходней!
– После неудачи, которая меня постигла, я служил в столичной Управе частным приставом, – честно признался Калошин.
– Бывший разбойник служил приставом?! Вот так дела! – Князь был заинтригован. – Как тебе нравится это вранье, Казимир? – обратился он к Летуновскому.
– В Управы иногда берут бывших колодников, – дипломатично заметил тот. – Работа грязная, не всякий захочет пачкаться.
– Ну, а теперь ко мне зачем пожаловал? – В голосе Белозерского все явственнее слышались презрительные нотки. – Неужто казенные харчи опротивели, решил на моих подкормиться?
– Да я не за харчами вовсе, – отмахнулся Илларион, – я пришел, чтобы рассказать правду о вашей племяннице…
– Моя бедная племянница давно в раю вместе со своими домочадцами, – перебил его Илья Романович, скосив глаза на поляка. Тот делал вид, что разговор ему совершенно безразличен, и даже отошел в сторону, с интересом разглядывая портрет несчастной сироты, грациозно сложившей руки на груди и устремившей к небу невинные глаза, полные слез. Впрочем, портрет этот, как и все более-менее ценное имущество князя, был ему давно известен, и ростовщик имел о нем весьма определенное мнение: «Подделка!»
– Как в раю?.. А, ну да… Разумеется, – опомнился от удивления Калошин, – я ведь имел в виду ту авантюристку, что выдавала себя за вашу племянницу.
– Мне нет дела до авантюристок! – отрезал князь. – И до авантюристов тоже! Сброда всякого развелось – не продохнуть!
– Да ведь, Илья Романович, вам до нее дела нет потому, что вы считаете ее покойницей! – скороговоркой выпалил Илларион, отлично понявший, в кого метил князь, говоря об авантюристах. Зная крутой нрав Белозерского, он боялся, что ему укажут на дверь и не дадут досказать. – А она на самом деле жива… Живехонька! Под могильной плитой на кладбище Василеостровского острога лежит совсем другая девица…
– Что за чушь?! – вспылил князь. – Меня известили о ее смерти!
– Да ведь умерла-то не она, Илья Романович, а совсем другая девица, гулящая! – почуяв твердую почву под ногами, Илларион заговорил бойчее. – Ее и похоронили под видом вашей племянницы, то есть… Под видом авантюристки этой. А сама она вышла на свободу под видом той девки! Это мне известно доподлинно через самых верных людей, по старой службе!
Илларион приосанился, всем своим видом показывая, что сказал достаточно, и не намерен более навязываться. В серых выпуклых глазах князя мелькнуло беспокойство. С минуту он смотрел то на Иллариона, то на спину Летуновского, по которой, впрочем, нельзя было ничего прочесть.
– Я повторяю, мне нет до нее никакого дела, – наконец процедил сквозь зубы Белозерский. И внезапно, совсем другим тоном, тревожным и испуганным, добавил: – Где же она сейчас? Тебе известно?
Илларион загадочно улыбнулся:
– Я, Илья Романович, насчет многого, очень многого могу быть известен… Вот только не знаю, сумею ли вам угодить?
– Ты говоришь, семнадцать лет назад она живой вышла из острога… – пробормотал князь, хмурясь и кусая губы. – Это ничего еще не значит. За семнадцать лет она могла семнадцать раз умереть. И даже семнадцать по семнадцать раз! Да пусть она и жива – повторяю, мне до нее дела нет!
– Конечно, конечно, – вкрадчиво заметил Калошин, – смерть не по лесу ходит, а по людям, знаем… Только… Вам-то нет до нее дела, но ведь вполне возможно, что ей… гм… есть дело до вас, и она вновь захочет вас побеспокоить насчет своих имущественных прав… Это будет… Неприятно.
Скромно произнеся последнее слово, Илларион многозначительно умолк. В гостиной стало очень тихо. Летуновский оторвался, наконец, от созерцания молящейся сироты, над которой витали ангелы в количестве, вряд ли потребном одному человеку, и оглянулся на князя. Илья Романович сидел, подавшись вперед, судорожно впившись пальцами в подлокотники кресла, с приоткрытым ртом, будто хотел вскочить и что-то сказать, но одновременно потерял и дар речи, и способности владения членами. Он глядел на бывшего слугу с таким ужасом, словно тот нес на своем смуглом лице огненную печать преисподней.
Казимир Аристархович вернулся домой совершенно разбитым, с больной головой. Он отказался от ужина и велел камердинеру приготовить ему другой фрак, предназначенный для вечернего приема.
– Что случилось? – войдя к нему в кабинет, настороженно спросила молодая супруга. – На тебе лица нет.
– Все пошло кувырком, – раздраженно бросил он в ответ, – лучше не спрашивай. Как говорится, человек хочет, а Бог хохочет.
– Потому что дело, которым мы все тут занимаемся, не угодно Богу! – Теофилия перекрестилась.
– Неужели? – усмехнулся Летуновский. – По-твоему, Бог покровительствует ворам и мошенникам?
– Как ты не понимаешь, Казимирушка, – ласково сказала супруга, и ее наивные глаза приобрели странно серьезное выражение. – Бог дает князю время для покаяния, чтобы он сам искупил свою вину.
– Не знаю, что ему дает Бог, – с долей сомнения произнес ростовщик, – но Белозерскому всегда в последний момент выпадает удача. Это непременно дьявольское везение.
– Не нам об этом судить, дорогой… Дьявол ничего не может подарить человеку, у него нет на это власти. Он только обещает и потом обманывает. Так что…
Летуновский уже привык к тому, что жена, которую многие считали чуть не дурочкой, говорит подчас неожиданные вещи, особенно если разговор касается вопросов веры. Сам он стал посещать церковь совсем недавно, после венчания. Теофилия настоятельно и в то же время мягко требовала от мужа, чтобы он регулярно исповедовался и причащался, как подобает доброму католику, а по воскресеньям делал пожертвования в церковную казну. Эта материальная сторона веры была очень понятна ростовщику. Вносишь деньги – покупаешь место в раю. И потому Летуновский с таким воодушевлением раскошеливался, когда ему протягивали корзинку для пожертвований. Кроме того, Летуновский по своей личной инициативе передал отцу-настоятелю кругленькую сумму на