– Вы кого-то хотели здесь удивить парижским дипломом? – наградил он Глеба презрительной ухмылкой. – И почище вашего врачи ходят без места. Так-с!
– Но я хотел бы получить место в вашей больнице, – не обращая внимания на хамство доктора Пяста, твердым голосом произнес молодой человек.
– А где вы практиковали? – иронично поинтересовался Иван Францевич.
– Я занимался частной практикой в Париже и Генуе, – глазом не моргнув, ответил Глеб.
– Частной практикой, стало быть? – оскорбительно рассмеялся заместитель главного врача. – Не имея никакого опыта, не числясь при клинике, вы приобрели себе клиентов? Не смею подвергать ваши слова сомнению, но… Значит, вы занимались частной практикой… А позвольте узнать, сколько вам лет?
– Двадцать три года, – Глеб изо всех сил крепился, чтобы не надерзить.
– Сколько же вам было, когда вы окончили университет?
– Девятнадцать.
– Вы что же, издеваетесь надо мной? – лицо доктора Пяста сделалось суровым и непроницаемым, на нем не осталось и тени издевательской улыбки.
– Ничуть, – поспешил объясниться молодой человек, – я поступил в Сорбонну тринадцати лет от роду, сдав все экзамены на «отлично». К тому времени я уже обладал достаточными знаниями в естествознании, химии, математике и свободно изъяснялся на шести языках: французском, итальянском, немецком, древнееврейском, латыни и греческом. За время учебы добавилось еще три языка: арабский, английский и санскрит.
– Зачем вы мне рассказываете эти басни про языки? – раздраженно спросил Иван Францевич.
– Затем, что я их изучал не ради собственного тщеславия, – терпеливо ответил Глеб. – Я читал на них медицинские труды разных стран и эпох…
– А-а, вот оно что, – снова ухмыльнулся Пяст, – то есть, вы теперь знаете, как лечить бубонную чуму сушеным крокодилом?
– Я знаю, например, средство, которым индусы еще в древности останавливали холеру. – Глеб произнес это торжественно, даже с пафосом, и посмотрел прямо в глаза Ивану Францевичу, ожидая его реакции.
– Вы еще очень молоды и наивны, – бросил заместитель главного врача после длинной паузы, во время которой он пытался осмыслить все признания этого странного молодого человека. Не придя ни к какому выводу, он поморщился, будто лизнув хины: – Ну, хорошо, а рекомендации у вас имеются?
– Рекомендации? – растерялся Глеб.
– Как же без них? Конечно, рекомендации от докторов, с которыми вы консультировались, например, созывая консилиум. Без рекомендаций сюда устроиться никак нельзя.
– Но я ни разу не созывал консилиумов! – возмутился молодой человек. – Мне это совершенно не требовалось! Я ни разу не ошибся в поставленном мною диагнозе…
– Послушайте, Глеб Ильич, – перебил его Иван Францевич уже намного мягче, – доктор Маркус вас не примет в клинику без рекомендаций, и точка. Вижу, что человек вы необычный, но чтобы найти место в какой-либо московской больнице, этого качества недостанет. Примите во внимание еще и свой юный возраст. Ступайте и помяните мое слово – вам везде скажут то же, что и я, и куда резче. Я еще вас пожалел!
На этом разговор был окончен. В ближайшие дни Глеб мог убедиться в правоте слов доктора Пяста. Везде от него сразу требовали рекомендаций, всех настораживал возраст парижского врача, а кое-кто даже прямо сомневался в подлинности его диплома. Все бы кончилось весьма плачевно для Глеба, если бы не случай.
Как-то вечером в его комнату постучали и тут же ввалились Фрол Матвеевич и Архип, оба вроде как навеселе. Дерябин держал в руках поднос с горячими плюшками, а старый слуга тащил самовар. Они явно хотели сделать Глебу сюрприз, но застыли на пороге, увидев, что Глеб сидит за столом и что-то сосредоточенно пишет. На полу, вокруг печной трубы, были разложены на газетных листах для просушки некие извилистые корневища.
– Это что еще значит? – присвистнул Фрол Матвеевич.
– И где же вы такого страху набрали, барин? – изумился Архип, удивленно выглядывая из-за самовара.
– Сегодня был в трех аптеках, – не отрываясь от своей писанины, стал объяснять Глеб, – и скупил все имеющиеся у них корни белой чемерицы. Беда только, что корни свежие, недавно привезенные из Малороссии… А надобны сушеные!
– И на что они вам надобны? – осторожно поинтересовался булочник.
– Это единственное известное мне средство против холеры, – спокойно продолжал молодой доктор. – Для начала я высушу эти корни, потом натру на терке и таким образом приготовлю порошки.
– Говорил я тебе, Фрол, с этим парнем никакая хворь не страшна! – подмигнул Дерябину старик. – В детстве он сам себя вылечил прям у меня на глазах!
Видно было, как старый слуга гордится своим бывшим подопечным.
– А мы вот вам перекусить принесли, господин доктор! – опомнился хозяин квартиры, водрузив на стол блюдо с горячими плюшками.
– И чайку, Глеб Ильич! – Архип торжественно поставил рядом с плюшками дымящийся самовар, слегка помятый, но начищенный до блеска.
Глеб отложил в сторону тетрадь и карандаш, окинул взглядом подношения и произнес упавшим голосом:
– Я не хочу вас обманывать, Фрол Матвеевич… Лакомиться мне не на что. У меня в скором времени закончатся сбережения, и взять будет неоткуда, потому что мне везде отказывают от места.
– Как так? – возмутился Дерябин. – А как же ваш парижский диплом? А Настенька-то, голубка моя… Вы помогли – и пошла на поправку!
– Всех смущает мой возраст и отсутствие рекомендаций… – признался молодой человек.
– Протекция им нужна, свиньям, вот что! – воздев корявый указательный палец к небу, гневно воскликнул Фрол Матвеевич. – Без протекции ты сегодня – нуль, никчемная букашка! Все устраивается по знакомству, все! Копейку заработать хочешь – ищи знакомство, рубль желаешь получить – ищи сто знакомств… И будь ты даже семи пядей во лбу, без протекции не пробьешься!
– Что же мне предпринять? – упавшим голосом спросил Глеб. – У меня-то в Москве вовсе нет никаких знакомств.
– Вы, Глебушка, не кручиньтесь, – ласково, по старой памяти, проговорил Архип, придвигая своему бывшему господину чашку с чаем. – Может, и мы вам на что-то сгодимся! Авось, что и надумаем сообща…
– Чего тут думать? – усевшись за стол, заявил булочник. – Нужно искать доктора. Есть у меня один на примете…
– Кто таков? – заинтересовался Архип.
– Один немец, – таинственно пояснил Дерябин. – Здесь неподалеку живет, зовется Штайнвальд Густав Карлович. В Мещанской больнице служит. Я ему каждое утро к завтраку крендели-брецли доставляю с соленым маслом, с марципаном и еще с сыром. Они с супругой без них прямо свой кофий пить не могут, вот уж любят, так любят! Говорят, мои ничуть не хуже, чем в ихней Баварии… – самодовольно добавил булочник. – Вот прямо к нему и обращусь, вдруг он что-нибудь присоветует…
…На следующее утро Фрол Матвеевич ворвался в комнату Глеба, когда тот еще спал.
– Подымайтесь, ну-ка, Глеб Ильич! – растолкал он жильца за плечо. – Так что, доктор Штайнвальд хотят видеть вас прямо сей момент. Они едут на службу и требуют, чтобы вы непременно составили им компанию.
Молодой человек, поборов крепкий утренний сон, тотчас вскочил с постели:
– Куда идти?
– Да недалеко идти, спуститься только! – Булочник, волнуясь не меньше доктора, помогал ему одеться. – Они внизу ждут, на крыльце…
Утро было темное и сырое, накрапывал дождь. Зеленоватый свет газового фонаря выхватывал из тьмы маленькую, субтильную фигуру, укрывшуюся под огромным черным зонтом.
– Доброе утро, господин Белозерский! – Зонт покачнулся, на свет выступило лицо мужчины лет пятидесяти, с птичьим заостренным носом и глубоко посаженными маленькими глазками. Как ни странно, лицо это показалось Глебу знакомым. Впрочем, недоумение молодого человека немедленно разъяснилось.
– Вы меня, очевидно, не узнаете? – продолжал Штайнвальд. – Неудивительно! Ведь я вас лечил, когда вы были в младенческом возрасте. Я был вашим семейным доктором…
– Кажется, припоминаю… – пробормотал Глеб.
– Вот не думал, что сын князя выучится медицине! – прищурился доктор.
– Видите ли, это долгая история… И мне бы очень не хотелось, чтобы кто-нибудь знал о моем происхождении, – смутившись, признался Глеб.
– Понимаю, да! – кивнул Штайнвальд. – Не беспокойтесь, я буду держать язык за зубами.
Они взяли извозчика и вместе отправились в Мещанскую больницу. Там в довольно просторном кабинете, который Густав Карлович делил с двумя коллегами, он подробно изучил диплом Белозерского. Штайнвальд долго растирал нахмуренный лоб, барабанил пальцами по столешнице и наконец изрек:
– Положение ваше незавидное! Всему виной не только ваш юный возраст и отсутствие рекомендаций. Есть еще кое-что… – он тяжело вздохнул.
– Говорите, прошу вас, я готов ко всему!
– Увы, Глеб Ильич, наши немецкие доктора не любят брать на службу… скажем так, не немцев.
– Я это уже почувствовал, – усмехнулся Глеб. Он не раз пожалел, что так поспешно сжег фальшивый диплом на имя австрийского подданного.
– Однако есть один вариант, при котором ваш возраст может сослужить вам добрую службу! – Штайнвальд посмотрел на молодого человека с ободрительной улыбкой. – Дело в том, что сын знаменитого доктора Гильтебрандта, Иван Федорович, ваш ровесник, сейчас служит помощником профессора в Хирургическом институте и делает на этом поприще большие успехи. На днях ему поручили организовать лечебницу при Московском университете. Он будет набирать персонал из молодых талантливых докторов и лучших студентов медицинского факультета. Я давно знаком с его отцом и с чистой совестью могу вас порекомендовать…
…Иван Федорович Гильтебрандт поступил в Московский университет в возрасте двенадцати лет на отделение словесности. Написал два сочинения, за которые получил серебряную и золотую медали. Потом перевелся на физико-математическое отделение, но, проучившись всего год, решил, в конце концов, пойти по стопам своего отца, знаменитого хирурга. Медицинское отделение он окончил в